Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.
Шрифт:
Когда Балагур был молод, в Схроне, в двенадцатой камере по его коридору сидел старик, который взялся как-то рассказывать байки о далеком прошлом. О временах еще до Древних времен, когда этот мир и нижний были единым целым и по земле свободно разгуливали демоны. Заключенные над ним смеялись, Балагур — тоже, поскольку в Схроне благоразумие требует делать все, что делают остальные, и не выделяться. Но позже, когда никого рядом не было, он все же подошел к старику и спросил, сколько в точности лет прошло с тех пор, как Эус запечатал врата, лишив демонов возможности выбираться на землю. Старик этого не знал. Сейчас Балагуру казалось, что обитатели нижнего мира прорвались-таки
Они торопливо миновали горящую башню, сквозь пробитую крышу которой пламя вырывалось вверх, делая ее похожей на гигантский факел. Балагур обливался потом, кашлял, снова обливался потом. Во рту у него было бесконечно сухо, в горле бесконечно саднило. Руки почернели от сажи.
В конце улицы, заваленной битым камнем, замаячили зубчатые контуры городской стены.
— Приближаемся! Не отставайте!
— Да… я… — только и смог прохрипеть Балагур, задыхаясь в дыму.
Навстречу им, осторожно пробиравшимся по узкой улочке, озаренной трепещущим красноватым светом, заваленной битым камнем, хлынул приливною волной шум битвы. Лязг и скрежет стали, яростный ор многих голосов. Звуки, которыми полнился однажды Схрон во время великого бунта, покуда шестеро самых опасных заключенных — в том числе Балагур — не решили, что пора остановить это безумие. Кто бы остановил безумие здесь?..
Раздался грохот, как при землетрясении, ночное небо полыхнуло красным сиянием. Коска, пригнувшись, метнулся за обгоревшее дерево, припал к стволу. Балагур притаился рядом. В ушах у него так громко отдавался стук сердца, что почти заглушал шум битвы, который все усиливался.
Шагов сто оставалось от этого места до бреши — рваного пятна мрака среди защитной стены, откуда валом валила в город талинская армия. Словно в кошмарном сне, по россыпи битого камня ползли муравьями солдаты — вниз, к выжженной дотла площади, где, верно, шло поначалу, после первого штурма, организованное сражение, которое превратилось теперь в хаотичную, яростную схватку между защитниками, укрывавшимися за баррикадами на краю площади, и захватчиками, к которым вновь и вновь подходили через брешь свежие силы, чтобы пополнить через несколько мгновений бессмысленного боя число мертвецов.
Над свалкой сверкали лезвия топоров и мечей, мелькали копья и пики, трепыхались рваные флаги. Во все стороны летели стрелы, пущенные защитниками из-за баррикад, талинцами из-за стены, неведомо кем с разрушенной башни возле бреши. На глазах у Балагура сверху от стены отвалился огромный кусок каменной кладки и рухнул в людской круговорот, проделав в нем изрядную прореху. Сотни людей сражались и умирали в адском свете факелов, метательных снарядов, горящих зданий. Балагуру не верилось, что это происходит на самом деле. Казалось, перед ним живая сцена, выстроенная художником, решившим написать батальное полотно.
— «Брешь в стене Виссерина», — пробормотал он себе под нос, сделав из рук рамку и представив себе эту картину висящей на стене в гостиной какого-нибудь богача.
Для двух человек, собирающихся убить друг друга, существует определенная последовательность действий. Для нескольких человек тоже. Даже для дюжины… И в подобных ситуациях Балагура ничто не смущало. Следуй установленному порядку и, если ты сильней, быстрей и сообразительней, выйдешь из боя живым. Но здесь никакого порядка не было. Бессмысленная свалка. Поди, узнай, в какой момент тебя нечаянно толкнут сзади, и ты окажешься на пике. Случайность на случайности. Можно ли предвидеть стрелу, пущенную из лука или арбалета, или камень,
упавший сверху? Угадать, с какой стороны приближается смерть, и увернуться от нее? Это походило на азартную игру, где ставка на кону — твоя жизнь. Игру, которую в конечном счете — как в Доме досуга Кардотти, — ты можешь только проиграть.— Похоже, жарко тут у них! — крикнул ему в ухо Коска.
— Жарко?
— Бывал я, правда, и в схватках пожарче! Брешь в Мурисе походила на двор скотобойни, когда мы закончили.
Голова у Балагура кружилась, и он с трудом заставил себя выговорить:
— Вы тоже… вот так?..
Коска небрежно отмахнулся.
— И не раз. Только это быстро надоедает, если ты не сумасшедший. Может, оно и кажется забавой, но нормальному человеку в такой свалке не место.
— Как они различают, где враг? — прохрипел Балагур.
На черном от копоти лице Коски сверкнула улыбка.
— Да никак обычно. Главное — целиться в правильную сторону и надеяться, что… ой.
От людского водоворота отделилась вдруг волна и хлынула, щетинясь оружием, к улочке, где они прятались. Защитники то были или захватчики, Балагур не понял — они и на людей-то не больно походили. Но, повернувшись, увидел, что навстречу им по той же улочке движется стена копий. Отсветы огня заметались на тусклом металле, на каменных лицах. Не люди — машины для убийства.
— Сюда!
Коска схватил Балагура за руку, толкнул в какую-то дверь в державшемся еще куске стены. Влетев в нее, тот споткнулся, чуть не упал. Не то сбежал, не то соскользнул по огромной куче битого камня куда-то вниз, подняв облако пепла, лег рядом с Коской на живот. Поднял голову. На оставленной ими улочке уже завязался бой. Люди сражались и умирали. Сквозь крики и свирепый рев их, сквозь клацанье металла Балагур расслышал вдруг что-то странное. Бросил взгляд на Коску. Тот, стоя на коленях, трясся всем телом в непонятном веселье.
— Вы смеетесь?
Старый наемник вытер черным от копоти пальцем глаза.
— А что остается?
Они находились в каком-то темном рву, заваленном камнями. Улица? Засыпанный канал? Сточная канава?.. Неподалеку рылись в мусоре люди в лохмотьях. Лежал мертвец лицом вниз, возле которого сидела на корточках женщина, отпиливая ножом с его руки палец с кольцом.
Коска поднялся на ноги, вытянул из ножен клинок.
— Пошла прочь!
— Это наш покойник! — Откуда-то выскочил тощий, косматый оборванец с дубинкой в руке.
— Нет, наш.
Коска поиграл мечом. Сделал шаг вперед, и оборванец, попятившись, чуть не кувыркнулся через обгоревший куст.
Женщина перепилила, наконец, кость, сорвала кольцо, сунула в карман. Палец швырнула в Коску, выругалась и бросилась вместе со своим напарником наутек.
Старый наемник смотрел им вслед, не убирая меча.
— Это талинец, — сказал Балагуру. — Раздевайте!
Балагур покорно подошел к мертвецу, нагнулся, начал расстегивать доспехи. Снял спинную пластину кирасы. Положил ее в мешок.
— Живей, мой друг, пока эти помойные крысы не вернулись.
Балагур и сам не собирался мешкать, но у него тряслись руки. Почему — он не понимал. Никогда раньше не тряслись. Он стянул с солдата ножные латы, грудную пластину, свалил и их в мешок. Четвертые доспехи. Три плюс один. Добыть еще три, и на каждого будет по одному. Потом они, возможно, сумеют убить Ганмарка, и, кончено, он вернется в Талин, снова будет сидеть у Саджама за карточной игрой, считать монеты… Каким же счастливым казалось сейчас то время!.. Он нагнулся и выдернул из шеи мертвеца арбалетную стрелу.