Зейтун

Среда, 7 сентября

Когда начало светлеть, Зейтун понял, что не спал ни секунды. Закрывал глаза на несколько минут, но сон не приходил. Ложиться на пол Зейтун отказался, но, даже если бы он и смог заставить себя это сделать, если бы смог справиться с паникой, со страхом за свою семью, свой дом, непрерывный гул дизеля не дал бы уснуть.

Зейтун наблюдал, как ночного охранника сменил дневной. У этого было то же выражение лица, что у его предшественника, — непоколебимая уверенность в греховности людей в клетке.

Зейтун с Нассером снова совершили вуду и намаз, а закончив, уставились на глазевшего на них охранника.

С восходом солнца Зейтун приободрился, даже воспрял духом. Он рассудил, что с каждым днем в город будет мало-помалу возвращаться порядок и что уже скоро муниципальные власти придут им на помощь. А как только помощь прибудет, настанет конец хаосу, загнавшего его в эту клетку, и разрешатся все недоразумения.

Зейтун уговорил себя, что вчерашнее было случайностью, что новый день вернет все в русло порядка и законности. Ему позволят позвонить, официально предъявят обвинения, возможно, он даже встретится с защитником или судьей. Он позвонит Кейти, а она наймет лучшего адвоката, какого только сможет найти, и через несколько часов его мучения закончатся.

Его товарищи, сумевшие урвать пару часов сна, просыпались один за другим, вставали, потягиваясь. Принесли завтрак — опять военные пайки, на этот раз с ломтиками ветчины. Зейтун с Нассером съели, что могли, а остальное отдали Ронни и Тодду.

Пока тюрьма просыпалась, Зейтун, как мог, изучал ее устройство. Длина сооружения — футов сто пятьдесят. И колючая проволока, и переносные туалетные кабинки — все совершенно новое. Ограждение — тоже, и очень хорошего качества. Зейтун знал, что до урагана ничего этого здесь не было: Новоорлеанский пассажирский терминал никогда не использовался в качестве тюрьмы. Он сделал в уме несколько приблизительных расчетов.

Чтобы доставить на вокзал сетку для ограждения, понадобилось бы не меньше шести грузовых платформ. Но ни автопогрузчиков, ни тяжелой техники Зейтун не заметил — клетки, скорее всего, были собраны вручную. Размах и скорость проделанной работы впечатляли. Когда они только успели?

Зейтуна привезли на вокзал шестого сентября, через семь с половиной дней после урагана. Даже в благоприятных обстоятельствах на строительство такой тюрьмы должно уйти четыре-пять дней. Из чего следовало, что уже на следующий день после основного удара урагана власти вовсю занялись строительством. Надо было найти и заказать сетку и колючую проволоку. Туалеты, прожекторы и другое оборудование или взять напрокат, или реквизировать.

Такой проект предполагал огромный объем планирования и слаженные действия. Обычному подрядчику понадобилось бы несколько недель на выполнение этой задачи; не обошелся бы он и без тяжелой техники. А если строить без техники, то нужны десятки рабочих. Чтобы быстро все закончить — не меньше пятидесяти, а то и больше. Откуда взялись люди? Кто выполнил эту работу? Неужели сразу после урагана подрядчики и рабочие без перерыва трудились, сооружая тюрьму? От всех этих вопросов голова шла кругом. А что самое удивительное, работы производились второго, третьего и четвертого сентября — в те же самые дни, когда жителей снимали с крыш, обнаруживали — живыми или мертвыми — на чердаках.

В середине дня Зейтун услышал нечто странное — шум автобусного мотора. Он присмотрелся: в дальнем конце парковки разворачивался школьный автобус. Вскоре из него вышли человек тридцать в оранжевых тюремных комбинезонах, среди них — одна женщина.

Это были заключенные из тюрем округа Джефферсон и города Кеннер — те, кто сидел там до урагана. Примерно за час их распределили по клеткам. Опять вспомнилась тюрьма в Гуантанамо: все заключенные с любого места видны как на ладони. Дополнявшая картину оранжевого цвета одежда только усугубляла сходство.

Как только размещение было закончено, всех предупредили насчет ограждения. Каждое прикосновение к сетке повлечет за собой суровое наказание. Странные им предлагались условия существования… Пол станет кроватью, туалетная кабинка без двери — ванной, а на торчащей из пола стальной скобе они смогут по очереди сидеть. В течение первого часа, пока вновь прибывшие осваивались в своих новых камерах, охранники не переставали орать, объясняя, где и как им стоять, к чему нельзя притрагиваться.

В клетку неподалеку от Зейтуна поместили мужчину и женщину; вскоре пополз слух, что этот мужчина — снайпер, который стрелял по вертолетам, пытавшимся приземлиться на крышу больницы.

Обед в тот день отличался от вчерашней еды. Охранники принесли сэндвичи с ветчиной, которые просовывали через отверстия в сетке.

И снова Зейтун с Нассером не стали есть.

Присутствие собак было постоянным. В поле зрения всегда маячили, по меньшей мере, два охранника, которые — наверняка намеренно — прохаживались со своими питомцами вдоль самой сетки. Время от времени пес облаивал кого-нибудь из заключенных. Кто-то из товарищей Зейтуна упомянул тюрьму Абу-Грейб и поинтересовался, когда им прикажут, раздевшись догола, составить «пирамиду» и кто из охранников, ухмыляясь, сфотографируется на их фоне.

К двум часам пополудни в тюрьме находилось около пятидесяти заключенных, но только к клетке Зейтуна и его товарищей был приставлен персональный охранник.

— Они, что, и впрямь считают нас террористами? — спросил Нассер.

Тодд закатил глаза:

— А с чего бы им засовывать нас в отдельную клетку, когда все остальные набиты под завязку?! Мы для них — лакомый кусок, крупная рыба.

В течение дня прибыло еще человек пять или шесть: их вывели из дверей вокзала и разместили в клетках. Одежда на них была обычная; скорее всего, как и Зейтуна с товарищами, их арестовали после урагана. Стало понятно, по какому принципу разделены заключенные: тех, кого перевели сюда из тюрем, привезли на автобусах и сразу загнали в клетки; задержанных после урагана сначала оформляли внутри вокзала, а потом выводили на площадь.

Зейтун краем уха слышал разговоры охранников и заключенных и понял, что военные и охрана уже дали тюрьме пару прозвищ. Кто-то окрестил ее «Южной Анголой», но большинство называли «Кэмп-Грейхаунд».

Во второй половине дня один из охранников подошел к соседней клетке, поговорил с находящимся там человеком в оранжевом комбинезоне, дал ему сигарету и ушел в здание вокзала.

Минуту спустя он снова появился с небольшой группой телевизионщиков, которых подвел к тому заключенному с сигаретой. Корреспондент — Зейтун разобрал, что это были испанцы, — коротко поговорил с арестантом, а затем подошел с микрофоном к Зейтуну и стал задавать ему вопросы.

— Нет! — закричал охранник. — С этим — нельзя!

Телевизионщиков поспешно повели обратно в здание вокзала.

— Черт побери, — сказал Тодд. — Этого малого подкупили.

Уходя, испанский оператор водил объективом из стороны в сторону, снимая панораму всей тюрьмы, Зейтуна в том числе. Сбоку к видеокамере была прикреплена яркая лампа. Зейтун пришел в ярость: его выставили преступником в клетке, в ослепительным свете прожекторов. И эта ложь будет показана всему миру.

Но вдруг вспыхнула надежда: команда ведь из Испании, значит, брат увидит его у себя в Малаге. Ахмад точно не пропустит этот репортаж — он не отлипает от экрана телевизора — и скажет Кейти, и Кейти узнает, где находится Зейтун.