Жемчуга

Мы посчитали таблетки – их тоже осталось штук по сто в каждой банке. Мы решили не рисковать, потому что Фарид вряд ли имел в виду антиструмин. А вот ревита съели штук по тридцать. Не знаю почему. Так захотелось. Просто было интересно.

К вечеру зачесались пальцы, шея и подмышки. И все. Я уверилась, что нас запугивали зря.

В три ночи я уже так не думала.

Бабушка вязала. Я отвернулась к стене. Пусть думает, что сплю. Наверное, мою подругу увезли в больницу. Наверное, спасли. Никогда больше!

Звонок. Мама пришла на обед? Нет, не мама. Услышав знакомый голос, я проглотила подступившие слезы…

– Здравствуйте… Я вот уроки принесла… А можно? Спит, да?

Можно, конечно, можно! Не забыла. Пришла. Живая!

Эпизод 12 Туман

Голова весит двадцать килограмм и размером с хорошую тыкву. Она не может больше держаться на шее, она клонится вниз – тяжелая, горячая, гудящая. Я утыкаюсь лбом в учебник. Это невозможно.

Пять уроков. Сдача нормативов по лыжам. Бегом домой. Уроки… нет, врать не буду, уроки кое-как и кое-какие. Главное – геометрия. Сегодня в четыре вечера – зачет по геометрии. С ужасом смотрю на часы. Пора.

Потому что кое-кому пришло в голову выносить все зачеты на время после уроков, чтоб не загромождать опросами учебный процесс! «Меня в семье из-за вас не видят! В школе до ночи с вами сижу. А у меня, между прочим, тоже дети!». Ага, мы же еще и виноваты, красота просто!

Зимние сумерки чернильно-синие, прозрачные и хрустящие. На свежем воздухе головная боль проходит. Понятно, что ненадолго. Как только я окажусь в теплом душном кабинете среди гудения голосов и однообразных ответов, она вернется – я точно это знаю. В висках мучительно заломит, лоб нальется горячим. И я перестану соображать.

В прямоугольниках окон – теплый свет. Счастливые люди! Хочешь – сиди у телевизора, хочешь – чай пей, хочешь – в потолок плюй. А я иду на геометрию. Морозец щиплет за нос, коленки становятся стеклянными, на ресницах оседает иней. На холоде сразу хочется есть. В кармане позвякивает мелочь, хлебный магазин обволакивает теплом, кекс в руках вкусно крошится, изюм похож на засахаренных жучков. Скорее, опаздывать нельзя.

И вот мы сидим в тепле, окна зашторены, желтый свет ярок, учебники закрыты. Мы разделены, снабжены методичками и карточками, мы должны пройти уровни, должны заслужить звездочки и плюсики, и – господи! – чего только еще не должны сделать!

Площадь трапеции равна произведению полусуммы оснований на ее высоту.

Ага. Полусуммы на ее высоту… полусумма… соображаю с трудом. На этот раз пронесло. Мигрень не вернулась. Прошло два часа, сделано уже две попытки пересдачи, а голова, как ни странно, еще не стала раскаленной тыквой.

Доказательство. Рассмотрим трапецию ABCD…

Я пытаюсь понять. Трапеция похожа на палатку с подпорками. Какая мне от нее польза?

– Нет. Вернись на место. Внимательно читай, ты не поняла.

Да черт! Трапеция ABCD… ага… рисунок. Что-то должно тут быть… Наконец, до меня доходит. Эти подпорки… это же прямоугольник и два треугольника! А ну-ка… Где-то такое уже было, помнится…

Четвертая попытка.

– Так как отрезок DH равен… (быстро пишу на доске, мел срывается и крошится)… таким образом (быстрее-быстрее, пока не забыла)… теорема доказана (уф!).

Отпустите меня, а. Я хочу домой.

– Хорошо, будем считать, что сдала. Теперь задачи.

Веер карточек.

Через вершину А проведите две прямые так, чтобы они…

Докажите, что площадь ромба равна половине его…

В выпуклом четырехугольнике диагонали взаимно перпендикулярны. Докажите, что площадь…

Докажите, что отношение периметров подобных треугольников равно…

Через вершину левого полушария мозга провели перпендикуляр. Докажите, что шизофрения наступит в четверг после захода солнца…

– Каких треугольников?

Подруга нехотя отрывается от тетради. В глазах тоска.

– Подобных, дура. Страница семьдесят.

– Спасибочки.

Я ложусь головой на парту и пальцем оттопыриваю креповую занавеску. За окном густая тьма. Жара и гудение усыпляют. Сколько мы уже сидим в этом душном царстве? Два часа? Три? Сутки? А может, вся жизнь прошла здесь, и больше ничего нет, и только ромбы и подобные треугольники топорщатся враждебным забором, криво ухмыляются биссектрисами, сплевывают, как семечковую шелуху, круглые обозначения углов? Может, нет и не было свежего холода и искристого снега? Только занавески цвета беж и раскаленные калориферы?

Допустим, искомый треугольник ABC построен…

Допустим! Конечно, построен, вот же он! Долго пытаюсь въехать в хитросплетение отношений катетов и гипотенуз. Кто это придумал вообще?

– Я решила.

– Так… Вот здесь недоработочка, – сладкий-сладкий голос. – Да. Иди оформи аккуратно.

Да как так?!

Я отворачиваюсь от учительского стола, закатываю глаза к потолку и поэтому не сразу вижу толпу людей в проеме двери. Впереди мой папа. По бокам от него, как гвардейцы гренадерского полка, – две очень толстые и большие чужие мамы. За ними – еще человек пять родителей.

– Десять. Часов. Вечера, – раздельно произносит мой отец.

Лично я пугаюсь, когда он начинает так говорить.

– Да что вообще тут происходит?! – вскрикивает мама-гренадер. – Мы с ума сходим! Ночь на дворе!

Нас пришли освобождать. Скоро Бастилия падет, и мы попляшем на ее руинах.

Ага, не тут-то было.

Она разворачивается медленно, с достоинством потревоженной чернью королевы. Она вся круглая и мягкая – круглые очки, круглые опавшие щеки, большая круглая грудь, пухлые руки, ноги как молочные бутылки, сиреневые волосы завиты колечками.

– Очень приятно, что вы подошли. Давно пора было… побеспокоиться. Особенно вам. – Строгий взгляд выхватывает чужую маму, и та вдруг делается меньше ростом. – Приходите чаще, интересуйтесь успехами вашей девочки. – Голос глубокий и сладкий, как столовая ложка старого меда, и ядовитый, как порция цианида. – Знаете, у меня есть семья. Муж. И дети. А я занимаюсь с ребятами до ночи. С вашими детьми. Совершенно бесплатно и без всякой благодарности. Я тут с самого утра. На ногах.

Чужая мама хлопает глазами из-под норковой шапки. Королева отворачивается. Аудиенция окончена.