Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 1

О другой девочке Рене уже слышал, но мать строго-настрого запретила ему наведываться в Домреми, или что-то самостоятельно выяснять. Сказала, что дело там сложное, и Мигель сам во всем разберётся. Однако, священник уже давно не появлялся в замке, и никаких толковых сведений от него не поступало. Последний раз, перед самой смертью герцога Анжуйского, он вернул Карлу Лотарингскому древний манускрипт, и что-то долго и путано объяснял про девочку, которая «и так все знает и ни в каких иных знаниях не нуждается».

– Она – сама истина! – страстно убеждал Мигель. – И если вы ждете прихода Спасительницы, то возрадуйтесь и дайте вашим душам глаза, чтобы увидели себя изнутри и подготовились, ибо она среди нас!

Рене тогда едва не поверил, но герцог посчитал такую экзальтацию лишь легким душевным расстройством и быстро юношу разубедил.

– Я много видел помешавшихся после чтения манускриптов из моей кладовой, – говорил он. – Жаль. Отец Мигель казался человеком разумным. Он и меня едва не убедил в том, что крестьянка из Домреми какая-то особенная. Говорил, что она предсказала Азенкур… Хотя теперь, задним числом, таких предсказателей объявились сотни, хоть пруд из них пруди… И, знаешь, что ещё, мой мальчик – может и хорошо, что святой отец ошибся… Ей богу, я дал ему манускрипт…, и даже надеялся. Но потом поразмыслил и подумал, что не смогу решить, как с этим управиться, если окажется правдой… Ожидать чудо и получить его – две большие разницы. И я предпочитаю деятельное ожидание растерянному обретению…

Возможно, Рене все равно задумался бы о той девочке, поскольку интерес матери к Домреми не мог быть пустым. Но судьба распорядилась иначе. Молодой человек очень быстро обо всем забыл, сраженный пришедшим известием о смерти отца. И не вспоминал до той минуты, когда слова герцога о странной девочке не воскресили её в памяти, словно прошлогодний призрак.

– Нет, так тоже нельзя! – вырвалось у него.

– Так надо, Рене, – мягко, но с нажимом произнес герцог. – Только так мы заставим Бургундца заключить союз на своих собственных условиях. А уж какими именно они будут, предоставим решать от имени дофина вашей матушке. Или его святейшеству, епископу Лангрскому, который весьма смышлен в словесных хитросплетениях… Я с радостью уступлю им это право, поскольку желаю расплатиться за щедрый дар…

Герцог обнял Рене за плечи и слегка встряхнул.

– Ну, что ты вдруг загрустил? Какой ещё тайник во всем этом тебе мерещится?

– А что, если жажда власти в Бургундце настолько велика, что он подошлёт к девочке убийц, лишь бы не иметь никакой угрозы за спиной? – спросил Рене.

– И что? Пусть подошлёт, – ничуть не обеспокоился герцог. – Они же придут в Домреми, к той, к другой, а она всё равно не настоящая.

– Но и вы потом не сможете предъявить настоящую!

– Почему? – искренне удивился герцог. – Подменами все пользуются. Даже короли надевают корону на голову другого, чтобы обмануть противника. Всё можно, если цель того заслуживает. И запомни – заключая союз с тем, кто только и ждет удобного случая, чтобы воткнуть тебе нож в спину, всегда носи кольчугу, но не упускай шанс эту спину подставить. Пусть неприятель ошибется, сделает неверный ход, и всё! Он уже неправ на веки веков! Зато сам, если захочешь ударить, бей только тогда, когда найдешь все тайники.

Рене посмотрел герцогу в глаза.

– Я запомню, ваша светлость.

И улыбнулся.

«Всё можно, если цель того заслуживает». Почему бы и нет?

Молодой человек глубоко почитал герцога, но никто не говорил, что цели у них всегда должны совпадать. А Жанна, беззаботно скачущая по полю, до сих пор стояла перед глазами Рене странным, пристыживающим видением.

– Полагаю, раз помолвки пока не будет, я должен немедленно ехать к матушке, поддержать Шарля и рассказать им о ваших планах? – спросил он.

– Я рад, что ты всё понимаешь с полуслова.

– Тогда, с вашего позволения…

– Конечно, конечно, иди собирайся, мой мальчик! – Герцог ещё раз встряхнул юношу и отпустил – Бери любого коня и столько охраны, сколько сочтешь нужным. Мне не требуется официальное оглашение, чтобы заботиться о тебе, как о родственнике…

Рене низко поклонился.

Он больше не краснел.

Говорить сейчас о Жанне и о том, насколько убежденно уверовала она в своё предназначение смысла не было. Но, шагая к себе в покои по галерее замка, Рене, безо всяких угрызений прикидывал, как именно он разрушит стройные планы герцога, если появится хоть малейшая угроза для жизни девочки, которую он убедил в высокой, но такой непосильной для неё миссии. Теперь главной своей заботой юноша почитал безопасность Жанны… «Да и той, другой, тоже…», – почему-то подумалось ему.

Бурже

(июнь 1418 года)

– Матушка, за что мне это?! За что, матушка?!!!

Размокшим от слёз лицом Шарль уткнулся в колени мадам Иоланды, неловко скрючившись возле неё на маленькой скамеечке для ног.

– Я только-только начал жить, как принц! Со мной все считались! Граф… Он был заботливей родного отца! Он мог спастись.., бежать и бросить меня…

– Тсс. Не надо, не вспоминайте об этом, Шарль, – погладила его по голове герцогиня.

– Нет, я хочу, чтобы все знали! – упрямо и с новой силой запричитал дофин. – Граф Арманьякский пожертвовал собой, чтобы спасти меня!!! Он отвлёк их… Он оставался на месте до конца, пока дю Шастель не спрятал меня в Бастилии! Встретил врагов лицом к лицу, как воин… И погиб так страшно! Страшно! Я спать не могу, матушка, не то что договариваться с убийцами!

– Всё! Хватит!

Мадам Иоланда решительно встала, почти сбросив голову дофина с колен.

Она не хотела, чтобы Шарль без конца себя казнил вместе с несчастным графом Арманьякским…

Послухам, коннетабля Франции мучили на протяжении трёх дней, кусочками сдирая с него кожу. Вроде бы говорили, что Изабо велела поставить для себя стул в пыточной и упивалась каждым криком и стоном. Но как раз в это многие не верили, считая, что слухи слишком преувеличены. Однако, мадам Иоланда не сомневалась – королева, растерявшая почти всё, что имела и получившая взамен всего лишь иллюзию власти до поры, до времени, способна и не на такое.

– Перестаньте плакать, Шарль, – почти приказала герцогиня. – Вы не сможете воскресить умершего. Для этого надо, чтобы Господь спустился с небес и вмешался в творимые бесчинства. Но пока он не спустился, вы – носитель крови Божьих помазанников – остаетесь единственной надеждой тех, кто здесь собрался! Поэтому вставайте, утирайте слезы и идите за мной к вашим подданным, пока они не начали думать, что на смену королю безумному приходит король безвольный.

В каминном зале замка действительно собралось целое представительство из прежних сторонников Бернара д'Арманьяк, рыцарей, оставшихся без своих сюзеренов после Азенкура, тех, чьи земли находились на севере страны и были уже захвачены, атак же тех, кого победа бургундцев во внутреннем противостоянии, в принципе, не слишком задевала, но кто не мог оставаться безучастным к судьбе гибнущего государства. Были здесь и люди, прибывшие по особому приглашению мадам Иоланды. В ожидании дофина, когда, возбужденно переговариваясь, все разбились на группы «по интересам», они стояли немного особняком – бергамец Бартоломео Баретта и задумчивый Теодоро Вальперга – итальянские наемники на службе Франции, ещё ничего не решившие, но уже понимающие свою нужность. А также капитан Суассона Гишар Бурнель и маршал Лангедока Арно Гийом де Барбазан, имевший прозвище «Рыцарь без упрёка», а потому, без колебаний приведший целый отряд на помощь дофину.

– Противодействие законной власти есть бесчестье! – говорил он, воинственно сжимая рукоять драгоценной «пощады» у себя на боку. – Я никому не позволю обесчестить собственное имя!

– Особенно такому выскочке, как Бургундец! – с готовностью поддерживал его Этьенде Виньоль, горячий, как все гасконцы. За что, вероятно, он и получил своё второе имя – «Ла Ир», которое одни переводили, как «ворчание собаки», а другие, как «ярость». – Я стерпел в четыреста восьмом, когда он убил брата короля, но теперь, когда эта светлость посягнула на сына самого монарха, и посадила на трон Франции эту шлюху Изабо, увольте! Это плевок на всех нас!