Железный Густав
Шрифт:
— Вот то-то и есть, коллега, что ничего мы не знаем…
— Но мы будем начеку!
— И как только…
— Вот именно!
— Решено!
— Несмотря на двести марок!
— И на удовольствие отмечаться!
— Само собой!
— Простая логика, дружище!
— То-то же!
— Вот и я говорю! До завтра!
— Пока!
Оба они были молоды: Хакендаль, как и Менц, как и все сотрудники «Хоппе и К°». Возможно, Хоппе не без задней мысли брал на службу одну молодежь. Как всякие молодые люди, они были неопытны и радовались работе, которая шла успешно; они охотно верили
Но вот настало время, когда вкладчики стали с боя брать кассу, когда о рассылке проспектов и думать забыли, а поток вкладов все не убывал. Настало время, когда к господину доктору Хоппе стали допускать лишь избранных, и молодым людям приходилось самим управляться с клиентами — отвечать на вопросы, рассеивать сомнения, рисовать радужные перспективы…
Но если сто раз убежденно и с жаром доказываешь одно и то же, то невольно и сам поддаешься действию своих слов. Гейнц Хакендаль так часто ссылался на пошлину, которой облагается бензин, он столько раз сообщал, что в Люнебургской степи пробурено семь, десять, пятнадцать скважин, показывал снимки буровых вышек и пускался в технические подробности, он так долго разубеждал сомневающихся и обращал их в веру господина Хоппе, что в конце концов и сам исцелился от сомнений и уверовал…
И в самом деле, каких только гарантий не давалось вкладчикам! Любой из них мог в любое время, без предупреждения, потребовать свой вклад обратно, да еще и с процентами, из расчета три процента в месяц. После месяца ему насчитывали четыре процента, а по истечении полугодия — даже пять.
— Сделайте одолжение, вот ваши деньги, а вот и проценты, если еще надумаете, окажите нам честь!
— Только не обижаться, господа! — уговаривал служащих доктор Хоппе. — Пусть вас не огорчает недоверие. Люди несут сюда свои кровные сбережения, они вправе нам не доверять. Максимум любезности и предупредительности — в спорных случаях пусть лучше страдает банк, чем маленький человек.
Приходилось только диву даваться, как хлынули люди, как они верили, как отдавали свои деньги. Да, они изверились в правительстве и в ведущих экономических деятелях, изверились в банках и сберкассах, но сюда они приходили с полным доверием. Сперва они нерешительно толкались в общем зале, приглядываясь к людям у окошечек и к людям за окошечками. Они смотрели на кипы банкнот, которые нагромоздил перед собой кассир. В их вопросах сквозило недоверие, раздражение, досада! И вдруг они заявляли:
— Ладно, вношу сто марок…
Приходили и с совсем небольшими деньгами— у кого купюра в десять, у кого монета в пять марок, а кто и с новой разменной монетой. Как бы незначителен ни был взнос, он не отвергался. На этом настаивал господин Хоппе. Мелкого вкладчика принимали так же любезно, как и крупного. И, разумеется, господин Хоппе покидал свое святилище не для одних только толстосумов. Нет, охотнее всего он выходил к рабочим, урывавшим десять марок от своего недельного заработка, пускался с ними в разговоры и брызгал смехом им в лицо.
Разумеется, эти люди потому сомневались, что приходили они с нечистой совестью. В ту пору банки и сберкассы обещали вкладчикам десять — двенадцать процентов —
здесь же им сулили от тридцати шести до шестидесяти процентов в год! Это, конечно, неспроста, дело явно нечисто!Алчность вступала в борьбу с недоверием, но алчность наконец побеждала, и они приносили свои деньги. Уже при возвращении домой в них снова просыпалось недоверие. Может быть, всю ночь напролет просиживали они на кровати, без всякой надежды заснуть, терзаясь мыслью, что они уже однажды потеряли все свои сбережения и поклялись никому больше не верить. Наутро такой вкладчик прибегал одним из первых и, бормоча извинения, говорил, что передумал, или сочинял, будто жена у него внезапно заболела и нужна срочная операция…
И ему тут же, без малейшего возражения, возвращали его деньги, да еще и с процентами, пусть всего в несколько пфеннигов. И ему, человеку с нечистой совестью, еще светло и тепло улыбались:
— Ах, сделайте одолжение! Ведь это же ваши деньги, не правда ли? Если у вас снова появится желание, милости просим!
Некий косматый субъект в грубошерстном плаще заладил ходить через день. Конторщика, который его обслуживал, он довел до исступления. Он вносил тысячу марок и забирал их (с процентами). Вносил и забирал (с процентами).
— Успокойтесь, Крамбах, — внушал клерку Хоппе. — Он образумится. А при такой круглой сумме что вам стоит высчитать ему проценты — ха-ха-ха!
— Да ведь сегодня он приходил в одиннадцатый раз, — жаловался Крамбах. — Я его видеть больше не могу! И от него так разит! Похоже, он питается одним чесноком, господин доктор!
— Что ж, чеснок, говорят, очень полезен. Спросите при случае, от чего он лечится. Такие вопросы сближают и располагают к доверию.
Однако грубошерстный плащ не становился доверчивее — напротив! Настал день, когда он утром внес свою тысячу марок, а уже вечером пришел ее забрать, да еще потребовал проценты за день.
— Крайне сожалеем, господин Лемке, — сказал Крамбах. — На сей раз никаких процентов! Нам бесконечно жаль!
— Я вам предъявлю иск о неуплате процентов — взъелся на него Лемке, и от него еще сильнее запахло чесноком. — Я доверил вам свои деньги!
— Да уж на одну-то ночь, господин Лемке, вы могли бы их у нас оставить! Поймите же, ваши деньги еще не успели у нас поработать…
— Поработать? — заорал господин Лемке на всю контору, чего служащим никоим образом не следовало допускать. — Чтобы мои деньги на вас работали?! Вы обещали мне проценты… Я доверил вам свои деньги!
— Вы, кажется, чем-то недовольны? — нежно осведомился доктор Хоппе, подходя к разбушевавшемуся Лемке. — Что случилось, Крамбах?
Крамбах стал взволнованно объяснять, перебиваемый еще более взволнованными воплями Лемке.
— Отдайте вкладчику его проценты! — вынес решение господин Хоппе.
— Но ведь дата взноса является и датой выплаты, — возразил Крамбах. — Как же я проведу это по книгам?
Доктор Хоппе внушительно уставился Крамбаху в жилетку. Он так внушительно уставился ему в жилетку, что Крамбах стал лихорадочно соображать, уж не надел ли он по ошибке галстук запретного красного оттенка?
— Мы обязаны удовлетворять требования наших клиентов, господин Крамбах, — заявил господин Хоппе, поправляя галстук, меж тем как Крамбах поправлял свой. — Запишите проценты господина Лемке на мой личный счет. Доверие — растение нежное…