Зеркало Пиковой дамы
Шрифт:
– Погоди, я все-таки схожу вниз, проверю...
– Зануда!
Он попытался обнять её, но она выскользнула и расхохоталась.
– Топай, топай... Боже, какие мужчины все-таки трусы!
Он побежал вниз по лестнице, а Алена принялась выгружать из объемистой сумки съестное: пакетики из "Макдональдса", салаты в пластиковых круглых коробочках, карбонат и ветчину в нарезку, фрукты, конфеты и две бутылки шампанского.
– Никого!
– торжественно возгласил Гарик, вернувшись.
– Да здравствует наша ночь!
– Ур-ра-а-а!
– пронзительно крикнула Алена, а Гарик
– Где слог найти, чтоб описать прогулку,
Шабли во льду, поджаренную булку
И вишен спелых сладостный агат?
Далек закат, и в море слышен гулко
Плеск тел, чей жар прохладе влаги рад.
Захлебываясь от восторга, начал Гарик, а Алена подхватила строки Михаила Кузмина:
– Твой нежный взор, лукавый и манящий,
Как милый вздор комедии звенящей,
Иль Мариво капризное перо,
Твой нос Пьеро и губ разрез пьянящий,
Мне кружат ум, как "Свадьба Фигаро".
Последние строфы они прочитали вместе: она на руках у него, торжествующая и глядящая сверху вниз смеющимися глазами, и он, запрокинувший голову, крепко обхвативший её за талию и поглупевший от счастья...
– Дух мелочей, прелестных и воздушных,
Любви ночей, то нежащих, то душных,
Веселой легкости бездушного житья!
Ах, верен я, далек чудес послушных,
Твоим цветам, веселая земля!
– Аленушка, моя королева!
– прошептал Гарик, бережно опуская Алену на пол.
– Светлая королева...
– он, наконец, поцеловал её, и она затихла...
Аля не знала, куда ей деваться! Что за стыд быть невольной свидетельницей любовного свидания... И ведь теперь не выйти, не скрыться и некуда деться от этих вздохов, от этого сбивчивого жаркого шепота... Она закрыла глаза, зажала уши... но это не помогло. Любовники, думая, что одни, не сдерживались и вели себя довольно шумно...
Наконец, все стихло... Аля лежала ничком на матрасе, зарывшись лицом в Манино одеяло. На душе было так скверно, как никогда в жизни, точно она убила кого-нибудь...
– Моя девочка, чудо мое...
– шептал Гарик, и в пустом репетиционном зале его шепот звучал так отчетливо, как будто он говорил в микрофон.
– Ты мой, ты мой!
– ворковала Алена.
– Весь мир наш! И эта студия... Давай выпьем за нее!
– Сначала за нас!
С глухим выхлопом вырвалась пробка, шипя, полилось шампанское. Послышался звон - влюбленные чокнулись... Аля все ещё не смела поднять головы и лежала, зажмурившись. На глазах у неё от переизбытка чувств выступили слезы.
– Ой, как же хорошо... хорошо!
– звонко рассмеялась Алена. Ее смех звенел, голос вибрировал. Никогда ещё звук её голоса не был таким живым и упругим, как сейчас!
– Скоро премьера...
– мечтательно протянул Гарик.
– Позову ребят с курса, пусть на тебя полюбуются!
– Что, похвастаться хочешь?
– лукаво спросила Алена.
– Да нет... просто пусть знают, как у нас здорово. Пускай студия и любительская, но ребята играют вполне профессионально. Уж поверь, я знаю, что говорю!
– Ну да, ты же у нас профессионал!
– она взъерошила ему волосы.
Аля приподнялась на локтях, тряхнула головой и принялась сжимать и разжимать
затекшие ладони. Теперь она снова могла видеть любовников в щель между створками ширмы, но смотреть ей совсем не хотелось... больше всего на свете она мечтала бы оказаться как можно дальше отсюда!– Да, какое там... профессионал, - усмехнулся Гарик.
– Еще пахать и пахать...
– Гарри, а ты хотел бы иметь свой театр?
– ластясь, промурлыкала Алена.
– В принципе? Ну, конечно! Это ж мечта каждого режиссера!
– Ну, так за чем дело стало? Считай, он у тебя в кармане!
– Ты о чем?
– не понял Гарик.
– Эта студия... она твоя! А окончишь ГИТИС, получим статус театра!
– Не понял!
– мотнул головой Гарик и залпом допил шампанское.
Алена немедленно наполнила до краев его стакан и сунула в руку круглый солнечный апельсин. Сама отпила глоток и с хрустом куснула яблоко.
– Ну, ты возглавишь студию. А я буду твоей актрисой! Первой актрисой, звездой! Мы будем ставить комедии, веселые, искристые, как это шампанское... Хватит занудства! У меня от речей нашего дорогого Маркуши уже скулы сводит.
– А как же он?
– Далецкий? Ну как... за него не волнуйся - у него имя все-таки! Пристроится где-нибудь в профессиональном театре, чего ему с нами профанами зря время терять?
– Алена, что ты говоришь!
– не выдержал Гарик.
– Студия - это его ребенок! Любимое детище! Он же всю душу в неё вложил... Все начинал с нуля, нас собрал, выучил... Ребята, действительно, перспективные. И о студии уже известно в театральных кругах... вон, какая статья в "Театральной жизни" про "Синюю птицу" вышла! А Илья, Маня, Аля - у них настоящий талант, им в ГИТИС поступать надо. Ну, или там в Щуку, Шепку... А Марк, он же просто сломается, как ты не понимаешь, он...
– Слушай, я сейчас говорю о нас!
– перебила Алена.
– Если сам о себе не подумаешь, никто о тебе не подумает! Я хочу, чтобы у тебя было имя, свое дело, у тебя вся жизнь впереди! Мой милый, любимый, пожалуйста, позволь мне помочь тебе... Это будет твое дело, только твое, и никто тебе диктовать не будет! И потом, неужели ты не хочешь, чтобы твоя маленькая Аленка засверкала, как бриллиант?! Далецкий меня затирает, ролей не дает... думает ставить "Дни Турбиных", я спросила, даст ли он мне роль Елены, а он так задумчиво мне говорит: мол, у вас, Алена, другое амплуа, вы ещё не созрели... Это я-то не созрела!
– она презрительно хмыкнула и, вскинув голову, оглядела себя в зеркале.
– Нет, с этим надо кончать!
– И что ты предлагаешь?
– сдался Гарик.
– Мы сделаем вот что: напишем письмо. Я на компьютере наберу и на принтере выведу. Мы напишем, кто таков на самом деле наш режиссер! Одну актрису убил, другую погубил... Его ложные, нездоровые идеи юных актрис попросту в гроб вгоняют!
– Как это... убил, погубил?
– Гарик аж подскочил на месте.
– Что ты имеешь в виду?
– Я тебе потом все в подробностях расскажу. А сейчас не до этого, сейчас - наша ночь! Давай шампусика выпьем! Милый мой, как мне с тобой хорошо!
– она кинулась к нему на грудь, прижалась всем телом и приникла губами к его губам.