Зейтун

— Кейти, — обратился к ней пастор, — расскажи им то, что ты рассказала мне. Открой нам все, что у тебя на душе.

Кейти окаменела. Она не была уверена, что сможет выполнить его просьбу. Она любила поговорить и редко смущалась, но изливать душу перед толпой… Одно дело — говорить наедине с преподобным, и совсем другое — перед тысячью незнакомых людей. Ей стало очень неуютно.

Но не убегать же… Наверняка преподобный знает, что делает. Раз уж она решила остаться их прихожанкой… Ей хочется служить на благо церкви, оказывать помощь. Может быть, это еще одно предзнаменование, как и появление преподобного Тимоти у них в магазине, еще один шаг к Богу?

Ей сунули микрофон в руку, и она начала повторять то, в чем призналась пастору: что заинтересовалась исламом, что…

Пастор оборвал ее на полуслове. «И тогда она обратила свои взоры к исламу! — с ухмылкой сказал он. — Она собиралась искать помощи… — тут он сделал паузу, — у Аллаха!» И фыркнул язвительно; звук был больше похож на тот, что может издать заигравшись восьмилетний мальчик. Разве подобает проповеднику и церковному пастырю в таком тоне говорить об Аллахе?! Разве он не знает, что у него и у мусульман — один Бог?! Это была первая и самая простая истина, которую Кейти уяснила для себя из брошюр Юко: Аллах на арабском означает Бог. Даже говорящие по-арабски христиане, обращаясь к Богу, называют его Аллахом.

Пастор восхвалял Кейти и Иисуса Христа и разливался на тему превосходства их общей веры, но Кейти его почти не слушала. Внутри у нее что-то оборвалось. Когда он закончил, Кейти вернулась на место. Она была потрясена и растеряна, но кое-что ей стало ясно. Остаток службы она просидела, вежливо улыбаясь, уже твердо зная, что никогда в эту церковь не вернется.

Всю обратную дорогу она размышляла о случившемся. Думала и ночью, и на следующий день. Поделилась с Юко, и они пришли к выводу, что этот человек, читающий проповеди тысяче доверчивых и впечатлительных прихожан, или не знал, или ему было безразлично, что ислам, иудаизм и христианство являются довольно близкими ветвями одной и той же монотеистической авраамической религии. Как можно огульно осуждать ислам да еще издавать при этом неприличные звуки? Кейти не желала принимать в этом участие.

И вот медленно, но верно, Кейти вслед за Юко пришла к исламу. Она от корки до корки прочитала Коран; он поразил ее своей мощью и поэтичностью. Христианские священники, которых она достаточно наслушалась, много говорили о том, кто попадет в ад, а кто — в рай, и как долго и как мучительно грешники будут гореть в геенне огненной; имамы, к которым начала ходить Кейти, не занимались такими предсказаниями. «Я попаду в рай?» — спрашивала она. «Одному Аллаху известно», — отвечал ей имам. То, что имамы часто не давали однозначного ответа, импонировало Кейти. Иногда она задавала им вопросы точно так же, как раньше задавала пасторам, и они старались удовлетворить ее любопытство, но не всегда могли. В таких случаях ей говорили: «Давай заглянем в Коран». Кейти в исламе очень нравилось чувство персональной ответственности и стремление к социальной справедливости. Но, пожалуй, больше всего ее привлекал образ женщины мусульманки, олицетворяющий собой чистоту и достоинство. Те мусульманки, которых Кейти знала, казались ей здравомыслящими и благородными, целомудренными и сдержанными. А ей так хотелось научиться владеть своими чувствами, так хотелось обрести душевный покой, что без контроля над собой было невозможно.

Церемония обращения в ислам прошла изумительно просто. В присутствии Юко и еще нескольких прихожанок мечети она произнесла шахаду, свидетельство веры. «Ашхаду ан ля ил’яха 'илля Лл’аху уа 'ашхаду 'анна Мух’аммадан ра’сулю Ллахи». И все. Больше от нее ничего не требовалось. Я свидетельствую, что нет никого божества кроме Аллаха; свидетельствую, что Мухаммед Посланник Его. И Кейти Делфайн стала мусульманкой.

Кейти пыталась объяснить свой поступок друзьям и родным, но не могла подобрать нужные слова. Хотя знала, что обретает покой. Заложенное в исламе право на сомнение поощряло ее рассуждать и задавать вопросы. Ответы, найденные в Коране, помогали искать свой путь и двигаться вперед. Благодаря исламу изменилось ее отношение к семье, Кейти стала менее агрессивна. Сколько себя помнила, она всегда воевала с матерью, но, прочитав в Коране «Находись у ног своей матери, ведь там Рай», переменилась: перестала грубить и научилась быть терпеливой и великодушной. Ислам возродил в моей душе чистоту, могла бы сказать Кейти.

Она считала свое обращение в ислам шагом вперед, но, по мнению матери, братьев и сестер, отрекшись от их веры, предала семью и все, что им дорого. Тем не менее Кейти старалась поддерживать с ними хорошие отношения, и, надо отдать им должное, они тоже старались. Бывали периоды затишья, и тогда поездки к родным проходили без ссор и приносили радость. Однако после каждой такой встречи наступал черед обвинениям и колкостям, хлопанью дверьми и стремительным отъездам. С некоторыми из своих восьми братьев и сестер Кейти вообще перестала общаться.

Но Кейти хотелось иметь большую разветвленную семью, хотелось, чтобы ее дети знали своих дядей, тетей, двоюродных братьев и сестер, и потому, припарковавшись около дома брата в Батон-Руже в полдвенадцатого ночи, она почувствовала огромное облегчение. Первым делом она уложила детей, и они, кто на диване, кто на полу, через секунду уже спали. Потом она позвонила Зейтуну:

— Ветер поднялся?

— Пока нет.

— Я с ног валюсь. Никогда так не уставала.

— Ложись спать. Отдохни.

— И тебе не мешает.

Они пожелали друг другу спокойной ночи и погасили свет.

Воскресенье, 28 августа

Кейти проснулась на рассвете и включила телевизор. «Катрина» приобрела пятую категорию, ветер достигал скорости 150 с лишним миль в час. Ураган двигался прямиком на Новый Орлеан; по расчетам синоптиков главный удар он должен был нанести примерно в шестнадцати милях к западу от города. Метеорологические службы прогнозировали разрушительные ветры, десятифутовые волны в заливе, вероятность прорыва дамб, затопление всего побережья. По их подсчетам ураган должен был обрушиться на Новый Орлеан этим вечером.

В течение дня, по мере ухудшения обстановки, клиенты звонили Кейти и Зейтуну с просьбами заколотить щитами двери и окна их домов. Набрав заказов, Кейти по телефону передала список адресов Зейтуну. Зейтун, узнав, что один из его плотников, Джеймс Кроссо, остался в городе, связался с ним. Всю вторую половину дня они вдвоем объезжали дома из Кейтиного списка, готовили их к удару стихии. Жена Джеймса работала в гостинице в центре города, и они планировали укрыться там от урагана. Погрузив четверть тонны фанеры в кузов пикапа, Зейтун с Джеймсом мотались от одного объекта к другому, стараясь сделать как можно больше до того, как поднимется ураганный ветер. Дороги по-прежнему были забиты, поток машин не иссякал, но Зейтуна это не пугало. Какая опасность может ему грозить в их двухэтажном доме на Дарт-стрит, вдалеке от дамб, с запасом продуктов, со всем необходимым под рукой?!

В полдень мэр Нэйгин объявил первую за всю историю города обязательную эвакуацию. Все, кто может, должны уехать.

Весь день Зейтун и Джеймс наблюдали за толпившимися на автобусных остановках жителями, решившими пересидеть ураган на стадионе. В очередь выстраивались целые семьи, молодые пары, пожилые мужчины и женщины, нагруженные мешками, чемоданами и рюкзаками с пожитками. Ветер между тем усилился, небо потемнело — Зейтуна начала беспокоить судьба этих, оказавшихся под открытым небом, людей. Разъезжая по городу, они с Джеймсом обратили внимание, что за полдня ничего не поменялось: вечером на остановках терпеливо ждали те же, кого они видели днем.

В Батон-Руже погода тоже портилась: поднялся ветер, к полудню небо затянули черные тучи. Дети недолго поиграли на улице, но потом вернулись в дом смотреть фильм на DVD, а Кейти, Патти и Мэри Энн пока обменивались последними новостями. Деревья в округе раскачивались и трещали.

В пять часов прекратилась подача электричества. Дети уселись играть в настольные игры при свечах.

Время от времени Кейти отлучалась в машину послушать по радио новости. В Новом Орлеане ураганный ветер бил стекла в домах, валил деревья и столбы электропередач.