Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Земля святого Витта
Шрифт:

Очутившись в точке зависания, особенно в начальной, шар чуть сильней обычного вспыхивал и переливался, и в этот миг что-то похожее на звон слышала не только вся Россия, но - по слухам - и такие города, как Урга, Ашхабад, Вильна, Киев и Карасу-Базар в Крыму; кто-то (может быть, по самовнушению) слышал Хрустальный Звон и в Америке. Кто слышал Хрустальный Звон, тот немедленно проникался думами о России, начинал о ней чуть ли не тосковать - даже если сидел посреди России в собственном доме. Из Туруханска Звон был ясно виден и слышен в Мирном и в Остяковске-Вогульске, да и в Томске тоже, звон над Медведицей доносился до Ростова и Астрахани, здесь он был особенно силен, даже обитатели Челябинска что-то такое слышали, звон "изначальной точки" (между Казанью и Вяткой) слышен был и Москве, и Воронежу,

и так далее, и так далее, и так далее. Питер считал своим звон архангельский. Россия уже привыкла к Хрустальному Звону и ничего, кроме моды на цифру "9", заметного в жизни России он не оставил - к Хрустальному Звону просто привыкли. Впрочем, всем, кто думал о Звоне или видел его, начинало казаться, что он находится во всех девяти точках его зависания, длившегося то чуть меньше трех суток, то чуть больше. Впрочем, "звонопоклонники", конечно, возникли не только в России, но и во всем мире. Ни над какой другой страной, кроме России, ничего подобного не висело.

Над Киммерией Звон не появлялся, никто его тут не слышал, а видели киммерийцы хрустальный шар лишь по телевидению. "Мало ли чего еще есть на белом свете! Глядишь, еще и не то удумают!" - решал рядовой киммериец, поглядев на изображение Звона - и возвращался к повседневным делам. Новость, принесенная Гендером в дом Подселенцева, была первой реакцией Киммерии на неслышный ей Звон.

– Я готов... вкалывать.
– сказал жрец упраздненной науки, по-волчьи отводя голову в сторону и вниз.
– Но прошу учесть, я очень далеко живу: на Великом Поклепе. Так что дорога на службу будет у меня занимать... много времени, доходов у меня сейчас никаких, частный транспорт для меня недоступная роскошь, если возможно, учтите.

Федор Кузьмич задумался.

– А семья у вас?

– У меня нет семьи. Не сложилось. С отцом отношений не поддерживаю. В нашем роду уже много поколений женитьбы происходят... трудно. Словом, семьи у меня нет.

– Почему бы сексопатологу не завести семью? Что тут трудного? Вас же родили как-то.

Гендер чуть покраснел.

– Мой отец женился на моей матери... по приговору архонта.

– А чем же, простите, провинился ваш батюшка?

– Увы, имело место тяжелое преступление... Его совершила моя матушка. Она составила приворотное зелье... и злоупотребила им. Она продала его моему батюшке. Очень дорого. А прислал его к ней за приворотным зельем архонт... по постановлению медицинской гильдии. Ее тогда возглавлял мой дедушка. Отец моего отца, если это сколько-нибудь интересно. Дед был очень озабочен тем, что отец злоупотребляет возможностями своей профессии, причем ежедневно...

За дверью громко хрюкнули: Доня, кажется, подслушивала. Федор Кузьмич очень громко и очень недовольно откашлялся. Хрюк прекратился, но из этого еще ничего не следовало.

– "Но человека человек... послал..." м-м, к архонту? Не помню дальше. Впрочем, если вы холостяк-одиночка, думаю, жилье для вас найдется. По крайней мере в рабочие дни ночевать вы здесь сможете. У вас тут в аптеках бром по рецепту?

– Само собой... Нельзя же его так просто продавать, совсем рождаемость исчезнет. Киммерийцы - трудоголики!..

– То-то и нет сексопатологии... Впрочем, не верю я, не верю. Доня! Ты сегодня хотела приготовить помешанную свинину!..
– в коридоре послышался стук Дониных сабо, а Федор Кузьмич улыбнулся уголками рта.
– Это хороший рецепт, только хлопотный. Мелко нарезанная свинина с мелко нарезанным орляком, все время нужно помешивать - получается вкусно. Я надеюсь, вы не вегетарианец. Для начала, коллега, я выпишу недельную порцию брома. У нас в подвале, изволите ли видеть, шестеро бугаев с негашеной сексуальной энергией. Давайте начнем их энергию гасить. Вас я оформлю при них... хлеборезом. Нет, лучше баландером. Или лучше, может быть, бромочерпием? А, где наша не пропадала. Оформлю вас на все три ставки. Разработайте рецептуру сочетания кормовой соболятины с моченой ягодой на шестерых. Средний вес кормимого - пять с половиной пудов живого веса. Кстати, забыл спросить, вы не вегетарианец?

Гендер грустно усмехнулся.

– Увы, от бедности последнее время даже антивегетарианец. Я даже не член гильдии, никакой.

Вегетарианцы у нас - это лишь богатые граждане. Бобры. Евреи. Евреи в Киммерионе - богатая, сильная гильдия, у них меняльные конторы, все синхронное толмаческое дело в их руках, глухонемое и другое. Впрочем, если вы примете меня на работу, у меня возникнет право вступить в гильдию наймитов. Архонт уже объявил о ее создании, сейчас идет работа над уставом.

– Наймитов?

– Понимаю вас, - грустно улыбнулся Гендер, - в России это ругательство, а в Киммерии - старинное, простое слово. Наемный чернорабочий, ничего больше. А вы сможете выписать бром? Кстати, напоминаю о несовместимости с це-два-аш-пять-о-аш.

– Аш два о с несоленой соболятиной им, а не це два! Итак, для начала три литра. Если не примут по одному рецепту - обратимся к хозяину дома. Он к архонту обратится. Не завидую тогда аптекарю. И последите, коллега, чтобы рецепт вам вернули. Я бесплатных автографов не раздаю. А потом, как бром получите - приходите ко мне. Составим этим лбам сбаланди... сбалансированную баланду с высоким содержанием брома, а не то они друг друга... Это, впрочем, по вашей основной профессии. Минойский кодекс, помнится, ничего интересного - кроме порки - за содомию по обоюдному согласию не назначает.

– О да. Но это - киммерийская порка! Мастера на Земле Святого Эльма отнюдь не одни настурции выращивают. Так вы дозволяете мне подать прошение о вступлении в гильдию наймитов?

– Если угодно. Но сперва купите бром, деньги вам на кухне выдадут. Гость умиротворенно отправился на Аптекарскую, взяв в обнимку трехлитровую банку с неотмытой этикеткой "Огурчики малосольные парниковые киммерийские". Женщины собрались на кухне вокруг Федора Кузьмича - узнать, что за новый жилец в доме. Пришел со двора и Варфоломей - с утра он был занят щипанием на лучину железного полена, - дерево железного кедра загорается с трудом, но уж когда разгорится - как сто двадцать свечей горит, и - в отличие от электролампочки - не скоро выгорает.

– Придется принять, - коротко сказал Федор Кузьмич, и все поняли: да, придется.
– Считайте, что спасаете врача-вредителя.

Гликерия мелко закрестилась.

– Тю на тебя!
– сказал старец, - Его родной отец со свету сживает. А он сам - врач. Теперь за нашими идиотами ходить в подполе будет. Харчи отработает, а поселить его... Нин, две комнаты ведь пустых были!

– И есть пустые, - отозвалась Нинель, - только может мы второй катух откроем? Стоит заколоченный при кухне сто тридцать лет, зачем пустой стоит? Пусть человек живет, если говоришь, что хороший... а я знаю, хороший. Ну, будет, будет...

– Какой второй катух?
– обалдела Гликерия - у нас только один, при кухне, там Варька спит. Нету другого!

– Есть, хозяюшка. Там топчан стоит и рухлядь Мины Миноича, твоего прадедушки лежать будет, когда откроем...

– Да как ты можешь знать-то?

– Я не могу знать, я знаю. Словом, Варфоломейка, ты у нас один не хилый, подвинь-ка поленья!

Повинуясь инструкциям Нинели, Варфоломей уперся ногами в стену, головой в полуторосаженную поленницу - и напрягся. Поленница аккуратно поехала вправо, обнажая ничем не примечательный кусок стены. Нинель обстукала на ней прямоугольник и показала, где отбить штукатурку, не забыв добавить, что когда "новый въедет, все заштукатуришь". К удивлению всех, кроме Нинели (и Варфоломея - он давно знал, кто тут больше всех знает, в нем текла кровь гипофета) - обнажилась плотно заделанная дверь.

– Статочный был резчик прадедушка!... с благоговением сказала Гликерия, разглядывая золотую рыбку, глотающую тюльпан, - на двери вместо замочной скважины был выгравирован именно такой знак.
– Красиво рисовал!

– Он не рисовал, тетя Гликерия, - сказал Варфоломей смущенно, - это по-минойски написано "обеденный перерыв".

– Тогда тем более открывай, - сказала Нинель, - пообедали, хватит. Только стену, стену, дурень, не свороти, да нет, не своротишь... Стой!..

Но было уже поздно - рубаха на спине Варфоломея лопнула чуть ли не крест-накрест (во мускулы-то!), а большая деревянная дверь в стене кухни открылась. Из темного провала дохнуло столетней пылью. Нинель первая осторожно заглянула в темноту.

Поделиться с друзьями: