Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
Летом летом переспелым летом
У лазоревого кроткого прикровенного лесного таинника-озерца-ямины-бочажка
Я подружился с малахитовой трепетливой стыдливой стрекозой
И она прилетела и пылко доверчиво девственно спускалась смирялась садилась на мою ладонь
И глядела пылала на меня квадратными изумрудными неслыханными очами
наполнялась колебалась изумрудами живыми
А на изумрудном дне её зрачков роились золотистые соринки
словно в роднике златые песчинки
Потом
переспело перемлело полегло
И я захворал в одиноком деревянном доме сарае ковчежце моем
И лежал средь осени дождливой одинок одинок как забытый лесной бочажок
Окрест никого никого — только всеохватный всемутный угнетатель дождь дождь дождь
И вдруг сонно бредово слышу чую что кто-то тычется лепечет шелестит в моё окно
Дождь? не дождь? Дождь? не дождь?.. а кто? еще? придёт?
в травяное одинокое житьё? бытьё поросшее травой моё?..
Я открыл окно в дождь и увидел её
И она тихо нежно влетела и опустилась угнездилась на мое горящее лицо
И её трепетливые хлопотливые лапки и крылья заделитронули ресницы
огненные оголенные забвенные мои
И она нежно гладила меня по щеке бархатистым пыльцевым брюшком
как дальная моя матушка ласкала меня давным давно ночным баюкающим рукавом
А в неслыханных квадратных очах её сияли вспыхивали
лились текли алмазные изумрудные переливчатые слезы
О Боже! Бред? Сон?.. О Боже?..
Потом я уснул бездонно как деревенское болезное дитя которому дали упоительный мак
А утром меня покинула хворь дурь истома огнь
И я пошел в осенний опадающий лес неистово мокро златой
И я искал её — слезную целительницу летучую мою
Но не нашел…
…Здесь ночью бурьян дорастает до звёзд
Здесь жены и дети пьют водку
Но именно здесь
Пойдёт по водам Иисус Христос
Отринувши смерть как лодку…
IV. КНИГА ДЕТСТВА ИИСУСА ХРИСТА
"Выслушайте меня, благочестивые дети, и растите, как роза, растущая при потоке. Издавайте благоухание, как ливан, цветите, как лилии, распространяйте благовоние и пойте песнь".
"Многое и другое сотворил Иисус. Но если бы писать о том подробно/то думаю — и самому миру не вместить бы написанных книг".
"В то время, продолжая речь, Иисус сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных, и открыл то младенцам".
Афонский
монах позвал меня и сказал:— После Золотого и Серебряного века русской поэзии вдруг явился век Алмазный — твоя поэзия.
Господь наш дал тебе алмазное перо.
Хватит тебе заниматься литературой.
Напиши о Детстве Иисуса Христа, нашего Спасителя.
Алмаз режет камень, Пусть простые Слова твои будут, как высеченные, выбитые на камне.
Я сказал сокрушенно:
— Батюшка, непосильная ноша. Не для человека…
Кому Господь дал алмазное перо рассказать, хоть смутно, об этих затерянных алмазных днях? О том Святом Агнце? О том Отроке вечноюнном, вечновесеннем?..
Ты видишь — я только подумал о Нем, как слезы застилают глаза…
Разве Святое молчанье Евангелистов не выше всех поэтических видений и фантазий?
Монах сказал:
— Две тысячи лет человечество всматривается в те Святые первоначальные Дни Детства Христа!..
Во Дни Святого Гнезда и Святого Птенца!
И ты вглядись! Ведь эти Дни были.
Господь даст тебе мимолетно свято увидеть Те ускользающие обветренные Дни Дни Дни, когда Спаситель был ещё более Человеком, чем Богом…
Из бездны, тьмы времен вдруг явятся те пресветлые Дни.
И уж невозможно будет отойти, отлепиться, отстраниться от Них всем человекам на земле…
Только очисти душу от суеты, как древнее зеркало от жемчужной пожирающей пыли…
Я сказал:
— Отец, пыль столетий пожирает не только глаза человеков, но и
зеркала…
А тут пыль тысячелетий… Как глядеть чрез неё?
Вот он — тысячелетний песчаный хамсин, хамсин — Великий Ветер
Пустынь!..
Ветер непобедимого Забвенья…
Как узреть Те Дни чрез него?..
Хамсин, хамсин, лишь ты вечен и неизменен…
И две тысячи лет назад ты стоишь, течешь летучими песками над Назаретом…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
… Хамсин, хамсин, ты вечен и течешь над Назаретом…
— Ах, иму, иму, мама, мама, маа! Как сладко пахнет в хамсине иерихонская роза, роза! На крыше назаретского глинобитного домика нашего… Вылепленного из глины и дикого острого камня.
И стены домика нашего похожи на наши рваные и оттого еще более родные одеяла, из которых светятся по ночам мои острые колени как камни…
Мама, матерь, как роза попала на крышу?
Отец мой Иосиф посадил её на крыше?..
Иль ветер занес семя её?
Я вдыхаю её аромат. Тяну телячьими ноздрями.
Я встал на колени, склонился над розой на самом краю крыши и дышу ароматами.
Тогда Мать говорит:
— Сын, ты уже давно дышишь розой…
Сходи с крыши.
Он говорит:
— Мама, я сойду, когда осыпятся все лепестки… Они такие недолговечные…
Так быстра весна в Галилее… Ветрена… Хамсин пожирает её…
Она говорит:
— Ты ничего не ешь… Похудел от этой розы… от хамсина слепого…