Земляки по разуму
Шрифт:
Тут он, однако, ошибался, о чем ему тут же было и сообщено:
— Мой, черт тебя подери! Заманить меня, — друг сделал попытку подняться во весь рост, но этому быстро помешал низкий потолок кают-компании. Еще раз чертыхнувшись, он продолжил, — в эту консервную банку и думать, что моя нервная система останется равнодушной к такой метаморфозе! Да еще после этих чертовых таблеток!!!
— Я так понимаю, что ты водки тоже не взял, — грустно сделал вывод из агрессивной тирады Саньковский, встал на четвереньки и пополз к иллюминатору. Снаружи царила могильная тьма, потому что нет в подпространстве подзвезд, хоть ты тресни, а есть лишь
На Земле тоже было не все слава Богу. Когда две черные фигуры ушли в прорубь, Мария наотрез отказалась возвращаться домой.
— Пока не увижу их в небе, с места не двинусь. Может, ты с ними сговорился — мы отсюда, а они оттуда на берег! Знаю я вашу троицу.
Самохин посмотрел на нее долгим взглядом и попытался свести все к шутке:
— Не дай Бог кому таких — черных и в ластах, — ангелочков увидеть! Тогда придется всю Библию пересмотреть…
Саньковская презрительно фыркнула, давая понять, что такие хилые потуги юморить никогда не рассеют ее здоровой подозрительности. Димка попытался зайти с другого бока:
— Не понимаю я тебя. Ну почему ты так упрямо хочешь остаться соломенной вдовой при надежде, а?
— Это уже точно не твое дело!
— Почему же? Они ведь все-таки мои друзья…
Мария продолжать никчемный с ее точки зрения разговор не пожелала, о чем дала понять, отвернувшись и уставившись на черный провал проруби. Самохин некоторое время потоптался около нее, стараясь находиться спиной к озеру, а потом недовольно буркнул:
— Don’t worry. В смысле, не знаю, как ты, а я замерз. Буду ждать тебя в машине. Be happy.
Женщина бросила на него презрительный взгляд из-под заиндевелых ресниц:
— Не хочешь помахать друзьямна прощанье? Ну-ну!
— Черт его знает, сколько они там возиться будут. Все-таки «тарелка» — это не воздушный змей. Замерзнешь — приходи.
И ушел. Мысль о том, что Димка был прав, пришла к Саньковской спустя двадцать минут, когда ноги начали отказываться сгибаться, а мороз проник под шубу лисьего меха. Из проруби никто не показывался, и Марии хотелось верить, что Семен сидит внутри «тарелки», а не отдал Богу душу из-за переохлаждения организма — это было бы не только слишком несправедливо по отношению к ней, но и прямым предательством. Дабы убедиться, что это не так, оставалось только ждать. Выдохнув злобные облачка пара, она побрела к машине.
— Едем? — с готовностью открыл перед ней дверцу Самохин.
— Ни за что, — протелеграфировала клацающими зубами Саньковская.
— Ну-ну, — кивнул Димка.
Этот диалог повторился еще раз шесть или семь, прежде чем все случилось.
Саньковская в очередной раз брела от машины к своему посту, погруженная в думы, как эмбрион в околоплодные воды, когда с грохотом пушечного залпа лед в озере треснул и вспучился, родив чудо-юдо рыбу-кит. От неожиданности женское сердце екнуло, в груди похолодело, а сознание завопило в панике нечто нечленораздельное и было поглощено бескрайним, вселенским ужасом. Мария рухнула, как подкошенная, и уже не увидела сверкающей молнии, ударившей в небо.
Когда
к женщине подбежал Самохин, она лежала, скорчившись в позе зародыша, и на попытки ее растормошить и шлепки по щекам не реагировала.— Так я и знал, что ничем это хорошим не кончится, — процедил он сквозь зубы и поволок тело к машине. — Вечно с этой летающей кухонной утварью неприятности…
Спустя полчаса в больнице, куда Димка привез Саньковскую, сонный дежурный врач констатировал у нее состояние, близкое к коматозному, и определил на постой в палату интенсивной терапии.
Вторник, 5 декабря 1995 года
— Долго нам еще лететь? — поинтересовался Длинный, лежа на полу, покрытом синтетическим мхом, и ковыряясь в пасти зубочисткой, пачкой которых снабдила друга не в меру заботливая супруга.
— Понятия не имею, — не стал скрывать всей известной ему правды Саньковский. — Это известно только Богу и автопилоту.
— Так поинтересуйся у него.
— У Бога?
— У автопилота, придурок!
— Хм, а это мысль… Вот только я сомневаюсь, что ответ будет понятным. Мы же не знаем его родного языка.
— Чьего?
— Автопилота… Я хотел сказать — Тохиониуса.
Длинный осторожно приподнялся на локте и посмотрел на Семена в упор:
— Ты хуже старого негра! За столько лет мог бы его и выучить. Что же, придется надеяться, что звезды появятся раньше, чем закончатся котлеты.
Саньковский невесело покачал головой:
— Вот это вряд ли. Их там осталось штук десять, не больше.
— Что же мы жрать будем? — звякнул тревогой голос Длинного.
— Консервы, ясное дело. Я их целый ящик взял и, если Машка не забыла положить консервный нож, то…
— То я по возвращении оторву вам обоим головы, — буркнул друг и снова улегся, но ненадолго. — Надеюсь, ты взял свиную тушенку, а то я, знаешь ли, говяжью не сильно уважаю.
— Какая тушенка? В магазине была только сардинелла в масле.
— Что?!! — забыв о всякой осторожности, Длинный вскочил на ноги и шарахнулся о потолок.
Семен вздрогнул.
— Поосторожнее, а не то подхватишь сотрясение мозга.
— Повтори!
— Поосторожнее…
— Плевать мне на осторожность! Что ты сказал перед этим?!!
— Ты о консервах? А что я? — Саньковский развел руками. — Нет у нас в магазинах хлореллы [11] . Кроме того, сам подумай, воскресенье, большинство гастрономов закрыты…
11
По слухам, это растение является основной пищей космонавтов \ прим. С.Саньковского \.
— Какая хренелла?! — взбеленился друг. — Ты хочешь, чтобы я ел рыбу?!!
— Выбор у тебя, я бы сказал, небольшой.
Длинный подошел к Саньковскому и сдавленно прошипел, не помня себя от правоверной ярости:
— Поворачивай!
— Что?
— Поворачивай на Землю, иначе ребенок останется без отца!
— Да брось ты! Это же не телега. Захотел — налево, передумал — направо…
Осознав его правоту и бессильно опустив руки, Длинный сел на пол и обхватил ими голову. Его нескладное тело закачалось из стороны в сторону и запричитало: