Железная бездна
Шрифт:
– А что тогда есть?
– Есть мгновенная конфигурация материальности и мысли, – сказал Адонис. – Как бы волна, бегущая по океану Флюида. Так кажется на первый взгляд. Но если вглядеться еще пристальнее, видно, что нет ни океана, ни даже самой волны, а есть только ее фронт.
Мы молчали, переваривая услышанное.
– Задумайтесь – весь мировой Флюид есть просто фронт «сейчас», сделанный сам из себя… Часть фронта – память о том, что было прежде, поэтому фронту кажется, будто он волна, а волне кажется, будто она не волна, а целый океан. Истина, однако, в том, что и волна и океан – это память о том…
– Где фронт был раньше? – предположила Юка.
– Нет, – ответил
– Хорошо, – сказал я. – Что останется, если отбросить веру?
– В каждый момент, – ответил Адонис, – возникнет новая конфигурация материальности и мысли, а прежняя исчезает. Процесс неостановим. Даже составляющие материю частицы уже другие. И ни в один конкретный момент так называемого «человека» нет. Есть только этот неуловимый фронт. Человек появляется лишь в памяти. Он возникает где-то «вообще», в воображении – вот как эта экранная пещера. И то же самое относится ко всему миру.
– И что это значит?
– То, что никакого человека на самом деле нет. Ему негде быть. Есть только этот фронт настоящего, а все остальное – иллюзия. Любая конфигурация реальности существует один кратчайший миг и так быстротечна, что поймать ее невозможно. Все остальное, с чем мы имеем дело, – это либо воспоминание, либо предположение.
– Что за казуистика, – сказал я. – Человек на самом деле есть. Просто он подвержен переменам. Как и мир вокруг.
– На Ветхой Земле, – ответил Адонис, – говорят иногда, что у мира четыре измерения – длина, ширина, высота и время. Но в этих координатах нельзя даже определить, где находится Ветхая Земля. Все три пространственных измерения реально существуют лишь в одной точке временной координатной оси. Воображаемой оси, поскольку ее негде провести. Есть только бегущая по ней точка. Мало того, если разобраться, не существует и этой точки, потому что ее никак нельзя уловить и зафиксировать…
– Как же нельзя, – сказал я. – Вот она. Сейчас.
– В слове «сейчас» шесть букв и два слога, которые могут быть прочитаны только по очереди. Сейчас – это когда? Когда «сей» или когда «час»? Одним этим слово «сейчас» отрицает само себя, высвечивая весь абсурд нашего кажущегося бытия. При абсолютном сужении момента – то есть погружении в истину как она есть – исчезает все. Это понимают даже физики Ветхой Земли.
– И ничего не остается? – спросил я с иронией.
– Ничего. Наша подлинная система координат состоит из единственной точки, у которой нет ни длины, ни ширины, ни высоты, ни временной протяженности. Нас нигде нет. Мы возникаем – как бы возникаем – лишь в иллюзорном измерении времени…
Адонис положил руку на свой черный вычислитель.
– И Ветхая Земля, и наш мир, и мы сами – просто симуляция, – сказал он. – Пытаясь выразить эту истину, древние говорили, что мир пуст. Но если рассуждать строго, в нем надо симулировать даже пустоту.
– А что тогда такое все это? – я обвел комнату рукой.
– Платон сказал бы, что это прилипшие к стене тени, – ответил Адонис. – Я же скажу, что это ум, где образы исчезнувшего соседствуют друг с другом и подменяют настоящее. Та часть фронта волны, из-за которой волна думает, что она – это океан.
– Хорошо, – сказал я. – Почему тогда человек за столько веков не осознал, что он просто симуляция?
– Смотря какой человек, – ответил Адонис. – Например, Павел это вполне осознавал. Его сподвижники – тоже. И не только они, конечно. Глубже всех в тайну проник Сиддхартха Готама. Но в его времена не существовало даже терминологического аппарата, чтобы обсуждать эту тему. Именно поэтому Сиддхартха
не отвечал на вопросы о происхождении вселенной и природе космоса.– Но почему осознавших так мало? – спросил я.
– Потому что такое осознание не является целью симуляции. А человек – это принудительная симуляция. Он не порхает по платоновской пещере туда-сюда. Его тащат по ней за кольцо, продетое сквозь нос.
– Кто тащит?
– Код.
– Какой кот? – прошептала Юка, благоговейно округлив глаза.
– Я предупреждал, что будет непонятно, – вздохнул Адонис. – Код – это язык заклинаний «Цоф». На Ветхой Земле даже дети знают, что все симуляции начинаются с кода, да и Библия этого не скрывает… Как запишешь, так и будет. В заклинаниях «Цоф», создающих симуляцию человека, вместо способности видеть иллюзорность пещеры прописан вдохновенный интерес к сталактитам и сталагмитам. И к надписям на стенах. Как человек может осознать, что его нет, если его действительно нет?
Эти слова словно ударили меня по голове своим весом – на несколько мгновений я понял, о чем говорит Адонис, даже не понял, а почувствовал всем телом. С минуту мы молчали.
– Я объясняю про фронт волны, – печально сказал Адонис. – Вы понимаете… Вроде бы. Потом я умолкаю, вы оглядываетесь по сторонам – и все остается как было. Симуляция продолжается. В ваш код не заложено понимание сути вещей. В него заложено именно то, что с вами происходит.
– А с вами?
Адонис улыбнулся.
– Я волна, идущая из другого места.
– Таково учение «Цоф»? – спросила Юка.
Адонис отрицательно покачал головой.
– Само по себе безблагодатное искусство «Цоф» не способно открыть глаза на эту тайну… вернее, широко распахнутую очевидность. Это может сделать только упорная медитация над настоящим моментом времени. Мое знание искусства «Цоф» лишь позволяет мне формулировать некоторые вещи. И еще догадываться о сути многого, о чем спорят наши теологи.
– Например?
– Например, каким образом и из какого материала Францу-Антону и его медиумам удалось сотворить новый мир, целую Вселенную. Видите ли, симуляции на самом деле не существует. Поэтому параллельных симуляций может быть сколько угодно. Если продублировать одну ветку кода, от этого в реальности не изменится ничего. Это объясняет не только ту элегантную легкость, с какой был создан Идиллиум, но и причину, по которой мы обречены имитировать Ветхую Землю. Source code мира уже написан. Мы не можем уходить от него слишком далеко.
– Что такое «ветка кода»? – спросил я.
– Ветвь Древа Жизни, – усмехнулся Адонис.
Юка глядела на старого монаха влюбленными глазами. Мне казалось, что она совершенно счастлива – и, как это ни было глупо, я испытал укол ревности.
– Хорошо, – сказал я, – все это здорово. Но при чем здесь надпись на южном фасаде Михайловского замка? Мы про нее совсем забыли.
– Я надеялся, – ответил Адонис, – что вам станет скучно и вы потеряете к этому вопросу интерес.
– Пожалуйста, объясните, – попросила Юка.
– Хорошо, – сказал Адонис. – Разжую до конца. Как вы думаете, зачем на Ветхой Земле разрабатывают такие симуляции?
– Для развлечения?
– Да. Но не только. Это делается еще и с практической целью. Допустим, кто-то хочет вырубить для себя в скале персональный грот. Вы рисуете план – но заказчик желает понять, как все будет выглядеть на самом деле. Тогда вы создаете экранную симуляцию. Заказчик совершает по ней воображаемую прогулку – и просит изменить кое-какие мелочи. И лишь потом пещеру начинают высекать в камне. Она выглядит так же, как симуляция на экране. Но теперь она настоящая.