Земля Обетованная

И ладно бы только внутри: одновременно с диким рёвом полился поток энергии, превращающий меня в беролака. И, одновременно же, вокруг меня стал проявляться призрачный Потап. Так что «мысленный рёв» был и вполне физическим: воздух пошёл заметными волнами искажений, дерево затрещало. А меня заливала совершенно животная ярость Потапа, осознавшего, насколько беспомощным его сделали.

— Ты это… полегче! — мужественно пискнул я. — Нам на этом корыте ещё возвращаться, а то хрен знает, куда мы заплыли.

«Р-р-р… ладно», — недовольно буркнул Потап, явно беря себя в лапы.

И даже не «проявился» полноценно, а был этаким «плащом-нашлёпкой» на моём теле, предоставив действовать именно мне — видимо, учитывая прекрасное настроение, понимал, что и вправду «уничтожит», причём не только то, что надо, но и то, что категорически не надо.

— Сейчас разберёмся с этой калошей и поговорим, — бегло сообщил я, на что последовало согласное ворчание. — Ну что, никто не ждал видома Михайло Потапыча?! — рыкнул я, с нижней лапы вышибая дверь комнатки своего бывшего заточения.

3. Реактивный видом

Самое забавное, что первые встречные действительно «не ждали Михайло Потапыча». И не только не ждали: при виде немного недовольного беролака, попыхивающего огоньком, помахивающего, помимо своих персональных, ещё и здоровенными призрачными лапами… Ну, естественное поведение человеков (и не только) делится на две категории: бежать нахрен (это живые) и биться насмерть (это герои и перекусон). А несколько встречных мне водоплавающих пучили глаза, щёлкали клювом и явно и очевидно удивлялись моему присутствию. Один из помощников Тралка, в общем-то, знакомый териантроп-морская корова (или свинтус или ещё какой тюлень: хрен поймёшь, уж слишком гибрид ластоного и акулы далеко ушёл от прототипа зверодуха). Ну да хрен бы с ним, главное: офицер корабля, владетель, стоял и вместо того, чтобы с визгом и писком спасать свою шкуру — непонимающе лупал на меня глазами на месте. Мало того: через несколько секунд перестал щёлкать клювом (лупать глазами не прекратил) и пискнул:

— Михайло… Потапыч?

— Ну? — вежливо прорычал я.

— А… как вы оказались на Потрясателе? И зачем?

— Сие тайны видомские, непосвященным непонятные. А появился — Тралку морду быть.

— Капи…

— Чегось? — ласково улыбнулся я, пыхая огоньком.

— Ничего, ваше почтенство, навь попутала!

— Вот то-то, — фыркнул я. — Спрячься, что ли, куда нибудь — а то пришибу случайно.

И потопал дальше. Тралка я хрен почую, воробья жирного, точнее — хрен отличу от кучи народа из экипажа. А вот Хиза чувствовалась отчётливо и была не в подвале корыта, где сейчас топал я, а наверху, на открытом полу. Ну и Тралк, небось, там ошивается, хотя на него, в общем-то, пофиг: не противник и опасность нулевая, особенно после того, как я ему оборву (ну или сломаю в десяти местах, если меня скрутит приступ непреодолимого милосердия) ручки и ножки — так и вообще даже полезный в моём возвращении персонаж может оказаться. А вот менаду надо выводить из строя, хотя… Блин, если её убить — Тралк может рогом упереться, несмотря на абсурдность наличия рога у толстого воробья.

«Сожрать!» — вынес вердикт Потап.

— Тут, чтоб его, ход на морских змеях, которыми рулит Тралк. Или ветра менады. В принципе, Потрясатель и без них плыть может, но до-о-олго, — пояснил я.

«Хр-р-ры-ы-ы», — задумчиво прорычал Потап. — «Тогда не сжирай. Но обоссы!»

— Так и собирался, — честно ответил я, хотя не уверен, что буду заниматься уринотерапией в прямом смысле слова.

Но в любом случае выходит, что команда не в курсе беролаканеперства, референдум Тралк не проводил, и совершенно не факт, что хоть одна морда на Потрясателе знает про меня. А значит, вероятность сопротивления от команды невелика. Тралк и Хиза — но тут понятно, они про меня даже знают.

С этими мыслями я дотопал до лестницы на пол корабля. И притормозил: менада почуяла видома «в силах тяжких». И, вместо того, чтобы как порядочный разумный: впасть в истерику, побегать кругами, подёргать руками, попричитать «что же делать-что же делать?!» — эта… менада, чтоб не выражаться матом, готовилась к бою. То есть я, в подвальном ярусе Потрясателя, прекрасно ощущал пронизанное эманациями Эвра колдовство. Воющее, ревущее, режущее… Хм, а это Хиза дура: если бы она «работала» именно массами воздуха, ну, например, нацеленными меня сдуть с пола корабля к чертям, то шансы бы были. Но она готовила что-то вроде «воздушных копий, лезвий» и прочей логикопротивной хренотени. И то, что к этому прикручена сила божества — делает эту фигню сильнее. Но даже укреплённый и прессованный навоз хреново годится для пули, а вот для утопления — самое то. А всякое «воздушное оружие»…

«Уверен?» — полюбопытствовал топтыгин.

— Да, Потап. Огонь прекрасно справится с воздухом, это по логике, даже вроде по физике, да и по магии. А божественная присадка — что она сделает без воздуха?

«Р-р-р-р-ы-ы», — задумчиво прорычал мохнатый. — «Ну попробуй. Но если что…»

— Само собой! — даже несколько возмутился я. — Что я, герой, что ли?!

«Нет, просто шебуршень», — мерзко захихикала мохнатая задница.

— Кроме того, Потап, ты же это корыто разнесёшь, даже если не будешь всё нахрен уничтожать. Ты здоровый…

«Большой, красивый и толстый», — довольно дополнила медвежатина. — «Но будешь подыхать — вытащу. И буду смеяться и пинать!»

— Как будто ты без этого не пинаешься. А я насчёт того, куда девается сила, пока ты дрых — понял, — на последнее последовало не вербализованное сопение, одновременно заинтересованное и обиженное. — Закончим с этой парочкой, захватим корабль, поднимем флаг с медвежьей головой и лапой, показывающей кукиш, — на последнем Потап довольно захрюкал, одобряя нововведение. — В общем, надо в навь… не совсем в навь… И не знаю, сможешь ли ты туда попасть. Короче: разберёмся тут — и уже в безопасности будем разбираться с «там», — закончил я, потому что мысли выходили редкостно скомканными а толковых образов, кроме «охренеть!» — не формировалось.

«Уговорил», — важно сообщил мохнатый.

Так что подготовился я, накачал в душевного жаба (с ним отдельная песня, но это с Потапом позже разбираться будем, как и с моим богатым и бездонным внутренним миром) кучу энергии и покрылся магической сверхтемпературной плазмой. И…

— Кто сопрёт мои сапоги — умрёт от пинка, — прорычал я, стаскивая обувку и пристраивая её в уголочке.

Подумал, да и вывел выжженную надпись соответствующего содержания над пристроенным у стенки имуществом. А то до кожевенной мастерской не меньше двух недель, а то и все три. И босяком моё почтенство быть категорически не желает! И не желаю разувать всяких водоплавающих, с их потрёпанными, ношеными и вонючими шлёпанцами.

И потопал по лестнице, светясь, как звезда какая, бело-голубым пламенем в виде этакого скафандра. Высунул морду в приоткрытый люк — и, естественно, получил в неё заготовленным подарком. Всякие режущие потоки воздуха и прочая хренотень, которые… сгорели или что-то такое на моём плазменном доспехе. А божественной присадки, без воздуха, хватило только на то, чтобы взъерошить мне шерсть.

— Здра-а-а-асьте! — провозгласил я, выбираясь на пол корабля под градом всякой воздушной пакости менады. — Заканчивайте уже эту хренотень и принимайте заслуженную кару от моего почтенства, — дополнил я, пафосно стоя, светясь и оглядываясь.

Вообще, опыт «боевого воздействия» божественной силой на меня выходил не лишним. Например, я понял и почувствовал, что если бы под плазменным доспехом оставался воздух — мне бы настал бесповоротный кирдык. Эврово проявление взяло бы его под контроль и начало наносить мне вред и ущерб. Но воздуха под доспехом не было, точнее… Была некая магическая субстанция, выглядящая, как воздух, выполняющая функции воздуха, но воздухом не являющаяся. Как и материальным объектом, в прямом смысле слова: я дышал, по сути, энергией, которая по принципу трансформации плоти териантропа (но ГОРАЗДО проще) формировала мне дыхательную смесь. И власти у Эвра над этой фигулиной, как понятно, не было. А вот если Ид…