Желтый саквояж

Он умолк, закрыл контейнер и торжественно объявил:

– Друже Змий, я поручаю вам ответственное дело. Поскольку эти документы отданы именно нам, я приказываю, любой ценой как можно скорее добраться во Львов и передать их нашему Украинскому уряду! [172]

– Как это?.. – Смерека и Змий радостно переглянулись. – Невже проголошено? [173]

– Так, друзья. Я понимаю вас, я и сам… – Волк как-то странно смутился и, на секунду отвернувшись, закончил: – Да мы закладываем основы нашей Державы!

172

Украинский уряд – Украинское правительство.

173

Неужели объявлен.

* * *

Сосновый лес был пронизан солнечными лучами. Идущие наискось то широкие, то узкие световые полосы, проходя сквозь кроны, терялись между стволами, а достигшие земли высвечивали неровные пятна коричневатой прошлогодней хвои.

Заброшенной лесной дорогой, такой узкой, что ступицы колёс чуть ли не сдирали кору с деревьев, катилась бестарка. Позванивала сбруя, фыркали лошади, и время от времени скрипел под ободьями мелкий песок плохо накатанной колеи.

В повозке, сидя тесно, плечом к плечу, ехали Вепш и Вепшик. На этот раз упряжкой правил поручик, а майор, вольготно откинувшись на обмотанную сыромятным ремнём спинку сиденья, безмятежно глядел по сторонам.

Здесь, в наполненной хвойным запахом тишине соснового леса, ничто не напоминало о войне. Где-то там остались и кусты бомбовых разрывов, и грохот артиллерийских выстрелов, и хлёсткая трескотня, вспыхивавшей то тут, то там винтовочной пальбы.

Казалось, мир снова возвратился к своим истокам, где все живут в согласии между собой, пользуясь благословенными дарами природы. Однако из этого умиротворённого состояния задумавшегося Вепша вывел неожиданный вопрос поручика:

– Скажите, пан майор, мы столько усилий потратили, чтобы найти этот саквояж, а вы взяли и вот так, запросто, отдали его. Почему?

Вепш долго молчал. Казалось, он вообще не собирается отвечать на этот вопрос, но майор ответил, причём обратился к поручику не по чину, а по имени, что делал чрезвычайно редко, только когда хотел подчеркнуть особую доверительность разговора.

– Видишь ли, Владек, этот саквояж изначально должен был попасть к немцам.

– Как это? – от неожиданности поручик даже придержал лошадей, но тут же, спохватившись, энергично встряхнул вожжи.

– А так, – принялся объяснять майор. – Когда в начале войны вырисовалась общая картина и обстановка более-менее прояснилась, возник план занять оборону по рубежу Вислы с опорой на старые, ещё русские крепости.

Вепшику наверняка вспомнилось начало войны, и он с сомнением покачал головой:

– А это было возможно?

– Вполне, – подтвердил майор. – Этого немцы как раз и опасались, а мы могли, удерживая позиции, достаточно долго ждать англо-французского наступления.

– Чем же в этом мог помочь саквояж? – удивился Вепшик.

– Там была карта с неверной концентрацией войск, ложный план предполагаемых действий и для достоверности, ряд документов.

– Зачем? – пожал плечами поручик. – Считаю, немцы всё равно бы дознались что там и как.

– Безусловно, – согласился майор. – Но на это надо время. А на войне, особо маневренной, каждый день дорог…

– Ладно, – Вепшик немного подумал. – Согласен. Но зачем этим-то отдавать было?

– А эти, Владек, к сожалению, теперь тоже сила, и выяснить их возможности нам надо. Тем более, ясное дело, они тоже искали саквояж.

– Боюсь, неладно вышло, – заметил Вепшик. – Энкавэдисты, как назло, нагрянули…

– Ничего, – обнадёжил поручика Вепш. – Задел есть, а «этими», как ты говоришь, мы ещё займёмся…

– Это что ж, русские, немцы, а теперь ещё и националисты? – заключил Вепшик.

– Да, Владек, – вздохнул майор. – Так сложилось, что эти земли издавна были спорные…

Лес кончился, обрезанный как по линейке, и дорога, до этого петлявшая между сосен, прямиком пошла через поле. Бестарка выехала на открытое место, и майор, оглядевшись кругом, вздохнул:

– Благодать-то какая… Вроде и войны никакой нет…

– А это? – Вепшик задрал голову вверх.

Высоко в прозрачной синеве неба, оставляя за собой чуть заметный инверсионный след, летел самолёт-разведчик.

– Немец, наверное, – предположил майор, и всё его недавнее благодушие враз исчезло. – Далеко прорвались…

– Да, по всему выходит, война с русскими будет долгой… – поручик вздохнул и вслух выругался.

– Всё равно, – как бы передавая уверенность подчинённому, твёрдо сказал майор. – Зарвались немцы и войну проиграют…

Не ответив, Вепшик встряхнул вожжами, упряжка пошла рысью, и за бестаркой потянулся длинный хвост пыли…

Часть вторая Выбор

Дымная туча висела над опустевшим городом. Было ясно, что улица Легионов и дома вдоль Киевского шоссе продолжают гореть, а на другой стороне пойменного луга ещё продолжался бой. Там вразнобой стреляли пушки, и их снаряды то и дело рвались на улицах, разрушая уцелевшие после жесточайшей бомбёжки полуобгоревшие здания.

В одном из таких чудом уцелевших домов, от страха забившись под подоконник, прятался милиционер Зяма Кац. Вид у него был плачевный. Правый рукав гимнастёрки разорван до локтя, а всё остальное обмундирование из тёмно-синего превратилось в грязно-белёсое из-за осевшей на него известковой пыли, столбом стоявшей в помещении.

Как он очутился здесь, Зяма не помнил и вообще после неудачной попытки вырваться из оказавшегося под обстрелом района бедняга милиционер был не в себе. Единственно, что он уяснил точно, было понимание безысходности положения, потому как, если бы ему и вышло проскочить зону обстрела, миновать заслоны немецких войск, окруживших город, никакой возможности нет.

Стрельба за рекой внезапно оборвалась, разрывы снарядов, падавших вокруг, прекратились, и Зяма, ещё не веря в то, что остался жив, выглянул в окно. Улица была пустынной, над свежими воронками, разворотившими мостовую, курился дымок, а полуразрушенные дома из-за разбитых оград как будто таращились на весь этот разгром выбитыми окнами.

Постепенно к Зяме вернулась способность соображать, и он решил, что пока тихо, надо унести подальше ноги. Милиционер выпрямился и вдруг понял, что появляться на улицах в таком виде нельзя. Зяма растерянно огляделся и, заметив за спиной открытую дверь, вышел в другую комнату.

Похоже, хозяева покидали дом в страшной спешке. На полу валялись разбросанные в беспорядке вещи, стул, опрокинутый взрывной волной, лежал ножками вверх, а у стены косо стоял большой шифоньер с полуоткрытой дверцей.