Жажда
Шрифт:
* * *
Утром Тимоти вновь обмакнул пальцы в воду, а затем увлек меня в путешествие по двору - туда и обратно, туда и обратно.
– Что это вы делаете?
– спросила Ма.
Я пожал плечами.
– Не знаю.
Ближе к полудню, когда тени стали совсем короткими, мы с Тимоти уселись на крыльце, рядом с нами в манеже, сооруженном отцом из тщательно оструганных реек и кусков москитной сетки, играла Мэри. Тимоти попросил меня:
– Я хочу пить. Дай мне, пожалуйста, воды.
Я принес ему воды, и он сказал:
– Спасибо.
– Тимоти взял кружку, а затем неожиданно добавил:
– Точно!
– воскликнул я, удивленный его новой фразой.
Тимоти выпил воду, а последние несколько капель вылил себе на раскрытую правую ладонь и стал водить по лужице пальцами левой руки. Затем он вдруг обратил лицо к Мэри и, сделав в сторону ее манежа два шага, повернул голову ко мне. Я тоже подошел к манежу, и Тимоти коснулся моего запястья. Я вытащил Мэри из манежа и отнес на крыльцо. Затем перенес на крыльцо манеж и посадил в него Мэри.
Тимоти сел на то место, где был манеж, взял пригоршню земли и отбросил ее в сторону; затем взял еще пригоршню и еще. Видя, что Тимоти занят, я взял сестренку на руки и потащил умываться перед обедом. Вернувшись чуть позже, я увидел, что Тимоти вырыл в земле яму и продолжает свое занятие. Я взял его за руку и сказал:
– Время обеда, Тимоти. Пойдем есть.
Пообедав, он вернулся к яме и принялся за свое. Я дал ему большую ложку, с которой частенько играла Мэри, и старый нож со сломанным лезвием. Этими нехитрыми инструментами Тимоти выкопал к вечеру яму такой глубины, что, пригнувшись, мог полностью в ней скрыться. На крыльцо вышла мать с Мэри на руках и пожаловалась:
– Он испортит нам лужайку перед домом.
– Стремясь скрыть слезы, Ма рассмеялась.
– Испортит нашу лучшую лужайку!
Уже совсем стемнело, и зной спал, когда до нас донеслись цокот копыт и скрип колес.
Домой вернулся отец! Мы побежали ему навстречу. Лицо отца было покрыто пылью, но при нашем появлении оно озарилось улыбкой.
Я заглянул в телегу. Только половина бочек была наполнена водой.
– Тебе не хватило денег?
– спросил я, поразившись тому, что кто-то ставит свое желание разбогатеть выше человеческих жизней.
– Колодцы почти иссякли, - объяснил отец.
– Возле них собралась целая толпа, и каждый получил свою, хоть и небольшую долю.
Мы с отцом распрягли лошадей, отвели их в конюшню и напоили, но бочки с водой оставили до утра на телеге. Подходя к дому, мы увидели голову Тимоти, высовывающуюся из ямы.
– Что происходит?
– спросил отец.
– Тимоти копает яму, - ответил я.
– Мог бы найти для этого место подальше от дома, - заметил отец и вошел внутрь.
Я позвал Тимоти и помог ему выбраться из ямы. Парень был перепачкан землей с головы до пят, и я отчищал его так долго, что, когда мы вошли в дом, отец уже почти закончил ужин.
Этим вечером мы долго сидели за столом, но не читали и почти не разговаривали. Тимоти сидел подле меня, положив пальцы на мое запястье.
– На первое время нам хватит воды, что привез отец, а там, Бог даст, наполнится пруд на дне реки, - сказала Ма, но надежды в ее голосе не было.
– Нужно решать, куда мы отправимся, когда кончится вода.
– Отец наугад открыл Библию и прочитал вслух: - "...ибо пробьются воды в пустыне и в степи потоки". (Ветхий Завет, Книга
Отец захлопнул Библию, положил ее на стол, сверху на книгу поставил локти, а лицо спрятал в ладонях.
Я тронул Тимоти, и мы бесшумно разошлись по своим кроватям.
* * *
Ночью меня разбудил шум во дворе. Я резко поднялся. Тимоти на соседней кровати не оказалось. Я вышел на крыльцо. Тимоти копал яму. Во всяком случае, я решил, что он копает яму, поскольку из нее летели комья земли, хотя сам Тимоти не показывался. Вдруг из ямы вылетело несколько камней, один из которых угодил мне прямо в лодыжку. Охнув, я ухватился за ушибленное место. Вскоре боль немного унялась, и я, подняв глаза, увидел рядом с собой отца.
– Что происходит?
– повторил он свой недавний вопрос.
Тимоти перестал копать, а у меня на секунду перехватило дыхание.
– Тимоти копает яму, - вновь ответил я.
– Ночью?
– удивился отец.
– А зачем он вообще копает яму?
– Он же слепой, и ему все равно, день на дворе или ночь, - пояснил я.
– А зачем он копает яму, я не знаю.
– Пусть вылезает оттуда, - распорядился отец.
– На детские глупости сейчас нет времени.
Я подошел к яме. Лицо Тимоти далеко внизу показалось мне бледным пятном.
– Он забрался очень глубоко, - сообщил я.
– Теперь без лестницы ему не обойтись.
– Туда он забрался без лестницы, так пусть без лестницы и выбирается, - отрезал отец.
– Тимоти, - позвал я.
– Отец велит тебе вылезать.
Вдруг Тимоти, словно пузырь воздуха в воде, выплыл из ямы и встал со мной рядом.
– Отец, ты видел?!
– испуганно спросил я.
Отец повернулся и молча удалился в дом. Там он зажег лампу и сел за стол. Мы с Тимоти последовали за ним и сели напротив.
– Почему он копает?
– снова спросил отец.
– Барни, раз уж вы друг друга понимаете, то спроси у него.
Я, коснувшись запястья Тимоти, произнес:
– Отец желает знать, почему ты копаешь.
Рот Тимоти зашевелился, будто он пытался выговорить трудные для произношения слова, затем Тимоти, расплывшись в улыбке, радостно сообщил:
– Ибо пробьются воды в пустыне и в степи потоки.
– Это не ответ!
– рассердился отец.
– Пусть больше не копает. Скажи ему это, Барни.
Тимоти повернул ко мне голову, и на лице его я заметил протест.
– Почему ему нельзя копать? Разве он делает что-то плохое? спросил я, а у самого сердце ушло в пятки. Еще бы, ведь я возразил отцу впервые в жизни!
– Пусть не копает потому, что я так велю!
– еще более гневно сказал отец и сжал руки в кулаки.
– Отец...
– Я сглотнул.
– Мне кажется, что Тимоти ищет воду. Он... Он, прежде чем начал копать, касался воды, и потом мы с ним обошли все окрестности дома. Он, наверное, чувствует присутствие воды, как лозоходец. Подумай сам, ведь Тимоти другой, не такой, как мы.
– Боясь взглянуть на отца, я уставился на собственную правую руку, которой касался запястья Тимоти.
– Возможно, если бы мы помогли ему копать, то...
– Мне вспомнились камни, вылетающие из ямы.
– А то сам он копает только с помощью старого ножа да ложки, с которой играла Мэри.