Железный Густав
Шрифт:
Эрих рассмеялся с чувством облегчения и снова выпил.
— Что такое, Эрих, что с тобой? — спросил через гомонящий стол его отечески расположенный друг адвокат.
— Ничего, — рассмеялся Эрих и снова выпил. — Просто у меня отличное настроение.
Чернявый кивнул:
— А что у тебя было с этим кучером?
Эрих перегнулся через стол и, кивнув на опустевший стул, сказал:
— Это был мой отец.
Адвокат с учтивым удивлением вздернул темные кустистые брови.
— Забавно! — сказал он с тонкой улыбочкой. — Ну и что же?
— Я его высек! — с торжеством воскликнул Эрих. — Обычно
— Понимаю, — сказал его друг и медленно кивнул. — Вполне тебя понимаю, Эрих. Но не считай себя счастливым исключением. Старая поговорка гласит, что малые дети топчут лоно матери, а большие топчут ее сердце… С отцами дело обстоит примерно так же, не правда ли?
И он снова кивнул. Сквозь табачный дым, застилавший глаза снаружи, и сквозь пьяный угар, застилавший их изнутри, Эрих видел улыбающееся, кивающее лицо друга, — оно надвигалось, огромное и страшное…
Но ничего страшного не произошло, адвокат только сказал:
— Если ты, против ожидания, опять почувствуешь угрызения совести, знай, ты сделал только то, что до тебя сделали сотни сыновей… За твое здоровье!
Он приветственно поднял бокал. Эрих ответил тем же, и оба выпили. Казалось, ночь растворилась в вихре вина, женщин, громкого смеха… Никогда еще, думалось Эриху, не был он так счастлив и пьян, подхваченный вихрем угарного веселья…
Они ликовали, они смеялись, они ни в чем не знали удержу, о, до чего же они разошлись в эту ночь оккупации Рура! Они взялись под руки — в этом дрянном кабачке не было даже музыки — ну да они сами себе музыка! Раскачиваясь и притопывая, сидели они вокруг стола и во все горло распевали остроумные озорные песенки, рожденные их временем: «Пропьем мы бабушкин домок», «Кто прикатил этот сыр на вокзал…», «Не умеешь, так не лезь!», «Бананы ей нужны, бананы!»
Чего это хочет от нас толстяк-хозяин, красножилетник, грубиян, Железный Густав? Какой еще там железный, мы кому хочешь расквасим рожу кулаком! Он просит прекратить этот шум, а то нас услышит полиция. Пусть слышит, плевали мы на полицию — домашнюю и государственную, мы все здесь — бывшие, настоящие и будущие депутаты рейхстага, депутаты Германии, ее народа, его объединенных племен!
— Мне придержать язык? Извольте, господин доктор! Не беспокойтесь, уж я-то вам неприятностей не причиню. Ясно, что мы не депутаты! Кто скажет про меня, что я депутат? Ведь у меня и брюшка-то нет, разве только намечается! Я — шибер…
И пьяный в дым Эрих затянул:
Я спекулянт, и я горжусь недаром, что флаг мой — черно-красно-золотой. Пускай прогнили все мои товары, весь мой доход останется со мной.Кто-то стащил его со стула, кельнер держит перед Эрихом чашку кофе, человек с моноклем зажимает ему рот…
— Опомнитесь, Хакендаль! Что это на вас нашло? Вы не так уж много и пили!
В самом деле, что с ним случилось? Нет, это не алкоголь, в голову ему ударила победа. Он себе, отцу и всему свету доказал, что надо быть подлецом, чтобы одерживать победы! Ложь несусветная все, что ему когда-то
говорили о добре и любви! В этом мире плюют на добро, а другого мира не существует. Торжествуют подлецы, порядочные люди гибнут. Стало быть, порядочными надо считать подлецов; это бонзы и толстосумы придумали для простонародья правила морали, чтоб им подольше не видеть счастья на земле!С торжеством поглядел он на своего отечески расположенного друга. Оттолкнул руку, закрывающую ему рот, и крикнул:
— Негодяем надо быть, вот в чем секрет!
— Только негодяем — этого все же мало! — с улыбкой возразил тот. — Тюрьмы ломятся от людей, которые так рассуждали. Надо еще и голову иметь на плечах! — Не оглядываясь назад, он кивнул в сторону внутренней двери. — А вот, кстати, волшебное последствие твоей, право же, безвкусной песни!
Медленно повернул Эрих голову. Он посмотрел на дверь, ту самую, за которой скрылся его отец. Там стояли полицейские. Бледный, в раболепной позе, склонился перед ними тот, кого еще недавно звали грубиян Густав.
«Какого черта здесь нужно полиции? — медленно соображал Эрих. — Какое дело полиции до меня?.. Ничего у них не выйдет, я слишком хитер! Подлец и хитрец — именно то, что нужно, как говорит мой друг».
— Выпей кофе! — сказал адвокат, и Эрих послушно выпил. Остальные отошли в сторону. Все переводили взгляд с полицейских на Эриха и его друга…
— Это он натворил своим проклятым ревом, — услышал он позади слова Бронте.
— Форменное безобразие, — подхватил другой. — Депутат рейхстага, да еще в день общенационального траура…
— Вот именно, — сказал третий. — Мы-то с вами, в конце концов, частные лица,
— Друзья в беде… — улыбнулся депутат. — Но мне и в самом деле было бы неприятно предъявить этим омундиренным господам мое депутатское удостоверение. Невзирая на все наши старания, в них все еще сидит реакционный душок… Меня, чего доброго, завтра же пропечатают в «Локаль-Анцайгер»…
— Убить меня мало! — терзался Эрих. — Я вел себя как кретин! Я себя не помнил…
«Их трое, — соображал адвокат, оценивая положение. — Один охраняет выход, другой — уборные. И только один проверяет документы и записывает фамилии. Этак он долго проканителится, мы — последние на очереди, и, стало быть, время у нас есть…»
Эрих силился вспомнить, что он тут плел, но не мог собраться с мыслями. Уж не заключил ли он с Бронте сделку на разницу перед всей этой публикой?
— Скажите, я… — обратился он к адвокату.
Но тот был занят своими мыслями.
— Что ж, попытаться можно, — бормотал он себе под нос. А затем: — Послушай, Эрих, мой умный сын. Вспомни, нет ли у тебя в пальто или в шляпе каких-нибудь писем или фирменных ярлыков, вообще чего-нибудь, позволяющего установить твою личность?
— По-моему, нет, — отвечал Эрих, поразмыслив.
— В таком случае пожертвуем нашими пальто и шляпами и попробуем удрать — «дать тягача», как сказали бы мои клиенты.
— Ничего там нет, — соображал Эрих, — разве только фирменные ярлыки. Но я завтра же утром намекну моему портному.
— Ладно, попытка не пытка. Наблюдай, что творится в зале, и сообщай мне обо всех маневрах полицейских.
— С тем, что у входа, беседует Бронте, а тот, что караулит уборные, задержал пьяного…