Желание и чернокожий массажист. Пьесы и рассказы

Килрой (падая на кушетку). Неслабыми духами ты душишься!

Эсмеральда. Угадай какими!

Килрой. «Шанель номер пять»?

Эсмеральда. Нет.

Килрой. «Табу»?

Эсмеральда. Нет.

Килрой. Сдаюсь.

Эсмеральда. Это же «Noche en Acapulco» [74] Мне туда до смерти хочется. Взял бы меня туда. (Он садится.) В чем дело?

К и л р о й. Цыганской дочке тут же и напомнят, что ей можно, а чего нельзя. Когда все уже будет на мази.

74

«Ночь в Акапулько» (исп.)

Эсмеральда. Не слишком же ты любезен. Мне ведь золота-то не надо. Некоторые, между прочим, мечтают о серебристых лисицах, а я — только об Акапулько.

К и л р о й. Хочешь к «Тодду»?

Эсмеральда. О нет, хочу в «Мирадор». Чтобы смотреть на ныряльщиков в Кебрада!

К и л р о й. Послушай, детка: мечтать можно даже о Голливуде или о каком-нибудь сверхшикарном кабаке!

Эсмеральда. Издеваешься?

К и л р о й. Ни фига. Просто смотрю на вещи реально. У всех у вас, цыганских дочек, каменные сердца — я баки не заливаю! Но все равно, за день до смерти человек все-таки просит: «Пожалуйста, позволь мне поднять твою вуаль!» — а мусорщики в это время уже за дверью! И вот он ненадолго почувствовал тепло, а значит, он жил. Жил! Это всего лишь слово из трех букв, вроде тех, что пишут на заборах мальчишки-прогульщики. Ну, так какой же смысл жаловаться? Ведь ваши цыганские уши слышат лишь то, что желают. Звон монет, например. Ну, так и быть, детка, — едем в Акапулько!

Эсмеральда. Вдвоем?

К и л р о й. Поняла, что я затеял? (Публике.) Разве я вам не сказал? (Эсмеральде.) Да! И завтра утром!

Эсмеральда. О, я прямо балдею от радости! А сердечко — тук-тук-тук!

Килрой. А мое большое сердце — бум-бум-бум! Так я поднимаю вуаль?

Эсмеральда. Только нежненько.

Килрой. Даяв жизни мухи не обидел. (Трогает уголок ее прозрачного покрывала.) Пока не садилась на варенье.

Эсмеральда. Ох!

К и л р о й. Что?

Эсмеральда. Охххх!

К и л р о й. Что такое? В чем дело?

Эсмеральда. Ты не нежный!

К и л р о й. Как раз нежный.

Эсмеральда. Как раз не нежный.

К и л р о й. Если не нежный, то какой?

Эсмеральда. Грубый!

К и л р о й. Как раз не грубый.

Эсмеральда. Да, именно грубый. А должен быть нежным, потому что ты первый!

К и л р о й. Неправда!

Эсмеральда. Правда!

К и л р о й. А как же все другие фиесты, на которых ты бывала?

Эсмеральда. Просто каждый был, как первый. Это только у нас так, у цыганских дочерей.

К и л р о й. Повтори-ка еще.

Эсмеральда. Мне не нравится твой тон.

К и л р о й. Какой тон?

Эсмеральда. Ирония с оттенком цинизма.

К и л р о й. Да я от чистого сердца!

Эсмеральда. Все мужчины — обманщики.

К и л р о й. Может и все, но не я.

Эсмеральда. Все говорят, что не врут. Если бы каждый, кто говорит, что не врет, и в самом деле не врал, на свете было бы ровно вдвое меньше обманщиков, а правды вдвое больше.

К и л р о й. Наверное, доля правды в твоих словах есть. Ну, а как насчет цыганских дочек?

Эсмеральда. Что как?

К и л р о й. Они что, всегда говорят правду? Все до единой?

Эсмеральда. И да и нет, но большинство — нет. Но некоторые говорят, когда их ухажеры нежны.

К и л р о й. Так ты веришь, что я могу быть правдивым и нежным?

Эсмеральда. Верю, что ты веришь, что ты… Какое-то время…

К и л р о й. Все существует какое-то время. Какое-то время, детка, даже и мечту лелеешь! Ну, так сейчас?

Эсмеральда. Да, сейчас, только будь нежнее! Нежнее…

(Он аккуратно приподнимает уголок вуали. Она тихо вскрикивает. Он поднимает вуаль выше. Она опять вскрикивает. Еще чуть выше — и он сбрасывает прозрачную вуаль с ее лица.)

К и л р о й. Я от чистого сердца.

Эсмеральда. Ия тоже.

К и л р о й. Я от чистого сердца.

Эсмеральда. Ия тоже.

Килрой. Яот чистого сердца.

Эсмеральда. Ия тоже.

К и л р о й. Я от чистого сердца.

Эсмеральда. Ия тоже. (Килрой отклоняется, убирая руки с вуали. Она открывает глаза.) И это все?

К и л р о й. Я устал.

Эсмеральда. Уже?

(Он встает и идет вниз по ступенькам.)

К и л р о й. Я устал и мне обидно…

Эсмеральда. О-о!

Килрой. Что я отдал свои золотые перчатки за…

Эсмеральда. Ты жалеешь себя?

Килрой. Именно. Себя и всех тех, кто попадался цыганским дочкам. Жалею весь мир и Бога, который его сотворил. (Садится.)

Эсмеральда. И так всегда: поднимут вуаль — и тю-тю. Им, видите ли, до смерти обидно, как они опустились! Прямо сердце разрывается!

Килрой. Даже если оно с голову ребенка!

Э с м е р а л ь д а. А ты и не заметил, как я красива?

Килрой. Типичная цыганская дочка — ни хуже и не лучше. Но ты едешь в Акапулько — оттого и воображаешь себя сексбомбой!

Эсмеральда. Меня еще никогда так не оскорбляли!

Килрой. Оскорбляли, детка. И еще не так назовут, если не завяжешь со всей этой «малиной». Так назовут, что потом вовек не отмоешься! (Дверь с шумом отворяется, и из-за занавески появляется Цыганка. Эсмеральда поспешно набрасывает вуаль. Килрой притворяется, что не замечает ее появления. Цыганка достает колокольчик и трясет им над головой.) Ну ладно, мамусенька. Я знаю, что вы пришли.

Цыганка. Ха-ха! За мной три квартала плелся какой-то идиот!

К и л р о й. А потом вы его заарканили.

Цыганка. He-а, он юркнул в два нуля. Я прождала его почти четверть часа, но он не возник!

К и л р о й. И тогда вы туда ворвались!

Цыганка. Нет, тогда я подцепила себе морячка! Улица — это блеск, всего навалом! Ну, а вы, детки, себя хорошо вели? (Эсмералъда издает хныкающий звук.) Из гнезда лишь мама-птица — птенчик тут же всласть резвится. Так?

К и л р о й. Ваш юмор удивительно тонок, но как, мамусенька, насчет сдачи?

Цыганка. Какой еще сдачи?

К и л р о й. Вы что, память потеряли? Сдачи с червонца, с которым вы ходили к «Уолгрину»?

Цыганка. Ой!

К и л р о й. Что значит «ой»?

Цыганка (загибая пальцы). Пятерку — за вещь, доллар — налог за предмет роскоши, два — налог на продажу и еще два — pour la service! [75] Итого десять. Разве не так?

К и л р о й. И что это за вещь такая?

75

За услуги (фр.).