Железная Империя
Шрифт:
Укротить эту хохочущую грязную тьму, вонзить в дымное шевелящееся нечто сайбер и вытянуть из мрака еще трепещущее сердце…
Грязные липкие мысли Берта хохотали разными голосами Фресу в лицо, пачкали его сознание откровенным извращенным садизмом, и за каждое прикосновение этих гнусных дум к образу Леди Софии Инквизитору хотелось мстить, хотелось вдребезги разбить это красивое лицо, превратить его в ухмыляющийся скелет…
Но Берт был словно неуязвим; сколько бы Фрес ни всматривался в его разум, он не видел ничего дорогого, ничего тайного, что хотелось бы спрятать ото всего мира, и что было бы таким уязвимым слабым пятном в непробиваемой броне, как семья у Дарта Вейдера.
Но слабое
— Кто называет себя Повелителем? — внезапно для всех и даже отчасти для самого себя, спросил Лорд Фрес, и красивое лицо Берта нервно дрогнуло, чуть изменившись. — Кто этот человек?
Это был великолепный, точный удар, поразивший Берта если не в сердце, то очень близко. Интуиция никогда не подводила Фреса, и в смешении образов и мелькающих лиц в памяти Берта он много, раз за разом, назойливо и часто видел Аларию.
Нет, Берт не любил ее.
Он не дорожил ее жизнью, и ее тело он делил с другими с превеликим удовольствием. Оно было так же грязно, как и все вокруг.
Но в его потаенных сладких грезах она, оборачиваясь к нему, раз за разом, скромно потупив прекрасные глаза, повторяла "Повелитель", и это обращение, этот негласный титул ласкали его самолюбие острее самой откровенной интимной ласки, жгучее горячего языка на головке его члена.
Ему нравилось думать, что он выше всех.
Ему хотелось верить, что именно он возглавит Орден.
Он послал на смерть Дарт Анексус ситх, спасаясь, хладнокровно полагая, что она обязана защитить своего нового хозяина.
И он искренне полагал, что в холодном подземелье, где он пытался отыскать себе убежище, в живых остался он один…
Губы Лорда Фреса тронула злая, прекрасная улыбка, открывая белоснежные зубы, и он, смеющимися глазами впиваясь в чуть растерявшийся взгляд Берта, убрал чуть дрогнувшую руку с его виска и произнес тихим-тихим голосом, уже торжествуя свою победу:
— Так кто этот человек, который спасся? Кого вы прикрыли собой, сдавшись на нашу милость? Кто убедил вас выйти, выдав вас, словно заложника? С кем Алария обманывала вас?
Берт уничтожающе смотрел на Инквизитора, и его красивое лицо пылало от гнева.
— Обманывала? — переспросил он высокомерно, насмешливо фыркнув. — Мне безразлично, с кем она была…
— О нет, нет, — перебил его нетерпеливо Фрес, придав своему вкрадчивому голосу самую невероятную мягкость, на которую только был способен. — Не была! Нет. Я спрашиваю о том, кого она называет Повелителем, кому служит?
— Мне, — зло выдохнул Берт, и его безмятежный взгляд стал колючим. — Меня она избрала на роль того, кто посмеет восстать против Малакора!
— А кто надоумил ее на это? — теперь голос Фреса был вкрадчив и сладок. Он даже не пытался читать мысли Берта, те мгновенно проступили на его лице, как темные чернильные пятна сквозь бумагу. — Неужто вы думаете, что Алария, запуганное, безмолвное, сломанное существо, которую вы использовали в качестве игрушки, которую вы насиловали как и когда вам вздумается, сама додумалась до того, что можно объединиться против Малакора? И выбрала тебя, — Лорд Фрес неуважительно засмеялся, — того, кто глумился над нею больше всех? Ты правда так думаешь? Нет, быть этого не может. Есть кто-то, кто надоумил Аларию на это. Есть кто-то, кто руководил ею; кто-то, кто послал ее к нам рассказывать ее враки, соблазнять Императора. Тот, кому академия не нужна; тот, кто хотел заманить туда Императора, и после — хоть камня на камне не оставить. Того, кто велел нести
в мир ложь, что Орден распался; того, кто уговаривал вас напасть на Императора, если тот посмеет ступить на территорию вашей академии. Того, кто хотел послать на Орикон за армией, чтобы достойно встретить имперские войска. У него свои планы и цели, и они разнятся с вашими. Ему не нужна академия, он просто хочет убить Императора. И за этим он надоумил вас сдаться, чтобы самому уйти глубже под землю и выгадать время. Повелитель Ужаса — крупная добыча, мы должны были довольствоваться тем, что поймали хотя бы одного, и не думать о том, чтобы поймать второго. Так как его имя? Кто вложил вам в голову мысль, что отсюда вы выйдете живым? Кто принес вас в жертву, оставшись сам — нетронутым?Берт почернел так, словно Лорд Фрес ухватил его за горло всей пятерней, и исподлобья, налитыми темной кровью глазами, глянул на издевающегося Инквизитора. Каждое сказанное слово попадало в цель и наносило удар, сравнимый с острым проникновением луча сайбера в грудь.
— Пробус! — с ненавистью выдохнул он, и на мгновение его прекрасное лицо исказилось так, что он стал поистине ужасен и уродлив в своей ярости. — Пробус! Лживая мразь!
От усилия, которое он направил на свои руки, стараясь разъединить их, его наручники заискрили и вспыхнули, опаляя запястья, и Лорд Фрес отшатнулся, укрывшись плащом, ожидая взрыва.
Он и не заставил себя долго ждать, вспыхнув яркой кровавой вспышкой на уровне груди Берта, разорвав запястья и его грудь в кровь, заставив его кричать в ярости и отчаянии.
— Пробус! — выл он в непонятной истерике, словно его дымная, черная гнилая душа истекала каплями испорченной, тухлой крови. — Он обманул меня, он обманул меня!
От выброса его Силы в мелкое крошево разлетелся пол, и Инквизитор, еле успев прикрыть рукой лицо, глаза, чувствовал, как сотни мелких каменных пуль бьются в его тело, в его раскрытую ладонь, отгораживающих его от ярости Берта.
Над креслами Триумвирата мгновенно растянулся купол тутаминиса, прикрыв Императора и вскочившую на ноги Леди Софию, и камни били в непроницаемый тонкий барьер практически перед ее напряженным лицом.
Казалось, сшиблись две сферы, и одна из них была холодна, как лед, и такая же прозрачная и синеватая, тонко потрескивающая, а вторая была горяча, обжигающе горяча, раскалена до яркого алого цвета, размешанного с ослепительно-белым пламенем, сотнями тонких языков лижущим защитный купол, выставленный Вейдером.
Но вся бушующая ярость Берта, вырвавшаяся в миг отчаяния из его души, всем своим пламенем не смогла победить тяжелый холод Императора, и Повелитель Ужаса, выдохшийся, раненный, бессильно отшатнулся от разбитой им лестницы и от Инквизитора, пришедшего в себя после первой атаки и откинувшего защищавшую его полу плаща, раскрывшего свои смертельные объятья.
— Я хочу, чтобы он умер, — бесстрастно бросил Вейдер, и его голос прозвучал в тишине громко и отчетливо, все так же звеня отстраненным обжигающим холодом. — Повелители Ужаса говорят правду только перед смертью. Не станем нарушать этой традиции. Свою правду он уже сказал.
Берт испустил яростный крик, но Силы в нем уже не было. Зал наполнился страхом, липким, тошнотворным, дарящим слабость и ночные вязкие кошмары, и Император, скрывая отвращение, отвернул лицо, а Инквизитор в замешательстве зачем-то поправил перчатки, обтягивающие его задрожавшие ладони.
Липкой черной лужей страх растекся дальше, пролился под двери, и они распахнулись от самого первого толчка, когда Берт, разбежавшись, ударил в них плечом, прорываясь на свободу. Ужас, всепожирающий кошмар бежал впереди него, сводя людей с ума, разящим острием расчищая ему путь к свободе, и никто не решался заступить ему путь.