Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

– Предательство, как и предатель, никогда не имеет границ, не в силах остановиться, ведь у предателя никогда нет позиции, как нет и веры, – заметил мистер Алан Гринспен (его прочили в директора ФРС), – поэтому где гарантия, что, поставь мы сейчас на Горбачева, в будущем он также не предаст нас?

– Он выполнит свою задачу и потом может убираться ко всем чертям, – парировал Мемзер, – его задача – это миссия разрушителя. Строить новое государство будет команда другого лидера. Ситуация такова, что даже в недрах компартии сейчас существует оппозиция, например, некий мистер Ельцин. Очень, на мой взгляд, перспективная фигура, популярная во всех прослойках советского общества, лоялен к демократическим ценностям, имеет репутацию упрямца и потому гоним, обижен. На моей бывшей родине такие наиболее популярны. Лучшего сочетания невозможно придумать. Полагаю, в будущем Ельцин сможет оказать нам серьезную поддержку. Разумеется, – Мемзер покашлял в кулак, – если мы окажем поддержку ему.

Вот чем занимался Мемзер, бывший рядовой, а ныне финансовый офицер на службе мирового финансового командования. То, что последовало дальше, всем известно: самая большая страна в мире, во многом противоречивая, сложная, но все же далеко не самая плохая – Советский Союз – рухнула, доведенная до краха, преданная и проданная ее лидером, чья покойная ныне супруга так любила менять наряды от парижских кутюрье. Пришедший на смену этому парню мистер Ельцин очень ценил присвоенное ему звание подлинно демократического лидера, и самолеты Федерального резерва, груженные долларами, садились в Шереметьево иногда дважды в день. Печатный станок работал круглосуточно, а на карте долларовой зоны было заштриховано самое большое, величиной с одну шестую часть суши, белое пятно. Конечно, в том была заслуга не только Мемзера, но не следует смешивать в одно исполнителей, число которых может быть сколь угодно большим, и разработчиков. Этих как раз было немного, скажем, полторы дюжины, и в их числе Мемзер. После успешного присоединения территории бывшего Союза к долларовому пространству он был принят в исключительный, единственный в своем роде и самый влиятельный клуб – клуб банкиров Земли, клуб менял и бухгалтеров, клуб абсолютной власти. Бог и впрямь ничего не мог посоветовать ему. Мемзер сам стал одним из апостолов бога всех менял – Мамоны, от которого даже сам дьявол в свое время был не в восторге. Ему он служил ревностно и страстно, его сердце больше не саднило, он забыл о собственных слабостях и упрямо жил ради бесчеловечной идеи, казавшейся ему единственно правильной моделью мира. Идея эта – богатство и могущество немногих за счет всех остальных. Люди – скот, их нужно пасти, а после доить, сцеживая золотые струи в формы для золотых слитков. Только это. Навсегда. Любой ценой.

* * *

При поддержке сенатора и Мемзера Нам Кам в Америке занялся привычным делом. Социалистический Вьетнам оказался во многом химерой. Советского Союза из этой страны не вышло: нищету не победили, проституцию не задушили, азартные игры с корнем не выкорчевали, с наркоманией ничего не смогли сделать, сколько ни пытались. Даже показательные казни наркодельцов, устраиваемые ежегодно в день вьетнамской независимости, не помогали. Дурь дает мгновенную и очень недурную прибыль. Жизнь человека в трафике ничего не стоит. Она не измеряется в денежных единицах – нет! – она ничего не стоит в единицах морали. Сдохнет один, двести, тысяча – это бизнес. Вписался в дело – будь готов к внезапной, порой мучительной смерти. Смерть в наркоделе – часть профессии, закономерный финал, никем не воспринимаемый как трагедия. Нам Кам был и далеко, и невероятно близко от социалистического Вьетнама: он получил американское гражданство, что позволяло оставшимся на родине считать его чуть ли не воплощенным Буддой. Нам спускался к ним с небес в вертолете. Он прилетал на закате с лаосской стороны, спускался на родную землю, на нем был темный, в полоску костюм от братьев Брукс [4] и широкополая шляпа Фрэнка Синатры. Нам курил сигару. Он был великолепен, категорически императивен, он был гражданином свободного мира. Он был живой, осуществившейся мечтой, и тысячи вооруженных головорезов умерли бы за него столько раз, сколько он прикажет. Он всем им давал работу, он организовал их, он дал им новую жизнь. И мир узнал, что помимо русской, итальянской, албанской и прочих есть еще и вьетнамская мафия. Помимо Триады, Каморры, Якудзы есть Катран – песчаная змея, мираж, который невозможно поймать за хвост, змея, чье тело при малейшем прикосновении распадается на песчинки, которые невозможно отличить от обыкновенных, гонимых ветром куда-то, где Катран вновь соберется воедино, станет цельным, живым, извилистым организмом. Нам Кам стал первым боссом, прародителем змеи, и уже очень скоро появившиеся после американо-вьетнамской войны многочисленные диаспоры, состоящие по большей части из сбежавших от хошиминовской власти, услышали шипение Катрана. Для некоторых особо несговорчивых это шипение окончилось смертельным ядовитым укусом. В Риме и Париже, в Западном Берлине, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе – везде, где после войны осели беглые вьетнамцы, везде, где они поселились, заняв целые кварталы крупнейших европейских и американских городов, везде, где они открыли свои ресторанчики, магазинчики, вдруг оказалось, что кварталы эти туго обвила своими бесконечными удушающими кольцами песчаная змея. В диаспоре все собирали ежемесячную дань и передавали ее боссу-наместнику – самому уважаемому члену диаспоры, слово которого стояло над законом официальным и само лишь было закон. Босс-наместник решал, кто и сколько должен заплатить ему, босс карал, никогда не давая отсрочки. Нам Кам создал безжалостную, кошмарную систему. Катран стал одним из самых жестоких мафиозных образований мира. Босс-наместник диаспоры, помимо дани, получаемой от предприимчивых земляков, контролировал проституцию, сбыт наркотиков, произведенных на предприятиях Катрана во Вьетнаме, Камбодже, Лаосе, Таиланде, а также подпольные игорные заведения. За малейшее неповиновение Катран убивал.

4

Brooks Brothers – американский производитель одежды высокого ценового уровня.

Деньги Катрана весьма выгодно вкладывались в Гонконге, Малайзии, Сингапуре, где Нам купил несколько банков, а Мемзер помог им оформить партнерство с банками, входящими в ФРС. Сейчас, несмотря на воссоединение Гонконга и красного Китая, эти банки продолжают оставаться основными, богатейшими финасовыми группами в своем регионе. Сертификат ФРС для них как охранная грамота – никто никогда не тронет. Местные власти знают, что излишний интерес с их стороны, проявленный к этим банкам, повлечет за собой «озабоченность госдепартамента США», и предпочитают не будить лихо, покуда оно тихо.

В Америке Нам Кам вел себя как лояльный гражданин, считался меценатом – покровителем искусств. В Нью-Йорке ему принадлежали две художественные галереи, там часто проходили выставки, собиравшие влиятельных людей – ценителей искусства со всего мира. Эти выставки позволяли Мемзеру и Наму легально встречаться: для всех это были встречи галериста – вьетнамского диссидента и банкира – любителя живописи. Однажды на выставку приехал сенатор. Торопливо прошел через залы, кивая в ответ многочисленным приветствиям, без стука вошел в комнату, где беседовали вьетнамец и банкир. Не снимая пальто, сел за стол, залпом выпил стакан воды, закашлялся и чертыхнулся:

– Холодная. Как лед холодная. Можно схватить ангину! Черт возьми, Нам, ты сам скоро станешь таким же холодным. Знаешь, зачем я приехал в Нью-Йорк и не доверился телефонам? Потому что твои телефоны прослушиваются.

Нам Кам насмешливо прищурился:

– Вот как? И кем же? Я жертва коммунистического режима, лояльный гражданин и известный галерист. Кто осмелится меня прослушивать?!

– Федеральное бюро расследований, – отчетливо выговорил сенатор, – да-да. И уже несколько дней.

– Что же случилось несколько дней назад? Я помню наш уговор: никаких дел на территории Штатов. У меня безупречная репутация, мистер.

Мемзер не вступал в разговор, он уважал старшего по званию. Сенатор же вытащил из бокового кармана своего пальто сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и бросил Нам Каму:

– Вот. Это копия ордера Интерпола, переданная в ФБР. Поэтому они тебя и прослушивают, ордер – достаточное основание. Я думаю, тебе скоро конец, Нам. Получишь пожизненное. Интерпол не стал бы выдавать ордер, не будь там уверены в том, что смогут засадить тебя навсегда.

Нам осклабился и стал похож на улыбающуюся гусеницу. Он не боялся, ему наплевать было на Интерпол, ему так спокойно было здесь, в Нью-Йорке. Он был богат, он создал Катран, он распоряжался людскими судьбами, жизнями... Сесть в тюрьму? Это не входит в его планы. Нет-нет, ни за что. Но бумага лежала перед ним, и невозможно было отрицать ее существование, да и в подлинности оригинала, с которого была сделана эта копия, не было сомнений. Шутить с международной полицией, недооценивать ее?

– Ну, во-первых, меня для начала надо арестовать, – сказал Нам. – Я, разумеется, публичная фигура; скрываться, удариться в бега – это не для меня, но Федеральное бюро, а это я знаю совершенно точно, Федеральное бюро не станет делать ничего, пока я на американской территории. Им хоть в чем-то нужна зацепка, что-нибудь элементарное, даже превышение скорости подойдет. Хотя, конечно, – он вздохнул, – земля под ногами сейчас больше похожа на трясину.

– Хуже всего в этом деле то, что оно не только твое, – вступил наконец в разговор Мемзер. – Оно наше, общее дело, Нам. Попади ты на скамью подсудимых, процесс обязательно сделают открытым и я не дам за нашу с господином сенатором репутацию и рваного контрацептива, а наша репутация для нас равнозначна жизни. Тебе даже не нужно будет болтать. Найдутся два-три журналиста, их газеты оплатят все расходы, лишь бы первыми напечатать сенсационную передовицу, что-то вроде «Что общего у сенатора, банкира и босса вьетнамской мафии?». В свое время мы спасли тебя от Вьетконга, хотя могли просто убрать. Ты должен помнить, что без нас тебя бы просто не было.

– Я ценю ваше благородство, – Нам Кам отвесил издевательский поклон, – но, надеюсь, вы понимаете, что, убив меня, вы и сами проживете недолго.

– Давайте-ка не будем вести себя, как склочные бабы, – сенатор поднял указательный палец, словно выступая с трибуны. – Ордер можно аннулировать. Разумеется, не сразу, понадобится какое-то время. Наму нужно спокойное место, где можно будет переждать. Ну, скажем, страна, которая не выдает международных преступников.

Нам усмехнулся:

– Ссылка в банановое королевство? Думаете, для вьетнамца такой вариант в самый раз? В банановом государстве нет границ, нет законов, меня там достанут в два счета. А потом, как я смогу контролировать бизнес, сидя на пальме, как гребаный, мать его, лемур?

– А при чем тут пальмы? – возразил Мемзер. – Почему, скажем, не государство, в котором в ближайшее время начнут происходить весьма интересные вещи? Я говорю о своей бывшей родине. Союз сейчас активно принимает вьетнамцев, они работают на заводах и фабриках по всей стране. Уверяю, что многие из них осядут в СССР, начнут бизнес. Там сейчас большие перспективы. Что если ты, Нам, переедешь на какое-то время в Москву? Это не ссылка, это новые возможности. Мы будем встречаться, мне придется теперь там часто бывать, так что для тебя в этом смысле связь с окружающим миром потеряна не будет. Все выглядит, как простой переезд. Ну?! Босс Катрана переезжает из Нью-Йорка в Москву. И все.

– Соглашайся, Нам, – поддакнул сенатор. – Выбирая между пожизненной решеткой, нелегальным положением и совдепами, я бы выбрал совдепы. Без вариантов, не так ли?

Что оставалось Наму? Спустя неделю он уже был в Москве, сидел в комнатушке общежития горного института и беседовал с некоторыми земляками, прибывшими из социалистического Вьетнама. Здесь, в СССР, Нам Кам почувствовал, что начал самое большое и прибыльное дело в своей жизни. Он не контролировал бизнес, он создал его. В стране непуганых идиотов, где не было элементарного ширпотреба, вьетнамские куртки-пуховики, набитые черт знает чем, кожаные куртки, дубленки, шубы из собаки или кролика и прочая ужасная ерунда, которая теперь кажется дурным сном, поддельные вещи с заманчивыми для советских граждан названиями мировых производителей разлетались, словно горячие пирожки. Невозможно посадить на иглу население целой страны. Наркобизнес чрезвычайно опасен, а здесь, на ширпотребе из Вьетнама, Китая и Монголии, Нам Кам в одночасье сделался монополистом и быстро стал получать суперприбыли. Одеть сто шестьдесят миллионов человек – задача, с которой Нам успешно справлялся на протяжении долгих лет. Помимо этого он встал во главе черной валютной биржи: в каждом студенческом общежитии Москвы, Петербурга и прочих больших городов находились кассы оптового валютного обмена. Спустя всего два года с момента приезда Нама в Москву он руководил бизнесом с миллиардными оборотами! За это время он основательно пустил корни сперва в Союзе, а после уж и в России. Босс Катрана в изгнании совершенно официально получил российское гражданство, обзавелся шикарными апартаментами в центре Москвы, дворцом в Подмосковье и огромным кругом полезных знакомств, куда входили сплошь только нужные люди, с помощью которых Нам Кам без всяких проблем решал вопросы своего большого дела, – в основном государственные функционеры как среднего, так и весьма высокого уровня. Высоким чинам в погонах нравилось, что Нам никак не связан с криминалом, а занимается вполне себе мирным делом и при этом согласен щедро делиться. Впрочем, Нам Кам всегда давал понять, если запросы чиновников становились чрезмерными, и те остывали, не наглели. Чертов вьетнамец был изворотлив и всегда добивался своего.