Зеркало надежды
Шрифт:
Всего девять слов и два предлога, а сколько в них всего?
Война – это страшно.
Это сожженные деревни, убитые старики, изнасилованные женщины, угнанные в рабство мужчины, это дети, которых ради забавы утыкали стрелами или побросали на копья…
Кому-то видятся награды и почести. Кому-то торговля оружием. А кому-то и разоренная земля.
Симон был из последних. Даром ему не нужна была та война, и с доплатой не взял бы…
А придется.
Симон посмотрел на секретаря.
– Закрываем город. Собираем ополчение… что с вояками?
Ханс
Что можно ждать от торгового города? Не так уж много здесь людей, человек четыреста. Городская стража, портовая стража, конечно, кое-какие бойцы у купцов, матросы с кораблей…
– Надо объявлять всеобщий сбор. Ополчение, припасы, оружие…
Симон кивнул.
Надежды, что война минует – не было. Если уж Инкор захвачен…
– Корабли мобилизуем. Сажаем на них баб с ребятишками – и отправляем вниз по течению.
– Не перехватят? – засомневался секретарь.
Симон махнул рукой.
– Не должны. Степняки на суше хорошо воюют, а на воде – плевать на них три раза. Опять же, поди, догони корабли. Только это надо быстро делать…
– Вечером начнем, и пусть всю ночь грузятся…
– Прикажи портовой страже, пусть ко мне капитанов кораблей пригласят. Через три часа. Я со всеми поговорю, и пусть только кто-то откажется…
Зная градоправителя, Римс даже не сомневался – ничего хорошего упрямцев не ждет. А Симон, окончательно придя в себя, и грустно покосившись на кувшинчик с вином, принялся отдавать приказания.
Объявить военное положение.
Собрать ополчение, открыть склады с оружием и раздавать его. Кольчуг на всех не хватит, ну и черт с ним, кожаных курток с лихвой.
Баб и детишек готовить к эвакуации. Нечего им тут делать.
Кто хочет – пусть остается, но без щенков. Что делают степняки с бабами в захваченных городах – все знают, опять же, и осаду переносить легче, когда не думаешь каждую минуту о родных и близких, а еще, если Равель попадет в серьезную осаду…
Кстати – стены проверить, катапульты и баллисты вытащить, запасы смолы, стрел, ядер…
Одним словом – все, что возможно.
Симон не собирался сдавать город. Это ж какие убытки! С ума сойти можно! А вот жену и детей он отсюда отошлет в числе первых, сейчас сходит, поговорит…
Когда король пришлет войска?
Неизвестно. Остается вцепиться зубами в родной город – и держаться, держаться…
Загоняем в город весь скот, проверяем колодцы… дел было немеряно. Даже подумать страшно, сколько всего…
А не позаботишься – степняки придут, потом сто раз пожалеешь.
Мысль о том, что Шарельф Лоусель ошибся или был введен в заблуждение, даже в голову мужчине не пришла. Не из тех людей барон, чтобы ошибаться.
Что самое главное в торговле?
Знание. Информация…
У Симона она была, и он не собирался терять ни единой минуты.
Так что…
На клочке бумаги написать пару слов – и отдать секретарю.
– Скажи, пусть отнесут на голубятню и пошлют птицу в Ланрон.
– Да, ваше сиятельство.
В столицу сообщу. Держитесь.
А что тут еще напишешь?
Война…
Да что б этих степняков шервули сожрали! Чего им не сиделось на месте? Одни убытки!
Аллодия, крепость Ланрон
Примерно то же самое думал в эту минуту и достопочтенный Шарельф Лоусель, расхаживая по гребню стены.
И радуясь, что не отмахнулся от мальчишки.
Выслушал, принял к сведению, и теперь не стоит перед степняками беспомощным ягненком на заклание. Нет…
В крепости хватит и продовольствия, и воды.
Люди готовы ко всему, оружие вычищено, ворота закрыты.
А это что за…?
Алое знамя?[12]
Переговоры?
Что ж, послушаем…
Понятное дело, Шарельф не собирался на что-то соглашаться, но…
Слышите стук молотов? Это работают кузницы. И каждая выигранная минута – еще один наконечник для стрелы. Еще одна нашитая на кожаную куртку бляха. Еще одно ведро смолы, втянутое на стену.
Каждая минута, вырванная перед штурмом у врага – уже ценна.
– Махни красным, – приказал Шарельф Кариму.
Мальчишку он решил оставить при себе, как порученца. А что?
Расторопный, смышленый, возвращаться ему нельзя, точно степнякам попадется, придется пережидать осаду. Вот и польза будет.
А хорошо себя покажет, можно и в войско взять… потом. Все лучше, чем весь век в земле копаться, пусть послушает звон стали…
Вот и сейчас Карим не растерялся. Мигом метнулся к башне, а там уже и ухватил один из сигнальных флагов. И замахал им.
Мол, стрелять не будем, сначала послушаем.
А Шарельф оглядывал окрестности – и грустнел.
Тысяч пять. Не меньше.
Хватит, чтобы числом взять его крепость. Может хватить, у него-то и десятой части нет. Но это же не повод сдаваться?
Степняки считали иначе.
Вперед выехал один из них, побогаче одетый, с черным конским хвостом на шапке.
– Кал-ран Бардух[13] желает говорить с комендантом Лоуселем!
Шарельф усмехнулся.
Ишь ты, знают, хвостатые… и чего тут удивительного? Странно, если б не знали, с кем столкнуться придется. Он бы точно разведкой озаботился, так с чего врага-то считать глупее себя?
И кивнул мальчишке.
Много чего староста рассказывал сыну, много…
Карим вновь не подвел.
– Достопочтенный Шарельф Лоусель слушает кал-рана! Говорите!
А что голос мальчишеский дрогнул и сорвался… так мальчишка же! Ломается у него голос, ломается! И вовсе он ничего не боится!
Степняк отъехал в сторону и на его место выехал другой. С белым хвостом на шапке.
Шарельф напрягся. Это уже был кал-ран, доверенное лицо кагана. Вот бы кого сейчас стрелой… нельзя! Обычай, шервуль его сожри, поднявший алый флаг – неприкосновенен. Или на тебя все ополчатся. Честь потеряешь…