Железо и кровь. Франко-германская война
Шрифт:
Торжество было в конечном счете назначено на 18 января. Вильгельм I устроил целый скандал, требуя для себя титул «императора Германии», в то время как со всеми заинтересованными сторонами уже был согласован «германский император». Между королем и Бисмарком разразился конфликт; 17 января обсуждение всех спорных вопросов продолжалось в течение трех часов [985] . В итоге «железный канцлер» вышел победителем, однако это стоило ему немалых нервов. «Эти императорские роды оказались тяжелыми, — раздраженно писал он жене. — В такие времена короли высказывают странные капризы, как это бывает у женщин перед тем, как они производят на свет то, что уже не в силах удержать в себе. Будучи в роли акушера, я неоднократно испытывал сильное желание превратиться в бомбу и взорваться, чтобы все здание рухнуло» [986] . Вильгельм I, в свою очередь, расплакался и за явил, что будет считать завтрашний день самым несчастливым в своей жизни [987] . Программа торжества в итоге так и не была согласована; участники получили приглашение на «орденский праздник».
985
Kaiser Friedrich III. Op. cit. S. 334.
986
Bismarck O.v. Werke in Auswahl. Bd. 4. S. 632.
987
Grossherzog Friedrich I. von Baden… S. 326.
Однако
Однако преобладали в зале не парламентарии, а военные и представители аристократии. Впоследствии будет предпринято немало усилий для того, чтобы представить эту церемонию торжественной, волнующей и пышной. В реальности мысли собравшихся занимали в первую очередь вопросы продолжавшейся войны. «Все нервы и мысли посвящены непрерывно сражающимся армиям, — писал Штош 17 января. — Мысль о том, чтобы основать новую империю здесь, в Версале, величественна. Однако настроения для этого действия нет ни у кого, и в первую очередь у главных действующих лиц» [988] . Зато радовались жители Версаля — увидев, как немцы несут во дворец все свои знамена, французы решили, что враг готовится капитулировать [989] .
988
Stosch A.v. Op. cit. S. 224.
989
Kaiser Friedrich III. Op. cit. S. 343.
Церемония началась с молитвы и проповеди, произнесенной пастором Рогге — «длинной, но довольно слабой», как записал в дневнике Бронзарт [990] . После окончания проповеди Вильгельм I обратился с короткой речью к немецким суверенам. Затем на первый план выступил Бисмарк, который «выглядел ужасно не в духе» [991] и бесцветным голосом зачитал прокламацию о создании империи. Великий герцог Баденский выкрикнул: «Да здравствует Его императорское и королевское Величество император Вильгельм!» [992] — тем самым искусно обойдя скользкий вопрос титула. Кайзер принимал поздравления; пройдя мимо Бисмарка, как мимо предмета мебели, он подошел к Мольтке и крепко пожал ему руку. В пять часов вечера состоялся праздничный обед. «Все было таким холодным, горделивым, блестящим, пышным и высокопарным — и таким пустым и лишенным сердца», — писал баварский принц Отто своему брату [993] . Художник А. фон Вернер, впоследствии посвятивший церемонии знаменитое полотно, в мемуарах говорил о том, что все прошло «без всякой пышности и исключительно поспешно» [994] .
990
Bronsart von Schellendorf P. Op. cit. S. 298.
991
Kaiser Friedrich III. Op. cit. S. 342.
992
Grossherzog Friedrich I. von Baden… S. 325.
993
Цит. по: Ullrich V. Die nervose Grossmacht 1871–1918. Aufstieg und Untergang des deutschen Kaiserreichs. Frankfurt-am-Main, 2007. S. 21.
994
Цит. по: Ohnezeit M. Op. cit. S. 214.
«Сцена 18 января отбрасывает длинную тень на будущую историю этой империи», — пишет один из ведущих современных германских историков Томас Ниппердей [995] . Созданная в результате победоносной войны, Германская империя и в дальнейшем будет полагаться во многом именно на свою военную силу. Война же станет полвека спустя главной причиной ее крушения. В то же время не стоит считать такой исход предопределенным: хотя развитие молодого государства во многом определялось теми параметрами, которые были установлены в 1871 г., оно отнюдь не было безальтернативным.
995
Nipperdey T. Deutsche Geschichte 1866–1918. Bd. 2. Machtstaat vor der Demokratie. Munchen, 1998. S. 80.
Решающая стадия переговоров по вопросу создания новой империи пришлась, пожалуй, на самое тяжелое для германской армии время. Тем не менее, кризис на фронтах оказался постепенно преодолен, и церемония в Версальском дворце почти совпала с окончанием военных действий.
Глава 14
Сражающаяся
Франция, сражающийся ПарижНа протяжении первого месяца пребывания Делегации правительства «национальной обороны» в Туре функции военного министра постоянно переходили из рук в руки, снижая эффективность деятельности. Развертывание полноценного и разветвленного военного управления началось лишь после прибытия Гамбетты, сразу же приступившего к глубокой реорганизации. Проблемы, вставшие перед новым военным министром, были многочисленными. Необходимо было практически с нуля создать новую армию, организовать оборону еще не занятых противником департаментов, наладить военное производство, а также осуществить закупки оружия за границей, снабдить войска обмундированием и провиантом и, наконец, определить дальнейшую стратегию действий.
Все это, в свою очередь, требовало расширения административного аппарата и поиска талантливых администраторов. Многочисленные функции, прежде составлявшие заповедную вотчину военных, были вверены гражданским лицам: инженерам, юристам, врачам. Шарль де Фрейсине, с которым до этого Гамбетта встречался лишь раз, получил должность «делегата» военного министра, став его первым помощником и заместителем. Как показывают воспоминания Фрейсине, назначения совершались Гамбеттой поистине молниеносно, он не очень заботился о четких границах полномочий своих новых сотрудников [996] . Вид более-менее отлаженного механизма новая администрация приобрела лишь по прошествии нескольких недель.
996
Freycinet Ch. Op. cit. P. 128–129.
Несмотря на то что Гамбетту как сторонники, так и противники частенько именовали «диктатором», коллегиальный принцип управления был в полной мере сохранен. Во главе Делегации формально оставался триумвират, составленный из Адольфа Кремьё, Александра Гле-Бизуэна и Мартина Фуришона, которые весьма ревниво относились к «узурпации» власти Гамбеттой. Тем не менее, они молчаливо признавали его первенство и чаще всего ограничивались одобрением его решений. Регулярно проходили заседания и делегатов министерств: Клеман Лорьер представлял МВД, де Русси — министерство финансов, граф де Шодорди — МИД и так далее. Франсуа Стинакер принял важный пост генерального директора телеграфных сообщений, Жюль Лекен встал во главе комитета по делам вооружений. Под давлением вала неотложных проблем Гамбетта охотно перепоручал многие вопросы своим доверенным помощникам. Полного согласия, как это бывает практически всегда в случае с бюрократическими структурами, не наблюдалось. В частности, различные управления МВД и военного министерства, несмотря на наличие единого начальника, неохотно делились полученными сведениями и регулярно обменивались взаимными обвинениями по этому поводу [997] .
997
Bonhomme E. Gambetta et Bordeaux. P. 47.
В сложившейся ситуации бесперебойному телеграфному сообщению придавалось особое значение. Все сотрудники почт и телеграфов были освобождены от военной службы даже в рядах оседлой национальной гвардии [998] . В конце войны с переездом из Тура в Бордо размещение разросшейся телеграфной службы Стинакера стало для правительства отдельной головной болью, так как много места требовали ее архивы. За время своего существования Делегация успела обменяться с департаментами более 100 тыс. телеграмм [999] . Связь между Туром и Парижем оставалась ненадежной, но поначалу между двумя центрами управления не было существенных разногласий. Две столицы обменивались сообщениями посредством почтовых голубей, воздушных шаров и лазутчиков, которым иногда удавалось проскользнуть сквозь прусские позиции. Но всего этого оказалось недостаточно для тесной координации военных операций.
998
Decrets, arretes & decisions de la Delegation… P. 2–3.
999
Bonhomme E. Gambetta et Bordeaux… P. 47–48.
Бешеная энергия «диктатора» далеко не всегда встречала у местных властей восторженный прием. В середине октября Гамбетта подытоживал в телеграмме правительству в Париж: «Деревня инертна, буржуазия — труслива, а чиновничество — либо ненадежно, либо пассивно и безнадежно медлительно. Возвращенные из запаса дивизионные генералы являются предметом несказанного раздражения общества, которое они своей вялостью и бессилием сполна заслужили» [1000] . Трудности взаимопонимания между гражданскими и военными властями, безусловно, ослабляли эффективность усилий по организации сопротивления немцам.
1000
Enquete parlementaire sur les actes du Gouvernement de la Defense nationale. T. II. P. 272.
Одним из примеров этих усилий могут служить меры, принимавшиеся для того, чтобы затруднить немецкое наступление. В июле 1870 г. никаких планов целенаправленного разрушения путей сообщения в случае отступления армии не существовало. Французским властям приходилось импровизировать в условиях полнейшей неразберихи. Приказы о разрушении мостов и тоннелей неизменно запаздывали, указания военного министра Паликао и министра внутренних дел Шевро противоречили в ряде случаев друг другу. Попытки их реализации вызывали порой сопротивление самого населения. Лето 1870 г. выдалось на редкость жарким, многие реки сильно обмелели, и их можно было перейти вброд. Местные жители поэтому недоумевали по поводу сожжения мостов, видя в этом одни только неудобства для себя, а не для противника [1001] .
1001
Bourachot A., Ortholan H. Op. cit. P. 167–172.