Жди, за тобой придут

В тот же день Вячеслав был жестоко бит.

Вернувшийся из магазина Костя мирно выслушал Оксанин рассказ, вместе с ней похихикал над влюблённым недотёпой, поужинал и через какое-то время вышел в коридор.

Проследовал он, как не трудно догадаться, к убежищу Вячеслава. Обнаружив, что дверь заперта, Костя вежливо постучался, а когда услышал клацанье открываемого замка, с силой ударил по двери ногой, мгновенно открыв её настежь и переведя стоявшего за ней в полуметре и ничего не подозревавшего хозяина комнаты в горизонтальное положение.

Вся процедура заняла у Кости пятнадцать минут, включая наставления и советы на будущее. Эту недолгую, но весьма насыщенную карательную акцию Вячеслав перенёс — надо отдать ему должное — вполне стоически. Желания оппозиционировать Костиным внушениям у него так и не возникло — ни в физической, ни в словесной форме, что естественным образом успокоило бурный Костин порыв. Успокоило до такой степени, что, вместо требования законных репараций, Костя принялся вдруг участливо фантазировать на тему того, как сурово наказанный им Вячеслав мог бы выйти из состояния любовного отверженца и обрести нормальную, полноценную жизнь:

— Я бы на твоём месте привёл себя в порядок: помылся, побрился, купил что-нибудь приличное из одежды (если у тебя сейчас этого нет) и отправился бы на дискотеку. Девчонок там каждые выходные целая уйма трётся — обязательно кого-нибудь снимешь, если клювом не станешь щёлкать. По фэйсу ты вроде не урод, филолог к тому же — значит, язык должен быть подвешен. Сам не заметишь, как найдёшь себе классную герлу. Влюбишься, женишься, и всё у тебя будет о’кей!

— Вы знаете, Константин, — нарушил, наконец, своё «коммунистическое» безмолвие Вячеслав. — Нам с вами, судя по всему, просто не дано друг друга понять… Скажите, разве вы стали бы меня слушать, если бы я вдруг начал «по-доброму» уговаривать вас разлюбить вашу жену?

— Ну, ты задницу с пальцем-то не сравнивай! — оборвал его Костя. И после некоторой паузы добавил:

— А вообще, твоя психология мне действительно не понятна… Неужели ты всё ещё продолжаешь на что-то надеяться?

— А вы считаете, что можно перестать это делать? Вот вы лично могли бы перестать надеяться, если сейчас была бы война, и если Оксана попала бы во вражеский плен?

— Интересные у тебя аналогии!.. Война, говоришь? Стало быть, ты намерен «драться» до последнего?

— Нет, драться с вами я не буду. Ведь это всё равно, что драться с самим собой…

— Это ещё почему?

— Потому что в любой драке бьющий только лишь воображает себе, что мутузит кого-то другого. А, на самом деле, никакого другого (и никаких других) нет…

— Обоснуй.

— Если у человека всё хорошо, разве он станет думать о драке? А, если думает, — разве может у него быть всё хорошо?

— Ты на что это намекаешь?!

— Только лишь на то, что в этом мире не бывает правых и виноватых. И не бывает так, чтобы сама собой сложилась ситуация, в которой на безвинного вдруг обрушиваются все напасти.

— Хочешь сказать, что мы с женой сами виноваты в том, что в нашу жизнь вторглась такая свинья, как ты?

— Вы говорите это, Константин… и показываете своими действиями…

— Да-а… Правильно Оксанка диагноз поставила: ты законченный псих!

— Я безумно люблю девушку, которая волею судьбы оказалась вашей женой. Во всём остальном я ни чуть не безумнее вас.

— Эх, договоришься ты у меня, философ!.. Короче, так. Сегодня я сделал тебе предупреждение, которое, надеюсь, ты усвоил. Один лишь рецидив — и твоя спокойная жизнь закончится навсегда!.. Да, и вот ещё что. Жену мою, если твоей извращённой натуре так хочется, можешь любить хоть до гробовой доски, но чтобы ни она, ни я об этом больше не слышали. Понял?

— Спасибо за ваше участие, Константин, и за вашу «милость к падшим». Если вам когда-нибудь снова захочется потереть об меня кулаки, заходите, не стесняйтесь. Моя физиономия и моё тело всегда к вашим услугам.

Костя внимательно посмотрел Вячеславу в глаза и, найдя там только лишь тупую, усталую решимость и болезненную пустоту, невольно отвернулся. В этом упрямом пентюхе было всё же что-то от настоящей личности, от человека, который знает, зачем он живёт, и который готов на многое ради достижения своих целей.

Не произнеся больше ни слова, Костя резко поднялся и вышел вон.

По прошествии трёх недель, Вячеслав так ни разу и не вышел из своего горького подполья, отчего Костины волнения начали рассеиваться, и вскоре он, как и Оксана, уверовал в то, что эта история, с Божьей помощью, успешно закончилась.

В реальности же у Вячеслава и в мыслях не было расписываться в собственном бессилии и прощаться с Оксаной навсегда. Такое было для него просто невозможно. Он бы с радостью согласился терпеть побои за каждый разговор с властительницей своего сердца, если бы только это могло хоть как-то приблизить его к заветной цели. Камнем преткновения для Вячеслава были отнюдь не Костины кулаки и угрозы. До конца марта он только и делал, что днями и ночами напролёт думал о том, как уговорить Оксану пойти на оккультный эксперимент.

Насилие исключалось. Впрочем, никакого результата в столь тонком деле при помощи насилия добиться ему всё равно бы не удалось. Ведь для того чтобы звенигородская колдунья могла ввести Оксану в нужное состояние, требовалось полное расслабление и добровольное сотрудничество последней.

Тупая назойливость и попытки взять неприступную крепость Оксаниного сердца измором ни к чему привести тоже не могли.

В какой-то момент Вячеслав начал серьёзно обдумывать план эдакой «толстовской» подставы. Если провоцировать Костю на всё более и более тяжкие формы мстительного рукоприкладства, дело вполне могло дойти до суда, и муж Оксаны исчез бы из поля зрения на долгий срок — об этом Вячеслав не поленился справиться в Уголовном Кодексе, одолженном в университетской библиотеке.

Но с другой стороны, Костя мог в сердцах сделать из него инвалида, а то и вовсе отправить бедолагу на тот свет. При такой доле риска предприятие едва ли можно было оценивать как «прибыльное», и Вячеславу волей-неволей пришлось задуматься над другими альтернативами.

В один из мартовских вечеров Костя, не спрашивая, открыл на стук дверь их с Оксаной комнаты, и обнаружил стоявшего за ней Вячеслава с бутылкой вина и букетом кремовых роз.

Мало того, что Вячеслав был гладко выбрит, надушен дорогим одеколоном и элегантно причёсан! На сей раз даже одетым он оказался не в старые, потёртые джинсы и вязаный свитер, как прежде, а в хороший чёрный костюм, белоснежную рубашку и со вкусом подобранный галстук нежно-алых тонов. От такого «гламурного» сюрприза Костя немного опешил.

Да, Вячеслав положительно не был уродом. Теперь его без лишних преувеличений можно было назвать солидным и даже, в какой-то степени, привлекательным молодым человеком. Если раньше для студента Вячеслав выглядел староватым, то сейчас он вполне тянул на Костиного ровесника.

Метаморфоза была настолько разительной, что оба супруга, как заворожённые, пронаблюдали за тихим дефиле неожиданного гостя до центра комнаты, где тот, торжественно поставил бутылку на стол и, галантно поклонившись, протянул девушке цветы.