Желание и чернокожий массажист. Пьесы и рассказы

(Жак вскакивает и стучит по сцене тростью.)

Жак (страстно.) А вот что! (Хватает со стола булку и спускается с террасы.) Его можно смять! (Мнет булку.) Разломать! (Ломает булку на две половинки.) Растоптать! (Бросает хлеб и топчет ногой.) И выбросить! (Носком сбрасывает булку с террасы. Лорд Байрон отворачивается, прихрамывая, идет по авансцене и обращается к публике.)

Байрон. Очень похоже на правду, сеньоры. Но призвание поэта — а оно было и моим призванием — обращаться с сердцем нежнее — не так, как он сейчас с этой булкой. Поэт должен очистить свое сердце и возвысить его над повседневностью. Ведь сердце — это… (рисует в воздухе нечто высокое и неопределенное) некий инструмент, обращающий шум в музыку, а хаос — в гармонию… (Абдалла приседает, пытаясь подавить смех. Гутмэн кашляет, стараясь скрыть изумление.) таинственную гармонию! (Повышает голос, и его звуки заполняют площадь.) Это и было когда-то моим призванием, но потом все исчезло в шуме вульгарных аплодисментов. И мало-помалу затерялось среди гондол и палаццо, балов-маскарадов, блестящих салонов, огромных теннисных кортов и отелей с горящими над входом факелами! Среди барочных фасадов, куполов и ковров, канделябров и золота, меж белоснежного дамаста, женщин, шеи которых тонки, как стебли цветка, — они наклоняются и обдают меня своим ароматным дыханием… Демонстрируют мне свои груди! И улыбаясь, что-то шепчут! И везде — мрамор, яркое великолепие мрамора, испещренного красными и серыми прожилками, словно освежеванная, разлагающаяся плоть, — все это как-то отвлекало от довольно пугающего одиночества поэта.

О, в Венеции, Константинополе, Равенне и Риме — во время всех этих итальянских и восточных путешествий, куда только могла завести меня моя скрюченная нога, — я написал много песен. Но сейчас они меня несколько смущают. Мне кажется, что со временем песни — как и вино в бутылках — становятся лучше, однако что-то и теряется… В этом мире прямо какая-то страсть к упадку!

А позднее я слушал бродячих музыкантов на фоне искусственных пальм, и это вместо того, чтобы слушать единственный чисто звучащий инструмент — свое сердце!

Да, пора покидать эти места! (Поворачивается спиной к сцене.) Время ехать, даже если и ехать-то особенно некуда!

Но я найду куда. Поплыву в Афины. По крайней мере, увижу Акрополь, постою у его подножия и посмотрю на разрушенные колонны на гребне холма — там если и не чистота, то во всяком случае память о ней.

Буду долго-долго сидеть в полной тишине, и, может быть, — да, мне все еще верится! —..древняя чистая музыка вновь ко мне вернется. Конечно, может случиться и так, что я услышу лишь легкий шорох жучков в траве…

И все же— вАфины! Путешествуйте! Не отказывайтесь от путешествий! — ведь ничего другого нам не остается Маргарита (взволнованно). Смотри, смотри, куда он идет! (Лорд Байрон, прихрамывая, пересекает площадь. Наклонив голову, легкими жестами извиняется перед заискивающими нищими, которые его окружают. Звучит музыка. Байрон идет по направлению к крутой аллее, ведущей вдаль — на выход. Весь последующий эпизод должен быть сыгран с внутренним напряжением — так, чтобы он контрастировал с более поздней сценой — «Беглец».) Смотри же, смотри, куда он идет. Вдруг он знает дорогу, которую мы найти не смогли!

Ж а к. Да я смотрю, смотрю, сага!

(Лорд и леди Маллигэн привстают, с беспокойством наблюдая происходящее в моноколь и лорнет.)

Маргарита. О Господи, он, кажется, идет по той улице!

Жак. Да!

Лорд и леди Маллигэн. О дурак, идиот, он пошел через арку!

Маргарита. Жак, беги за ним, предупреди, скажи ему, что он попадет в пустыню!

Жак. По-моему, он знает, что делает.

Маргарита. Не могу на это смотреть!

(Она поворачивается к публике, отбрасывая голову и закрывая глаза. Байрон поднимается на вершину; слышатся громко поющие ветры пустыни.)

Байрон (носильщикам, несущим багаж, состоящий, в основном, из клеток с птицами). Туда!

(Выходит. Килрой пытается следовать за ним — подходит к ступенькам, пригибаясь и поглядывая на Гутмэна. Гутмэн жестом приглашает его подняться. Килрой взбирается по ступенькам, волнуется, теряет самообладание и садится, зажигая нос.

Гутмэн смеется.)

Гутмэн (объявляет). «Камино Реаль», блок девятый! (Идет в отель.)

БЛОК ДЕВЯТЫЙ

К отелю с огромной свечой подбегает Абдалла. Слышится тихий, отдаленный гул. Маргарита испуганно открывает глаза, потом начинает всматриваться в небо. На фоне гула очень громко звучат барабаны — словно взволнованно забились сердца.

Маргарита. Жак, я слышу в небе какой-то…

Жак. По-моему, то, что ты слышишь, это…

Маргарита (с нарастающим волнением). Нет, это самолет — и огромный. Я уже вижу его огни!

Жак. Это фейерверк, сага.

Маргарита. Тихо! Слушай! (Задувает свечу, чтобы лучше видеть, и встает, вглядываясь в небо.) Я вижу! Вижу его! Он там! Кружит над нами!

Леди Маллигэн. Рэймонд, Рэймонд, сядь, ты весь покраснел!

Постояльцы (перебивая друг друга). — Что это?

— «Беглец»!

— «Беглец»! «Беглец»!

— Быстро принеси из сейфа мои драгоценности!

— Разменяй чек!

— Брось вещи в чемодан! Я здесь подожду!

— Ладно, плевать на багаж! Деньги и документы — при нас!

— Где он?

— Да вон же, вон!

— Он приземляется!

— Лететь в таком виде?

— Да как угодно — лишь бы улететь!

— Рэймонд! Пожалуйста!

— О, он опять поднимается!

— Ш-Ш-Ш, мистер Гутмэн!

(В дверях появляется Гутмэн. Он поднимает руку, требуя внимания.)

Гутмэн. Только не считайте это чудом. (Голоса быстро смолкают.) Леди и джентльмены, пожалуйста, оставайтесь на своих местах. (Все садятся за столики, трясущимися руками берут серебряные приборы и подносят к губам бокалы. Гул от испытываемого всеми волнения заполняет сцену, звуки барабана аккомпанируют неистовому биению сердец. Гутмэн спускается на площадь и яростно кричит офицеру.) Почему мне не сообщили, что прилетает «Беглец»?

(Все, почти как один, бросаются в отель и тут же появляются вновь с собранными наспех вещами. Маргарита встает, но застывает пораженная.

Слышится громкий свист и скрежет, словно поблизости остановился воздушный транспорт. Шуму сопутствуют радужные вспышки света и крики, похожие на крики детей, катающихся на американских горках. Несколько сошедших с самолета пассажиров идут по проходу к сцене, впереди спешат носильщики с багажом.)

Пассажиры. — Какой дивный полет!