Землячки 3. Интерес
Шрифт:
– Меня акулы не съедят?
– Нет, здесь их нет, - он скинул с себя рубашку.
– Я без тебя не пойду, - осторожничала она, не доверяя обманчивой действительности.
– А ты плавать умеешь?
– Умею, - смеялся он, скидывая брюки.
– Показать?
Он схватил её на руки, и с разбегу они плюхнулись в воду. Она вынырнула, вздохнула, нащупала ногами рассыпчатый песок, и замерла, не поверив своей коже -- вода была, как парное молоко, мягкой, тёплой, даже горячее парного молока. Увидев, что он вынырнул далеко в море, подпрыгнула, нырнула поглубже, открыла под
– Ура! Ура! Ура!
– Кричала она, повиснув у него на шее.
– Ура!
– Успокойся, весь город сбежится посмотреть, что случилось в тихой заводи, - смеялся он.
Но она успокоиться не могла, кувыркалась вокруг него, отплывала, ныряла, и всё кричала, и кричала невесть что, выравнивая свою энергетику. Наконец, устав, обессиленная, доползла до края, и так и осталась в воде, не желая выходить.
Она только почувствовала, как он стягивает с неё плавки.
– А может это водой смывает?
– Засомневалась она, смеясь и переворачиваясь.
– Ты же этого хотела, - шептал он, полуплавая над ней и увлекая своим естеством на глубину.
Только бёдра были вместе, а тела метались по воде от внезапно нахлынувшей страсти. Она казалась себе игрушкой в его руках, которые легко делали с ней всё, что хотели, и она подчинилась этой силе.
Он на своих руках вынес её из воды и опустил на тёплый песок. Она не смотрела на него, лежала с закрытыми глазами, а горячее тело клокотало:
Страстно желаю всё вновь повторить!
Страстно желаю любить и любить!
Сердце отдам, отдам всю себя,
чтобы почувствовать снова тебя.
Тебя и себя!
Ноги, сплетаясь, ищут покоя...
Губы, касаясь, от жажды горят...
Нежные руки гладят обоих...
Тела, извиваясь, хотят и хотят
раствориться в друг друге, слиться в одно,
не видеть, не знать никого, ничего...
Лишь слышать биение крови взаимно...
Но страсти мгновенье, как ты не длинно!
Не вставая, перекатилась в воду, так и осталась в ней, как была, без плавок. Вдобавок развязала и лифчик, выбросила из воды.
Ей показалось, что она на некоторое время вздремнула. Открыла глаза. Он сидел перед ней наполовину в воде и улыбался.
– Я желаю здесь бичевать, - засмеялась она.
– Здесь БИЧей нет, - заявил он, - город-то закрытый, тебя через день бичевания выдворят за его пределы.
– Так вот почему здесь совсем нет народу! И шума никакого. Всех выдворили! И, вообще, у меня такое чувство, что за нами сейчас наблюдают, даже кожей чувствую что-то подозрительное.
– Не сомневаюсь. Даже уверен.
– Откуда?
– И с сопок, и с моря.
– С какой стороны?
– Со всех сторон. Здесь вокруг граница, - смеялся он, - сидят сейчас дежурные, рассматривают нас, похохатывают пока.
– Врёшь!
– Нет, это истинная правда, - улыбался он.
– Не может быть!
– Может. Так оно и есть.
– А что у них на сопках за аппаратура такая?
– Самая что ни на есть серьёзная, до Японии просматривает.
–
Да ты что!– Да. Вот.
– Тогда не будем из себя шпионов строить, - засмеялась она, - будем любовью заниматься, - и повалила его в воду.
За весь день на пляже пару раз появились мамы с ребятишками, да под вечер стайки молодёжи пришли покупаться.
– Я думала, что в таких местах только Боги живут, - говорила она на обратном пути.
– Знаешь, я была на Чёрном море, на Каспийском, на Рижском взморье, и везде за день так уставала, что еле добиралась до постели, а сегодня я в такую гору поднялась -- и хоть бы что! Мы даже крошки во рту не держали с самого утра. Легко-то как! Себе не верю.
– Здесь недалеко от дома, хорошая ли, не знаю, столовая есть. Сейчас надо поесть обязательно, чтобы ты на меня ночью не обижалась, - засмеялся он, - вдруг сбежишь.
– Как скажешь, - смеялась она.
– Куда бежать-то? На пляж разве? Так и там ни одной живой души даже днём-то нет. Никто дороги на выход не покажет.
Он набрал полный поднос, она -- кусок мяса отварного, чай с лимоном, ватрушку и кусочек масла.
– Ты ешь, как цыплёнок, - смеялся он, - тебя не трудно содержать.
– Привыкла не распускать желудок в институте.
Вечером она постирала свою клетчатую рубашку, обои плавки, купальник, его рубашку, повесила на балконе, и весь вечер они рассматривали себя.
– Вроде целая пока кожа. Не сгорела. Завтра точно без купальника буду загорать, ни к чему мне белые полоски.
– У тебя хорошо, уже загар был, а я немного покраснел.
– Завтра туда же пойдём?
– Нет, завтра мы пойдём в другую сторону. В сберкассу надо заглянуть, мне с леспромхоза сюда деньги переводят, так удобнее, хоть туда едешь, хоть обратно, в любой момент по пути.
– А что не сразу в Свердловск?
– Так я там всё истрачу, а здесь целее как-то. Да и учиться без лишних денег легче, с толку не сбивают. К тому же мне ещё за пушнину иногда поступления бывают, сейчас, правда, редко. Да и должники мои этот счёт знают.
– И много у тебя должников?
– Да есть. Проверить надо, кто рассчитался.
Как-то не понравился ей этот разговор, на хвастовство похоже, но виду не подала.
Утром, погладив постиранное, приготовив завтрак, она будила его:
– Ну и любитель ты поспать. Я уже все дела переделала, уже скучно стало. Вставай, солнце уже высоко. Надо будет сегодня купить мыло разное и порошок стиральный.
– Хозяйственная же ты девица, - смеялся он, потягиваясь.
– Я же на каникулах, отлежаться хочется за весь год.
– А то вернётся твой друг, а в квартире шаром покати, даже умыться нечем.
– Ты опять сегодня в джинсах. А почему новый костюм не одела?
– Я пока в нём в ресторан не схожу, носить не имею права, - смеялась она.
– Я все свои наряды, даже плавки новые, в ресторанах обмываю.
– И часто это бывает?
– Два раза за всю жизнь только и пришлось, - хохотала она, и добавила, - плавки сменить.
– Умеешь же ты развеселить!
– Захохотал он.
– Жизнь -- штука весёлая.