Жалкая

— О нет, — воркует она Лиаму. — Брейден не может тебе помочь. Он заверил меня, что невероятно хорошо умеет следовать указаниям, — её рука вдавливает нож для писем дальше в промежность Лиама. — Правда ведь, щеночек?

Он хнычет.

— Извинись, — требует она.

— Прошу прощения, — хрипит он.

Она цокает.

— Прямо как любой мужчина. Даёшь нам абсолютный минимум и ожидаешь, что мы будем удовлетворены. Скажи это искренне, Лиам, и, возможно, ты не выйдешь из этой комнаты евнухом.

Он сглотнул.

— Прошу п-прощения, Эви. Я был неправ. Я больше не буду проявлять к тебе неуважение.

Она поднимает руку и дважды мягко шлёпает его по щеке.

— Хороший мальчик.

Отпустив его, она поворачивается и быстро отходит, не утруждаясь даже посмотреть в его сторону, словно полностью уверенная, что он не станет искать возмездия у неё за спиной.

Мой взгляд, однако, не покидает его ни на секунду. Просто чтобы убедиться.

Но он ничего не делает. Он просто прочищает горло и поправляет свою помятую одежду, выпрямляясь у стены.

Возвращаясь к столу, она перебирает в пальцах нож для писем и ухмыляется. Мы с Лиамом храним каменное молчание, и она достаточно быстро это замечает.

Она начинает хихикать, и, клянусь, ни один звук не вызывал у меня такого холода, как этот.

— О, успокойтесь. Я просто пошутила. Все так, как ты и сказал, Лиам. Я здесь только для того, чтобы заниматься папиными бумажками. Я оставляю «бизнес» вам, большим, сильным мужчинам, — её взгляд перемещается на моё перевязанное запястье. — Вы явно отлично с этим справляетесь.

Она снова улыбается, той же тонкой улыбкой без зубов и горящими глазами, что и всегда, и тогда я понимаю, что Эвелин Уэстерли не на светлой стороне.

И её абсолютно невозможно спасти.

10. ЭВЕЛИН

Уже две ночи подряд постоянно думаю о том, как я сорвалась на Лиаме — на глазах у Брейдена. Это было глупо с моей стороны, и теперь Брейден смотрит на меня по-другому.

Если раньше он легко подхватывал ситуацию, раздражая меня своей ухмылкой и глупыми вопросами, то теперь он держится на расстоянии.

Учитывая, что он мне всё равно не нравится, меня это не беспокоит.

Меня беспокоит тот факт, что он практически переехал ко нам и стал ещё одним членом семьи Уэстерли. Он просто всегда рядом, тусуется с Зиком или шепчет что-то на ухо моей сестре, а когда он не с ними, он выполняет поручения моего отца, собирает взносы с предприятий или помогает держать в узде наших низкопробных дилеров.

У моего отца, похоже, нет проблем с доверием к нему, что, откровенно говоря, сносит мне крышу, потому что мой отец, как известно, параноик. Он всегда был таким, и это усилилось в десять раз, когда он вышел из тюрьмы и понял, что Несса изменила ландшафт нашего имени там, где он потерпел неудачу в первый раз. Он не решается привлекать новых людей или партнеров и ещё больше защищает тех, кто получает прямой доступ к нему. И к Дороти.

Вот почему я в конечном итоге делаю всё, что связано с чем-то большим, чем простой мыслительный процесс.

Так что есть что-то странное в том, как он позволил совершенно незнакомому человеку войти в свою команду. Я знаю, что Зик поручился за него, и не то чтобы я не доверяла слову Зика, но я не доверяю другим, а Брейден может лгать Зику так же легко, как и всем нам.

Я нахожусь в задней комнате оранжереи, на мне защитное снаряжение, очки на глазах и маска KN95 на лице, когда звонит телефон.

Я почти не отвечаю, но в последнюю секунду почему-то срываю желтую перчатку с руки и беру трубку.

— Я занята, — шиплю я в трубку, включаю громкую связь и кладу телефон на стол. Я смотрю на двухсотлитровую бочку с маслом, стоящую в другом конце комнаты на стальной платформе с горелкой под ней.

— Окей, но у меня есть информация, которую ты хотела, — говорит Коди. — Полагаю, я перезвоню позже.

— Подожди.

Он усмехается.

— Черт, как же тебе не терпится. Что ты вообще делаешь?

Я вздыхаю, подхожу к бочке с маслом, нажимаю на кнопку, чтобы разжечь огонь под ней, а затем возвращаюсь к столу и скрещиваю руки.

— Убеждаюсь, что ему можно доверять, поскольку всем остальным в моей семье, похоже, наплевать.

— Ну, он проверен.

Мои брови поднимаются.

— Правда?

Нагнувшись, я поднимаю пятнадцать килограммов сырого опиума, который я выжала из стручков семян, мои мышцы болят, пока я несу его к бочку и опускаю в воду для подогрева.

— Ага. Брейден Уолш. Родился тридцать два года назад в Чикаго от матери-одиночки, которая умерла от рака, когда ему было восемнадцать. Других родственников нет.

— Интересно, — бормочу я, хотя уверена, что Коди меня не слышит.

— Наверное, это к лучшему. Не многие семьи могли бы гордиться его судимостью. Честно говоря, это впечатляет.

Ухмыляясь, я возвращаюсь к своему телефону и сдвигаю маску на шею.

— Или это унизительно, что его столько раз поймали.

— Верно. Но он либо совершает мелкие преступления, либо он не настолько плох, чтобы попасться на крупных. Он никогда не проводил за решеткой больше нескольких месяцев.

Я провожу колечком языка по задней стороне губы.

— Так это всё? Ничего не показалось… необычным или странным?

— Неа. Знаешь, Эви… не все хотят тебе навредить. Однажды, возможно, ты поймешь это.

У меня защемило в груди.

Честно говоря, я думала, что почувствую облегчение от того, что Брейден тот, за кого себя выдает. В конце концов, это значит, что он не лжет моей семье. Но с другой стороны, это заставляет меня иррационально злиться на то, что он солгал мне, когда мы только познакомились. Как будто это я была той, кто был в отчаянии.