Жаворонки ночью не поют

— Помогите сесть, — попросила Зойка.

Костя и Люда подставили с обеих сторон плечи, и Зойка, ухватившись за них руками, села. Все плыло и качалось перед её глазами, она едва различала лица ребят. Накануне дети заставили её выпить немного воды, а сегодня она разделила свою порцию между Розой, Таней и Толиком, которые были уже совсем плохи. Зойка думала, что несколько вчерашних глотков помогут ей выстоять, но почувствовала, как силы покидают её, а голова превратилась в раскалённый шар.

— Смотрите, уже Красноводск, — сказал Костя, указывая рукой на далекий берег.

Зойка хотела подняться, но тяжёлая голова тянула вниз и гудела так, что почти ничего невозможно было расслышать. Гул с каждой минутой усиливался, и едва Зойка успела сообразить, в чём дело, как кто-то закричал:

— Самолёт!

Не ожидая ничего плохого, кое-кто приветственно помахал рукой. Раздалась пулеметная очередь. На корме закричали. Самолёт развернулся, снова дал очередь и пошёл на третий круг. И люди, у которых только что не было сил поднять голову, вскакивали в страхе, бросались за борт, как будто в воде можно было найти спасение. Непонятная сила подняла Зойку. Она села и, видя, что кто-то из девочек побежал к борту, крикнула:

— Лежать!

Её голос был так слаб, что она сама себя еле услышала, и тогда команду повторил Костя:

— Всем лежать!

Дети прижались к палубе, но несколько девочек из Буденновска всё же успели прыгнуть за борт. В Зойке сработала какая-то пружина. Она подскочила и, шатаясь, опасаясь каждую секунду упасть на палубу, побежала к борту. За ней спешили Костя, Люда и Нина. На воду уже летели спасательные круги, канаты.

Самолёт, переполошив всех, быстро улетел. Девочек вытащили из воды. Костя пересчитал ребят и успокоил Зойку:

— Все, Зоя Дмитриевна. Не волнуйтесь, все на месте.

Через полчаса пароход вошёл в порт.

Зеркало

Время к вечеру, а солнце не унимается. Раскалённое до бела, оно пронизывает острыми лучами тело, голову, отнимая последние силы. До эвакопункта всего несколько метров, но Зойке казалось, что они никогда не кончатся. Наконец она вошла в кабинет и протянула симпатичному белобрысому пареньку картонку, которую ей дал в Баку Амиров. Тот достал из стола бумажку с печатью, подал Зойке:

— По этому документу сядете в поезд сегодня ночью.

Потом отсчитал пятнадцать тысяч рублей, достав их из сейфа, и сказал:

— Идите на рынок, в порту вы ничего не купите.

Она с благодарностью подумала об Амирове: наверное, успел сообщить сюда о них, потому всё прошло так гладко. Но рынок их разочаровал, там, как и в порту, ничего не было — день кончался, и почти все уже разошлись по домам. Удалось купить только несколько дынь и солёной рыбы. С этим и сели в эшелон.

Поезд едва тащился по раскалённой пустыне, делая остановки лишь на меленьких разъездах да в открытом поле. Зойка кормила детей солёной рыбой один раз в день, на ужин давала по ломтику дыни, которые, впрочем, кончились уже на вторые сутки. Их постоянно мучила жажда, но теперь она не была такой страшной. На каждом разъезде они находили кран или колодец и набирали воду во все бутылки и банки, какие удалось насобирать. Хуже было с едой: рыба кончалась, а они при всём своём богатстве нигде не могли ничего купить.

На третий день к вечеру поезд надолго стал в степи. Зойка, пошатываясь, вышла из вагона, стала в тени. Она чувствовала, что с ней случилось что-то нехорошее, непоправимое. Только огромным усилием воли заставляла она себя воспринимать окружающее. Мир ускользал от неё, как тень. Всё чаще и чаще глаза застилало чёрным туманом, и Зойка ощущала такую пустоту, что, казалось, и сама стала бесплотной, неосязаемой. Память отключалась, и Зойка долго не могла вспомнить, почему, зачем и куда она едет в этом эшелоне.

Но сейчас был период ясности. Зойка повязала волосы клочком Костиной рубашки, который приспособила под косынку, чтобы спрятать почти два месяца немытые волосы. Откуда-то потянуло вкусным, давно забытым запахом. Зойка пролезла под вагоном и увидела в голове поезда много детей, одетых совершенно одинаково. Подошла ближе и увидела: одни уже ели кашу, другие стояли в очередь к поварихе, которая развела свой очаг прямо в степи. Рядом сидел худощавый мужчина.

«Детдом! — осенило Зойку. — Наверное, едут в первых вагонах. Может, удастся купить у них крупы». Она подошла:

— Здравствуйте. Вы откуда?

— С Северного Кавказа. Из Ипатово.

— Земляки, — улыбаясь, сказала Зойка, как будто уже одно это могло её поддержать.

— А ты что же, сама едешь?

— Нет, нас тоже много, целый детдом. Только мы в самом хвосте поезда.

— А кто у вас директор?

— Директор нас бросил. Мы одни. Я самая старшая.

— А-а-а, слышал, слышал, в эвакопункте об этом говорили. Какой мерзавец! Он за это заплатит, никуда не денется. Что вы едите?

— Солёную рыбу, и та уже кончается. Мы теперь богатые, у нас много денег, а купить продукты негде. Может, продадите чего-нибудь?

— Что ты, что ты! — замахал мужчина руками. — Никаких денег! Петровна, а ну-ка варите кашу и на них.

Повариха смущённо замялась, напомнила:

— Анатолий Алексеевич, тут крупы всего на два раза осталось. Своим не хватит.

— А эти чьи? — возмутился Анатолий Алексеевич. — Они тоже наши, советские. Да ещё земляки. Варите, говорю вам. Тут ехать-то осталось… Мука ещё есть. Не умрем. Варите!

— Да чего расшумелись? — недовольно засопела повариха. — Сейчас сварю. Лишь бы машинист воды дал.

— Директор детдома Бадулин, — представился Зойке Анатолий Алексеевич. — А вашего всё равно найдём и накажем!

Повариха поманила Зойку рукой. Та подошла и стала, как зачарованная, вдыхая запах чуть подгоревшей каши. Петровна протянула ей полную миску:

— Поешь, а то ты еле на ногах стоишь.

Зойка отрицательно покачала головой.

— Да ты чего? — удивилась повариха. — Директор же разрешил.

— Буду есть только со своими детьми, — твёрдо сказала Зойка, и повариха долго ещё удивлялась, что за девчонка такая, прямо кремень.

Глядя, как дети вылизывают миски, Зойка часто-часто моргала глазами, прогоняя слёзы. Уж сколько она пережила с ними, а всё равно не может без волнения видеть, как насыщаются хронически голодные дети: осторожно, чтобы не уронить ни крошки, не оставить на дне или стенке миски ни крупинки. А какие у них при этом сосредоточенные лица — страшно смотреть. Сколько ещё потребуется времени и продуктов, чтобы накормить их досыта?

На следующий вечер снова сошлись на остановке среди степи, недалеко от какого-то разъезда, два детдома. Ипатовцы пекли пышки. Повариха и воспитательницы ловко колдовали над очагом, от которого шёл одуряющий запах хлеба. Повариха, увидев Зойку, поманила её и пыталась всунуть ей пышку: что делать, всех-то не оделишь! Зойка наотрез отказалась и пошла к ребятам.