Жаркие горы
Шрифт:
— Валяй по-своему. Кулматов переведет.
— У нас говорят: иланын яхши-яманы олмаз. Душман — тоже.
— Он говорит, — пояснил Кулматов, — змея не бывает плохая или хорошая. Змея — это змея. Душман — тоже. Он за ними все время следил.
— Кулматов точно сказал, — подтвердил Саттар. — Душман есть — за ним смотреть надо.
— Урок нам наглядный. — Уханов повернулся к солдату, охранявшему пленных: — Как же ты прозевал, Петрухин?
Тот смотрел на командира роты растерянно.
— Я его пресечь не мог, товарищ
Пленных отвели в сторону, так, чтобы у них не появлялось греховных соблазнов. Еще раз обыскали. Нашли нож за голенищем сапога спокойного, на вид безучастного ко всему душмана. Доложили Уханову.
— Вот так, — сокрушенно сказал тот. — Видно, прав Саттар. Как это — иланын яхши-яманы олмаз? Я не ошибся?
Саттар, слышавший эти слова, довольно улыбнулся. Тут же Уханов уточнил последующие задачи.
— Дальше, — сказал он, — идем ущельем. Через три километра технику придется оставить. Она не пройдет. Сейчас высылаем на хребет разведгруппу. Лейтенант Климов, назначьте семерых, самых крепких.
— Одно отделение? — спросил лейтенант.
— Нет, сборную группу. Самых крепких и ловких.
— Есть! — И лейтенант назвал фамилии: — Пойдут рядовые Мальчиков, Кузин, Монахов, Ясиов, Лапин, Паршин и Возников.
— Позовите Кулматова, — приказал Уханов.
Через минуту солдат подошел к офицерам. Доложил о прибытии.
— Товарищ ефрейтор, — произнес Уханов официальным тоном, — назначаю вас командиром разведгруппы.
— Есть! — ответил солдат, как положено по уставу. Растерянно улыбнулся и уже от себя сказал: — Не смогу я. — Зачем-то посмотрел на свои широкие мозолистые ладони и качнул головой: — Точно, не смогу.
— Что не сможете? — спросил капитан чуть удивленно.
— Команды подавать. Не учился я.
— Главное, не волнуйся. — Голос Уханова заметно потеплел. — Мне не подаватель команд нужен, а командир. Каким он должен быть, надеюсь, ты знаешь?
— Так точно, знаю.
— Вот и действуй, как представляешь.
— Понял.
— Теперь о задаче. Смотри сюда.
Капитан раскрыл планшетку, в которой чуть пожелтевший целлулоид покрывал топографическую карту. Карта была новой, планшетка — старой. Ее, увольняясь в запас, подарил Уханову офицер-фронтовик. С тех пор она продолжает военную службу.
— Мы здесь, — сказал Уханов и острием карандаша указал на карте точку. — Дальше ущелье плавно поворачивает на юго-запад. — Карандаш скользнул по целлулоиду. — Разведгруппа должна уйти на хребет. Не думаю, что там есть большие силы. Скорее всего, могут оказаться один или два дозора. По хребту, сбив душманов, если надо, пройдете к перевалу. Главное для нас — не дать возможности духам выйти через хребет в тыл роте. Ясно?
— Так точно.
— Тогда отправляйтесь. — Капитан подал руку Кулматову и крепко сжал его ладонь. — Будь осторожен, командир!
Горы
безжалостны к хилым. Они не знают снисхождения, не жалуют милостью. Каждому, кто вышел на каменистые кручи, нужно быть готовым к борьбе. К борьбе с высотой, с крутизной, с переменами погоды, с самим собой, со своими слабостями.Разведгруппа, получив задание, отправилась на штурм крутого склона, уходившего к гребню хребта.
Они шли по узкой стежке, проторенной дикими животными. Впереди шагали два разведчика. Двигались осторожно, размеренно. Один уходил вперед, другой, выбрав укрытие, был готов прикрыть товарища огнем. Дойдя до удобной позиции, тот, кто был впереди, ложился и брал под прицел тропу. Второй шел дальше.
За разведчиками продвигалось ядро группы.
— Любишь горы? — спросил Кулматова Виктор Паршин, лучший пулеметчик роты.
— Я стенной человек, — ответил Кулматов. — Степь очень люблю.
— Мне степь не нравится. Все равно что женщина без рельефа. Одно уныние.
— Нет, не скажи. Степь всегда живая. Можно час сидеть. Два сидеть. Сколько хочешь — не надоест. У степи своя песня. Сиди слушай. Всегда приятно.
— Не-е, — возразил Паршин. — Не уговаривай.
— Значит, горы любишь.
— Люблю, — Паршин улыбнулся, — только в кино. А так они меня уже до печенок проняли.
— Что же тогда тебе надо?
— Лес, — произнес Паршин мечтательно. — Лес — наше богатство. Правильно так на плакатах пишут.
Часа два с небольшими передышками они царапались вверх по глухой крутизне. И вот уже гребень рядом. Кулматов двигался первым. В некоторых местах он ловко прыгал с камня на камень. Свежий ветер вершин тугой струей холодил лицо.
С этих высот открывался вид на огромные горные пространства. Массивные кряжи лежали словно чешуйчатые ящеры, ленивые и злые.
Тропа пересекала хребет, уходила за него на западный склон. С востока крутизна набирала градусы, превращая откос в крепостную стену. Куда ни обращался взор, всюду виднелись следы суровой борьбы стихий. Изъеденные трещинами безжизненные камни боролись за место под солнцем с ветром, жарой, морозами.
— Карта не знала, — сказал Кулматов, разглядев окрестности, — душманы здесь держать заслон не будут. Дико тут.
Они двинулись на юго-запад, к далекому, невидимому отсюда перевалу. Горы громоздились, пугая своей могучей первозданностью.
Сколько дикости и непонятной силы таят в себе эти махины, вырвавшиеся на свет из недр земли, взметнувшиеся отвесами к самому небу! Их мрачные стены, отутюженные вековыми ветрами, нависали над узкими щелями, и тот, кто проходил здесь, ощущал на своих плечах неимоверную тяжесть камня.
Шагать по хребту куда легче, чем одолевать грудь кряжа. Глаза слепила пронзительная синева, по краям свода ее припудривала легкая, прозрачная дымка. Но свет уже не обманывал людей.