Желтый смех
Шрифт:
Конечно, я мог бы сказать, что я отправился в легион в качестве бывшего императора, или бывшего короля, которому опротивели дела, или же в качестве разоренного миллиардера; нет, если я и отправился в Иностранный полк, то лишь по самым простым, уже высказанным причинам: несчастная любовь!
Но стоит ли в этом признаваться?
Знаменитый английский писатель Редиард Киплинг тоже оказал немалое влияние на мое решение.
Уже заранее я жил жизнью, полной красочности, под бананами, пальмами или бамбуками. Бель-Аббес, Тюен-Канг — без этих мест жизнь казалась мне пресной. Все штатские в моих глазах походили на моего отца, на мою мать, на Алису, ставшую госпожой Портзебр.
Мюрже,
Для нас же, молодых людей 19… Киплинг был сержантом-вербовщиком, который отправлял нас к экваториальным чудесам в белой колониальной каске или кепи легионера.
Заранее напичканный воспоминаниями, заранее представляя себе пленительное возвращение в отпуск, с синим поясом на мундире, я отправился однажды в среду на улицу Св. Доминика, в призывной пункт.
Чиновник учреждения с напомаженными волосами, с самопишущим пером в петлице куртки, принял меня с любезной сердечностью.
— Что вам угодно?
— Поступить в легион.
— У вас имеются документы?
— Да.
— Пройдите сюда.
Он ввел меня в маленькую комнату, мебель которой состояла из печки и ее трубы.
Там ожидали несколько молодцов: три немца, совсем юных, в маленьких каскетках; солдат колониальных войск в форме; двое молодых людей в бархатных широких штанах и в голубых куртках. Мое появление не произвело ни малейшего впечатления. Солдат разговаривал с двумя рабочими.
— Я иду снова, потому что пять да десять, это будет пятнадцать; я уже пробыл десять лет; а с этими пятью и будет полностью.
— Хорошо кормят? — спросил я.
— Да это зависит, как… где… не всегда.
В приотворившуюся дверь просунулась голова капрала. «Желающие вступить в легион, сюда!»
Мы последовали за ним, прошли коридор и очутились в кабинете майора.
Майор был в штатском. Это был старый, добродушный человек. Первым прошел солдат колониальных войск. «Годен к службе!»
— Вы подождете вашу путевку.
— Так что, господин майор, у меня нет ни…
— А! Да! Вас зачислят куда-нибудь на продовольствие.
Очередь была за немцами.
Двое из них были приняты, у третьего не оказалось бумаг.
— Вы можете их доставить?
Последовал спор с писцом.
Настал мой черед.
— Зубы плохие, пишите, плохие зубы, верхний коренной слева; немного молод… хорошо.
Восемь дней спустя я был в Марселе, в форте Сен-Жан.
Я не буду останавливаться на посвящении меня в тайны военного искусства, а что касается описаний Бель-Аббеса, то две дюжины тщательно выбранных открыток дадут о нем более точное представление, нежели это смог бы сделать я. Я давно не видел Бель-Аббеса, но, по моему мнению, мечеть продолжает стоять на своем месте.
Впоследствии я пережил немало волнующих часов, но я навсегда останусь под тем впечатлением, которое произвело на меня призывное бюро. То была широко растворенная дверь к чудесам Ислама, ключ от тысячи и одной ночи. Тогда я не знал, что простой обход в карауле мне навсегда внушит отвращение к прекрасной природе, к литературным очарованиям финиковых пальм и к мрачному, как семейная жизнь, угрюмому Бледу с его трупоедами, с его голодными шакалами и тошнотворными гиенами.
Я быстро пробегу эти пять лет, которые могут быть сведены к следующему: шесть месяцев стоянки в Бель-Аббесе, со школой отделения и роты, с негритянским кварталом, Сенегальской лицей, кускусом [2] , испанцами,
евреями, баром легиона и служанкой Лизбет, родом из Люксембурга.Затем, в полном снаряжении, с трубами, барабанами, горнистами, вся наша восхитительная компания отправилась в Уджду, чтобы наметить путь для прохода «семидесяти пяти».
Скучающие, никогда не выходя из бараков, где мы готовили себе кофе, опустошая при каждой получке лавчонку маркитанта, мы ждали дней сражения с нетерпением ученика, ждущего каникул.
2
Кускус — манная крупа, которую арабы едят или в чистом виде или с бараньим и куриным мясом.
В тот день было настоящее веселье в рядах «больших мундиров». Мы всегда шли бок о бок с «Черными ногами». Обычно их заставляли начинить пляску. Вы знаете, как это заведено. Раздавались свистки, играли горнисты, щелкали лебели. На красной и лиловой почве гор, позади низкорослых смоковниц, отвечали маузеры. Тогда приходила наша очередь и, когда легион развертывался по камням и тощим кучкам альфы [3] , казалось, что старик Гомер настраивает свою лиру, чтобы воспеть красные кепи.
3
Альфа — злачное растение в Алжире.
Я выпутался только благодаря своей молодости. Старые скоро умирают в легионе, потому что все они хотят нацепить военную медаль, которая даст им лишних сто франков. Что касается меня, я исполнял свой долг честного солдата, как другие. Традиция иноземных полков сохраняла дисциплину.
Существует песенка, которая дорога африканской армии и которую «весельчаки» присвоили себе:
Проходя по большой дороге, Вспомни, Что твои предшественники проходили по ней, Без сомненья, до тебя. Из Габеса в Татауин, Из Гафсы в Меденин, Из Мед'нин в Ин-Кабили И конец…Конечно, проходя по «большой дороге», мы вспомнили, что наши предшественники ходили по ней. И какие предшественники! От наемных солдат Гамилькара, направлявшихся к Карфагену, до «весельчаков» в помятых кепи, с их трубами, наигрывающими грубый и циничный мотив легкой инфантерии.
Все это, в конце концов, мы смутно почувствовали; правда, только гораздо позже.
Теперь эти долгие годы уже прошли, и что же? Я о них сожалею — и только. И, правда, по сравнению с теми годами, что я прожил после, время, проведенное в легионе, было небольшим, пустячным испытательным сроком, как бы имеющим намерение дать вам предвкушение рая.
Перед отпуском меня отправили на юг, «к верховым». «Юпанда, Юпанда», как говорится в песенке.
Конная часть пользовалась мулами, по одному на двух людей, благодаря чему могла совершать замечательные переходы.
Я упомянул об этом этапе моей жизни легионера, потому что он был отмечен нелепым случаем, которому суждено было приобрести значение в будущем.
Вследствие того, что несколько кочующих разбойников привлекли своими действиями внимание разгневанных военных властей на юге Коломб Бешара, нашей части было дано поручение занять этот пункт, и вот мы расположились лагерем, приняв обычные меры предосторожности.