Жандарм 5

— Пойдем уж, поговорим, — вздохнул я.

Мы остановились около окна, из которого был отличный вид на зимний сад поместья. Ближайший к нам фонарь освещал очищенную от снега лавочку, на которую прямо в этот момент падал свежий снег. Это навевало на меня какое-то меланхоличное настроение. Даже вызов на дуэль не вызвал каких-то острых эмоций. Ну подерусь скоро на саблях, или чем там будет сражаться Пожарский? Не в первый раз. Тренировки я не бросаю, а уж с алеутами не только рукопашный бой изучаю, но и показываю им азы работы с холодным и огнестрельным оружием. Это помогает увидеть со стороны сильные и слабые стороны такого боя и мне самому. Поэтому насчет дуэли я не переживал. А вот что сказать Лиде… мыслей не было.

— Ты так и не пришел, — тихо начала девушка. — Не ответил на мое сообщение. Гришь, скажи… — тут Лида замолчала на несколько секунд, но после собралась с духом и все же задала свой вопрос. — Ты меня любишь?

Трудный вопрос для меня. Как оказалось, ответить на него однозначно «да» или «нет» мне крайне сложно.

— Люблю ли… — протянул я задумчиво. — Да, люблю, — наконец все же решил я признаться, в первую очередь самому себе, в своих чувствах.

Лида после моего ответа расцвела и хотела кинуться с поцелуем. Даже руки раскинула. И плевать ей было, что мы все еще в общем зале и пусть нас не слышат, но все видят. Но наткнулась на мою ладонь, остановившую ее порыв. Выражение счастья тут же у нее сменилось недоумением, а следом и обидой.

— Люблю, — уже более уверенно повторил я. — Но потакать твоим капризам, твоим метаниям, когда ты в любой момент по собственной прихоти можешь разорвать любое общение и даже не захочешь меня выслушать… Такое терпеть я не собираюсь. Кроме любви у меня еще есть гордость. Вытирать о себя ноги я не позволю никому.

— Но я не…

— Именно так ты и поступила, — не дал я Лиде возразить. — Хочешь знать мой ответ про наши отношения? Возможны ли они? Мой ответ — да. Но только в том случае, если ты прекратишь уже «вертеть хвостом». Мне не нужна взбалмошная девчонка. Я вижу рядом с собой в роли жены лишь уверенную в себе и своем избраннике женщину. Которая не будет сомневаться в верности своего мужа. Не будет подставлять его или истерить. Скажу прямо — сейчас я не вижу в тебе такой женщины.

Воронцова после моих слов побледнела и даже отступила на шаг.

— Ты действительно хочешь быть со мной? Или это для тебя — очередное «приключение»? Подумай. И если твои намерения серьезны — приходи ко мне после нового года. Но если придешь — знай, такой как прежде твоя жизнь уже не будет.

Я замолчал. Слова были сказаны. Мне даже легче как-то стало. Я действительно хочу быть с Лидой, но ее «взбрыки» — это не та черта характера, которую я буду терпеть. Одно дело «шалости», вроде того же похода в электрический театр, где мы встретились, без должной охраны и под видом обычной барышни. И совсем иное — демонстративные поступки на людях и резкий без возможности объясниться разрыв отношений. Сейчас вот она то же поступила крайне некрасиво по отношению к Пожарскому. И в какой-то степени мне было жаль парня. Поэтому я и не стал уклоняться от дуэли, хотя и проигрывать в ней не собираюсь.

Когда девушка ушла, ко мне подошел Анатолий. Молча протянул новый бокал с вином и дождался, когда я залпом осушу его.

— Знаю, ты не куришь, но может, отвлечемся разговором с теми, кто имеет эту пагубную привычку? — спросил он меня.

Я был благодарен другу, что он не стал ничего спрашивать про мои с Лидой отношения и даже таким образом предложил сменить тему. Тут же согласившись, я пошел вслед за Боголюбовым.

В курительной комнате пока было немного народа. Один неизвестный мне генерал, пара пожилых аристократов да молоденький франт, видно зашедший сюда не ради разговора, а по прямому назначению комнаты. Боголюбов тут же взял с общей стойки сигарету и подкурил ее, после чего мы встали недалеко от беседующих пожилых дворян.

— … не знаю, Станислав Владимирович, что и думать. Мой винный завод во Франции еще работает, но волнения в Европе изрядно беспокоят. Поднимающая голову Австрия не дает покоя.

— Так перенеси свой завод в Крым. Виноградники и там неплохо себя чувствуют.

— Ты не понимаешь. Вино — это не твои кирпичи. Тут не только близость сырья важна.

Тут к ним подошел генерал, заинтересовавшийся беседой после упоминания волнений в Европе, и вставил свои «пять копеек».

— Господа, позволите? Слышал ваши переживания. Мой совет — несмотря на издержки лучше перенести свои заводы на Родину. Витают упорные слухи, что скоро война. Лучше потерять малое при переезде, чем лишиться вообще всего.

Ответа генерал не дождался, так как в комнату вошел Великий князь с губернатором и, что стало для меня неожиданностью — светлым князем Воронцовым.

— Господа, — кивнул всем присутствующим Роман Николаевич.

Ему тут же ответили уважительными поклонами, после чего на мгновение разговоры затихли. Зато сам Великий князь продолжил прерванную приветствиями беседу с губернатором Козловым.

— Вы полагаете, что угроза со стороны эсеров возрастает? — спросил Роман Николаевич.

— Есть все признаки этого, — кивнул губернатор. — Судя по докладам жандармерии, эсеры и другие революционеры готовят какую-то крупную акцию. Гораздо более опасную для государства, чем простое покушение на меня.

— Не прибедняйтесь, — усмехнулся Великий князь. — «Простым» покушение на вас я бы не назвал.

— И все же… — покачал головой Александр Александрович.

— Все эти эсеры и прочие, — вмешался в их разговор Воронцов, — не более чем сброд. Ну что они могут? Кинуть пару бомб? Организовать стачку? Раскидать листовки на улице? Право, господа, это смешно!

— Вы так думаете? — повернулся к нему Роман Николаевич.

— Уверен, — решительно рубанул рукой Воронцов. — Сколько раз они уже пытались? И каков результат? Нет его!

Тут Великий князь задумался и обвел курительную комнату взглядом. После чего заметил меня и его глаза радостно сверкнули.

— А что если нам спросить мнение человека, кому по долгу службы положено быть в курсе реального положения дел? Григорий Мстиславович, — позвал меня князь. — Будьте добры разрешить наш спор — по вашему мнению, эсеры — опасны или нет?

Вот уж не ожидал такого внезапного внимания к себе. Но отказываться от ответа не стал, как и уходить от него.

— Безусловно опасны, — заявил я. Воронцов тут же недобро посмотрел в мою сторону, но пока промолчал.

— И чем же? — уточнил Великий князь.

— В первую очередь — что им удается привлекать на свою сторону все больше рабочих и крестьян. Чем больше их поддерживает людей, тем меньше поддержки у императора. Во вторую очередь — они не стоят на месте, а учатся на своих ошибках и их вполне могут использовать иные страны в продвижении своих интересов и устранения не угодных. Простые покушения ни к чему не привели, тут светлейший князь прав, — сделал я легкий «реверанс» в сторону Сергея Михайловича. — Но это значит лишь то, что они будут действовать иначе. От применения бомб они не отказались. Всего пару недель назад один из эсеров взорвался, не сумев правильно собрать бомбу.

Тут Воронцов посмеялся над неуклюжестью бомбиста и «кадрами» революционеров.

— Не соглашусь с Сергеем Михайловичем, — покачал я головой. — Да, одному из революционеров не повезло. Но сколько есть тех, кто более компетентен? Мы хоть и держали взорвавшегося студента на контроле, но не знали, что он занимается созданием бомб. Что говорит о высоком профессионализме революционеров в плане сокрытия информации. Вот тут всплыла тема стачек, — переключил я внимание собеседников на другой вопрос. — А ведь именно из рабочих эсеры вербуют себе сторонников! И могут это делать лишь потому, что многие промышленники не следуют рекомендациям императора! Что это? Наши же подданные, видные купцы и промышленники, являются пособниками террористов?