Зейтун

— Расставь ноги, — приказал.

Зейтун расставил.

— Локти на стол.

Зейтун не мог понять, что означают эти слова.

Солдат, повысив голос, повторил приказ:

— Упрись локтями в стол.

У Зейтуна не было выбора. Он понимал, что солдаты своего добьются. Скорее всего, они искали какую-нибудь контрабанду, хотя трудно сказать наверняка. Все происходящее сегодня не вписывалось ни в какие привычные рамки.

Зейтун согнулся, услышал, как один из солдат натягивает на руки резиновые перчатки. Чьи-то пальцы быстро прощупали его анальное отверстие. Боль была резкой, но недолгой.

— Вставай, — сказал солдат, с треском снимая перчатки. — Одевайся.

Зейтун надел трусы, шорты и футболку. Его вывели из комнаты. Он сразу же увидел Тодда, орущего на охрану, угрожающего судебными исками, обещающего, что всех его обидчиков лишат работы. Вскоре и Тодда затолкали в кладовку; железная дверь заглушила его возмущенные крики.

Когда личный досмотр Тодда был закончен, их обоих повели куда-то через все здание вокзала. Зейтун мог поклясться, что поймал на себе немало понимающих взглядов — солдаты и полицейские знали, что происходит за дверью кладовки.

Зейтуна и Тодда подвели к находящимся в самом конце здания дверям — оттуда выходили к поездам и автобусам. В голове у Зейтуна все смешалось. Неужели и впрямь после всего пережитого их все-таки эвакуируют? Может, их обыскали, чтобы удостовериться, что у них нет при себе ничего ворованного, а теперь, убедившись в их невиновности, отправляют автобусом из города? Странно, однако вполне вероятно.

Но когда охранник распахнул двери, у Зейтуна упало сердце. Парковка, где обычно стояло не меньше десяти-пятнадцати автобусов, превратилась в тюрьму под открытым небом.

Примерно на сотню ярдов вглубь парковки тянулась клетка высотой шестнадцать футов, спереди огороженная сеткой-рабицей. Над клеткой нависала крыша, наподобие тех, что видишь на автозаправках. Пространство между крышей и ограждением было заполнено спиралями колючей проволоки.

Зейтуна и Тодда подвели к клетке в нескольких футах от заднего выхода из вокзала, и охранник, уже другой, открыл дверь. Их втолкнули внутрь. Дверь за ними захлопнули и заперли на ключ, а потом на висячий замок на цепи. Они успели увидеть еще двоих заключенных, каждый в своей отдельной ячейке.

— Твою мать… — выругался Тодд.

Зейтун не мог взять в толк, что происходит. Голова шла кругом от такой чехарды: сначала под прицелом винтовок тебя арестовывают в собственном доме, потом отвозят на временную военную базу в помещении вокзала, обвиняют в террористической деятельности и под конец запирают в клетке на улице. Зейтун никогда не слышал, чтобы даже в странах третьего мира допускалось такое бесправие.

В клетке Тодд продолжал вопить и чертыхаться. Он не желал смиряться, хотя, как сам заметил, подобное случалось и раньше: во время карнавала Марди Гра, например, местные тюрьмы бывали переполнены, и новоорлеанская полиция держала пьяниц и воров во временных палаточных городках.

Эта тюрьма, однако, во-первых, была более основательной и, во-вторых, построена после урагана. Повнимательнее присмотревшись, Зейтун определил, что вся конструкция — не сплошная, а поделена на отдельные небольшие ячейки. Подобные сооружения он видел раньше — у своих клиентов, имевших собак. Тюрьма была устроена по тому же принципу, что и собачьи вольеры: за общим ограждением — индивидуальные клетки. Всего Зейтун насчитал шестнадцать отделений. Да, похоже на гигантский вольер, хотя… больше это напоминает что-то еще…

Ну конечно, он видел то же самое на снимках тюрьмы Гуантанамо. Такие же сетчатые ограждения с малым количеством закрытых простенков, чтобы заключенные постоянно находились в поле зрения охраны и друг друга. Как и там, тюрьма под открытым небом; сидеть и спать, похоже, негде. Каждая камера — клетка с голым цементным полом.

Клетка, в которую поместили Зейтуна с Тоддом, была размером пятнадцать на пятнадцать футов. В ней не было ничего, кроме переносного туалета без двери и вмонтированной в пол, как стойка для велосипеда, стальной скобы высотой дюймов тридцать и шириной — сорок. Обычно такие скобы служат ориентиром для водителей автобусов и выстраивающихся в очередь на посадку пассажиров.

Напротив клетки было двухэтажное административное здание «Амтрака», сейчас занятое военными. На крыше стояли два солдата с винтовками М-16 и смотрели на Зейтуна и Тодда.

Тодд, с горящими от негодования глазами, не переставал материться и протестовать. Но охранники мало что слышали. Даже до стоящего рядом Зейтуна долетали только отдельные слова. Именно тогда Зейтун понял, что откуда-то доносится, обволакивая их, заглушая все прочие звуки, монотонный механический гул. Он был настолько однообразным и постоянным, что сразу и не заметишь.

Обернувшись, Зейтун обнаружил источник этого звука. Задняя стенка их клетки почти вплотную примыкала к железнодорожным путям, где, прямо за ними, стоял дизельный двигатель от амтраковского локомотива. Двигатель работал на полную мощность и, догадался Зейтун, подавал электричество в здание вокзала и в их импровизированную тюрьму. Зейтун смотрел на серую громадину, весом не меньше ста тонн, с небольшим бело-красно-синим логотипом наверху, и думал, что, пока они сидят в клетке, им не избавиться от этого непрерывного гула.

К ним приставили одного охранника. Он сидел на складном стуле перед клеткой, футах в десяти от нее, и смотрел на Зейтуна и Тодда одновременно с любопытством и презрением.

Зейтун решил во что бы то ни стало добиться разрешения позвонить. Он схватился за сетку, стараясь привлечь к себе внимание какого-то офицера, топчущегося у выхода из вокзала. Тодд сделал то же самое, и они немедленно получили замечание от своего охранника.

— Не притрагиваться к сетке! — рявкнул тот.

— Не притрагиваться к сетке? Это что, шутка? — переспросил Тодд.

Но охранник не шутил.

— Еще раз притронешься — башку сверну.

Тодд поинтересовался, где им дозволено стоять. Ему разъяснили, что они могут стоять в центре клетки. Или сидеть на стальной скобе. Или на полу. Но если снова прикоснутся к сетке, им не поздоровится.

Еще человек десять охранников расхаживали около выхода из вокзала. Один — с немецкой овчаркой на поводке — подошел к их клетке и постоял там какое-то время, давая понять, что их ждет в случае неповиновения.