Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Жалкая жизнь журналиста Журова
Шрифт:

Витя в ответ процедил, кривя губы:

– Слава партии, правительству и всему, млять, советскому народу! Только в этой стране такая женщина может достаться не кинозвезде, не чемпиону мира по-о-о-о… – Витя уставился в потолок, – ну, не знаю, да хоть по шашкам! Или партийному боссу… министру, – продолжил он с ожесточением, – а проводнику поезда, застилающему постельки и подающему чай пассажирам, даже если он и лейтенант КГБ…

– Вить, а почему лейтенант, с чего ты взял? – встрепенулась Ирка.

Задумавшись на мгновение, он со смешком ответил:

– Был бы капитаном – служил бы не проводником, а начальником

поезда!

Засиживание в ресторанах в эти безликие и унылые годы брежневской эпохи считалось многими делом интересным и престижным. Неудивительно, что обед плавно перетек в ужин. Когда в зале на первом этаже заиграла музыка, Витя удивленно посмотрел на часы – как незаметно пробежало время! – и объявил, что вынужден попрощаться – есть еще неотложные дела. Рыхлый огласил приговор. Витя, как и предполагалось, оправдал все его ожидания, они долго трясли друг другу руки.

Без Вити разговор не клеился. Посидев несколько минут в молчании, они спустились вниз. Ансамбль в зале наяривал традиционный разгульный репертуар ресторанных танцев, на узком пространстве дружно дрыгали ногами сильно нетрезвые посетители. Танцевать Ирке хотелось, танцевать с Борисом хотелось очень-очень! Но не под такой же совок! Она разочарованно огляделась по сторонам, словно в поиске подмоги, и – есть же Бог на свете! – помощь подоспела в лице фирменного проводника Гоши. Он подошел к певичке, что-то прокричал ей на ухо, она согласно кивнула, и пятирублевая бумажка перекочевала ей в вырез платья. «А сейчас для Георгия и его очаровательной спутницы прозвучит эта мелодия», – объявила она и запела неожиданно сильным и красивым голосом «Римские каникулы» Матья Базар.

Крепыш Гоша – вот ведь неожиданность! – со сдержанным достоинством принялся довольно не стыдно топтаться вокруг Ульяны, та же, закинув руки вверх, томно вращала бедрами, очень точно попадая в мелодию и придавая всем движением своего красивого тела еще большую сексуальность не только танцу, но и без того чувственной песне. Борис одобрительно смотрел на них. «Ну, сейчас мы им покажем класс», – подумала Ирка и приготовилась к томным и сложным па в уверенных руках Бориса. Он же просто крепко прижал ее к себе. Со стороны вообще могло показаться, что они стоят на месте, на самом же деле он танцевал именно таким «стоячим» образом, импульсами показывая Ирке направление движения, а руками и ногами это самое движение сдерживая, не позволяя выполнить его во всей амплитуде. В результате они едва покачивались, исполняя танец скорее виртуально, причем совершенно понятным Ирке образом.

Неутомимый и неиссякаемый Гоша метал пятерку за пятеркой; до закрытия ресторана были исполнены все известные советскому человеку хиты Сан-Ремо, под «Феличиту» народ с одинаковым восторгом оттрясся три раза подряд. Какая бы мелодия ни звучала, Борис танцевал ее медленно или вообще в этой своей странной манере – импульсами. Он погружал лицо в Иркины волосы и, не переставая, касаясь губами, шептал, какая она расчудесная. Кто б в этом сомневался! Происходящее казалось сказочным сном, люди вокруг добры и красивы, Ирка любила всех…

В себя она пришла только на улице, когда Гоша, не попрощавшись и не предложив подвезти, буквально у них перед носом хлопнул дверцей своих «Жигулей», припаркованных прямо напротив входа, и рванул

с места. Ульяна уже на ходу приоткрыла окошко и, не оборачиваясь, помахала им ручкой.

– Может, опять ко мне? – с надеждой предложил Борис. Черные очки он снял еще во время танцев. Глаз его почти полностью заплыл и выглядел страшно – узкая щелка, как у китайца, да еще кроваво-красного цвета!

– Ты что! Меня мамка убьет! Я ж сегодня ее даже не предупредила, – выпалила Ирка с ожесточением. Сказка осталась за дверью ресторана, а на улице пришла паника – половина же двенадцатого! Кошмар!

Они побежали на Невский ловить машину. Словно сговорившись, никто даже не притормаживал. Быстрее б на метро доехали… Наконец поймали. Борис с ходу посулил немыслимые деньги, чтоб и мысли не возникло отказаться. В машине всю дорогу целовались. Когда подъехали к дому, Ирка робко попросила проводить ее до квартиры – вдруг, как и в первый раз, он примет удар на себя, а она тихонечко проскользнет к себе…

Он изменился в лице, отвернулся и куда-то в окно произнес:

– Ты понимаешь, мое прелестное дитя… мне позарез надо домой… Диплом писать за меня никто не будет…

– Да ты только поднимешься, и всё. При тебе меня мамка убивать не станет…

– Извини, Ириш, мне еще через мосты надо успеть.

Мать, судя по всему, дежурила у двери – не успела Ирка достать ключи и попытаться без шума открыть замок, как дверь распахнулась мощным рывком: Лариса Дмитриевна встретила дочь на пороге.

– Привет, мам, – жалобно пискнула Ирка, глядя в пол, – я сейчас все тебе объясню, – она уже было осмелилась поднять глаза, как получила мощную пощечину с правой руки. Голова ее качнулась, она встретилась взглядом с Ларисой Дмитриевной и увидела, как та заносит левую руку. Что-то колыхнулось в Иркиной груди, сама того не ожидая, она легко и твердо поймала руку матери и очень спокойно, словно в результате долгих раздумий, отчеканила:

– Еще раз попробуешь меня ударить, уйду из дома и больше ты меня не увидишь.

Что-то особенное прозвучало в Иркиных словах, даже не сказать, что решимость выполнить обещание… Лариса Дмитриевна опустила руки и произнесла с сокрушенным видом:

– Моя дочь – проститутка. Уже дома не ночует.

– То, о чем ты думаешь, можно делать и по утрам, – отодвинув мать от двери, она бросила пакет с учебниками на полку у входа и тут вспомнила, что забыла Витин букет. Жаль. – Пойдем, что ли, чаю выпьем. Расскажу тебе.

3

Вышло совсем уж погано, лучше бы сказал, что разлюбил… Прикрылся работой отца, подло и малодушно. Иванка заплакала, говорить ничего не стала, видимо, все поняла про него, и убежала. Он был себе отвратителен, отца ненавидел.

Журов-старший вызвал его в Москву, срочно и безоговорочно. У себя в кабинете в Останкино он, как всегда четко и аргументированно, объяснил сыну, что если тот немедленно не прервет связь со своей болгаркой, то путь в большую журналистику ему будет закрыт навсегда. «Поедешь куда-нибудь в Выборг или в Кингисепп. В занюханную газетенку. Будешь прозябать там до конца своих дней. Пойми, не я этот порядок устанавливал, но это реалии, сын, нашей жизни и работы в этой стране… если ты, конечно, намерен чего-нибудь здесь добиться».

Поделиться с друзьями: