Жатва скорби
Шрифт:
В другой деревне из-под снега вырывали желуди и пекли из них некое подобие хлеба, иногда добавляя немного картофельных очисток или отрубей. Один партработник сказал в сельсовете: «Посмотрите на этих паразитов! Они отправились голыми руками откапывать желуди из-под снега – они готовы делать что угодно, только бы не работать».[ 72 ]
Даже в ноябре 1932 года еще было несколько случаев восстания украинских крестьян и временного роспуска колхозов[ 73 ]. Дед Леонида Плюща[ * ] видел в одной деревне груду трупов: его начальник сказал ему, что «это была кулацкая демонстрация»[ 74 ].
72
Там же, с.134.
73
С.Пидхайни,
Дед Леонида Плюща…
Плющ Леонид – украинский диссидент, публицист. В настоящее время живет в эмиграции в Париже.
74
Л.Плющ, с.40.
Обычно крестьян доводили до восстаний тем, что в нескольких милях от них был хлеб, а их обрекали на голод. В царское время, когда случался куда меньший по размерам голод, делали все возможное, чтобы помочь голодающим. Советский писатель пишет о 1932–1933 гг.: «Старики вспоминали голод при царе Николае. Тогда им помогали. Им выдавали еду. Крестьяне шли в города христарадничать. Открывались кухни, где варили суп, чтобы накормить их, а студенты собирали пожертвования. А тут под властью рабочих и крестьян им не дали и зернышка».[ 75 ]
75
В.Гроссман, с.155.
Далеко не все зерно экспортировалось или отправлялось в города и армию. Местные амбары были полны «государственными резервами». Это зерно хранили на всякий пожарный случай, такой как война, например – голод не был достаточно веским поводом для использования этих ресурсов[ 76 ]. Так, зернохранилище в Полтавской области, по имеющимся сведениям, «почти трещало» от зерна»[ 77 ].
Молоко, отобранное у крестьян, тоже часто перерабатывалось на масло на заводах, расположенных неподалеку от голодающих деревень. Туда допускались только партработники и представители власти. Очевидец рассказывает, что хмурый завхоз завода показал ему нарезанное на бруски масло. Бруски были завернуты в бумагу с надписью на английском: «СССР. МАСЛО НА ЭКСПОРТ».[ 78 ]
76
В.Кравченко, с.129.
77
С.Пидхайни, т. 2, с.558.
78
В.Кравченко, с.121.
Когда продукты питания имелись, а голодающим в них отказывали, это выглядело непереносимым уродством и провокацией. Особенно если зерно хранилось открытым способом и гнило. Груды зерна лежали на станции Решетиловка Полтавской области. Зерно гнило, но охранялось сотрудниками ОГПУ[ 79 ]. Американский корреспондент видел из окна поезда «огромные пирамиды зерна, которые курились от происходящих внутри них процессов гниения»[ 80 ].
79
С.Пидхайни, т. 2, с.581.
80
«Социалистический вестник», №19, 1933, с.15.
Картофель тоже был свален в кучи и гнил. Как рассказывают, несколько тысяч тонн картофеля было собрано в поле возле Люботино и окружено колючей проволокой. Он уже начал портиться, тогда его передали из картофельно-овощного треста в трест спирто-водочных изделий, но и там его держали в поле до тех пор, пока он стал непригоден даже для производства алкоголя.[ 81 ]
Естественно, что в официальных отчетах подобные факты сваливали на «саботаж»: де, мол, урожай саботируют не только в степи, но и на элеваторах и в зернохранилищах.[ 82 ] Бухгалтер на зерноэлеваторе был приговорен к смертном казни за то, что платил рабочим за их труд мукой, и когда через два месяца его все-таки выпустили (сам он тоже голодал), он умер на следующий день.[ 83 ]
81
См.: А.Тавдул в «Нью-Йорк Американ», 22 августа 1935.
82
М.Каравай. Начальник политотдела Усть-Лабинской МТС. М., 1934, с.12. (Далее «М.Каравай…»)
83
Проект Гарвардского университета, раздел «А», дело 285.
Имеется много описаний крестьянских восстаний, единственной целью которых было получить зерно из зернохранилищ или картофель на спирто-водочных заводах. Многим не удалось даже этого, но вот в деревне Пустоваровка убили секретаря партячейки и забрали картофель, после чего было расстреляно 100 крестьян[ 84 ]. В Хмелево участницы бабьего бунта атаковали зернохранилище, трое из них были осуждены. Как пишет один из очевидцев этих событий, «они происходили в то время, когда люди были голодными, но еще имели силы»[ 85 ].
84
М.Вербицкий,
с.30.85
Ю.Семенко, с.48.
Были и другие акты отчаяния. В некоторых местах крестьяне поджигали урожай.[ 86 ] Но в противовес тому, что происходило в 1930 году, такие акты стали теперь спонтанными и некоординированными, отчасти из-за физической слабости людей. Более того, ОГПУ сумело к этому времени создать в больших деревнях сеть сексотов (тайных помощников) – и все теми же средствами – шантажа и угроз, в чем оно приобрело большой навык и умение.[ 87 ]
86
Люси Робинс Лонг. Завтра – это прекрасно. Нью-Йорк, 1948, с.262. (Далее «Л.Лонг…»)
87
«Украинское ревю», №2, с.581 и др.
Бунты происходили даже в 1933 году, в самый пик голода. К концу апреля крестьяне Ново-Вознесенска Николаевской области пытались силой взять зерно из кучи (оно уже начало гнить на открытом воздухе) и были расстреляны охранниками ОГПУ из пулеметов. В мае 1933 года голодные сельчане захватили склад зерна в Сагайдаках Полтавской области, но многие умерли от истощения, так и не донеся его домой, остальных на следующий день арестовали – многих расстреляли, другим же дали от пяти до десяти лет. Весной 1933 года крестьяне из нескольких окрестных, деревень напали на зерновой склад станции Гоголево Полтавской области и наполнили свои мешки кукурузой, которая там хранилась. Как ни удивительно, арестовано было всего пятеро из них.[ 88 ] Такие акции были следствием крайнего отчаяния. Уже осенью и зимой, не дожидаясь, пока голод схватит их за горло, многие крестьяне начали покидать деревни, как два года назад это сделали кулаки.
88
С.Пидхайни, т. 2, с.581 и др.
Пограничники не пропускали украинских крестьян на территорию собственно России; и если кому-то удавалось пробраться и он возвращался с хлебом, который еще можно было там достать, то на границе хлеб отнимали, а его, крестьянина, нередко сажали. (Подробно об этом мы расскажем в главе 18-й.)
ГПУ пыталось не пускать голодающих и в зоны, пограничные с Польшей и Румынией;[ 89 ] есть сведения, что сотни крестьян из пограничных районов были убиты при попытке перехода Днестра, чтобы попасть в Румынию[ 90 ]. (С другой стороны, похоже, что в эти годы украинским крестьянам не мешали ездить на Северный Кавказ, где в отдаленных районах Дагестана и Каспия можно было раздобыть еду.)[ 91 ]
89
Например: Иван Чинченко. Винницкая трагедия. Виннипег, 1981. Рукопись. (Далее «И.Чинченко…»)
90
Юджин Лайонс. Командировка в утопию. Нью-Йорк, 1937, с.469–470.
91
С.Пидхдйни, т. 2, с.469–470.
По некоторым подсчетам, к середине 1932 года три миллиона крестьян покинули деревню и толпились на станциях, устремляясь в более благополучные районы[ 92 ]. 0дин из иностранных коммунистов вспоминает такую сцену:
«Грязные толпы заполняют станции; кучи мужчин, женщин и детей дожидаются Бог знает каких поездов. Их разгоняют, но они возвращаются уже без денег или билетов. Садятся в любой поезд, если им это удается, и едут в нем, пока их не высадят. Они молчаливы и пассивны. Куда они едут? Просто ищут хлеб, картофель, работу на заводах, где рабочих кормят чуть получше. Хлеб – великий двигатель этих толп».[ 93 ]
92
«Социалистический вестник», №14, 23 июля 1932.
93
Виктор Серж. Воспоминания революционера. Лондон, 1963, с.64.
И тем не менее, до самой весны, когда голод достиг своей высшей точки, большинство все еще пыталось продержаться на всевозможных суррогатах, надеясь дотянуть до следующего урожая и на то, что правительство как-то поможет – чего так никогда и не произошло.
А пока они продавали все, что имели, в обмен на хлеб.
Как мы видели, крестьянину совсем не легко было легально переехать в город, даже в пределах Украины. Однако на этой стадии голода запрет соблюдался уже не так тщательно (действительно, трудно было навязать этот запрет даже в более позднюю и отчаянную пору голода). Многим удалось добраться до Киева и других больших городов. Жены высоких чиновников, у которых были большие пайки, продавали излишки на киевском базаре, беря у крестьян по дешевке их немудреные ценности. Богато расшитая скатерть шла за буханку хлеба в четыре фунта, хороший ковер – за несколько буханок. А «красиво вышитые кофты из шерсти или полотна… обменивались на одну или две буханки хлеба».[ 94 ]
94
С.Пидаайни, т. 2, с.77.