Жемчужинка для Мажора
Шрифт:
Пара проходит быстро. Я даже заметить не успеваю.
Всё ещё пребывая в небольшом шоке после столкновения с Фроловым, я бреду по коридору в сторону выхода из университета. Занятий больше нет, а это значит, что нужно как-то связаться с Полиной. Она хотела встретиться.
Ловлю в фойе знакомого одногруппника. Прошу телефон на пару минут, чтобы написать Полине, которую знает весь поток. Тот соглашается и я беру у него из рук смартфон, в котором он уже предусмотрительно открыл чат. Строчу Красновой пару строк о том, что жду её на лавочке во дворике, подписываясь своим именем
Ответ приходит быстро:
«Не жди меня, я всё-таки опоздала. Препод заставил остаться и сразу отработать занятие в качестве наказания. Завтра обязательно всё обсудим! Не думай, что я дам тебе слиться.»
В конце стоял смайлик сердечка, вызвавший улыбку на лице.
Что ж, выбора нет. Значит, топаю домой.
Бодрым шагом иду к выходу из фойе. Все мои мысли занимает резкая перемена, произошедшая с Демьяном. Кусая губы, гадаю, в чём подвох.
Так не замечаю, как добираюсь до остановки, от которой ходит мой автобус.
Электронная табличка показывает пять минут до прибытия. Я сажусь на свободное место на скамье под козырьком и ничего не могу с собой поделать, потому что мысли плавно перетекают от Фролова к Глебу.
Зачем он преследует меня, если у него отношения с Леной Крицкой? Специально сталкивает нас лбами или это просто совпадение, и она ему даже не девушка?
Справедливости ради стоит сказать, что на Соколовского всегда вешались девицы. Даже те, с кем он не встречался. Наш мажор был не просто в центре внимания, но и всеобщим любимцем. Поэтому его временные пассии скрепя зубы терпели всё это и делились, потому что выбора-то у них особо и не было.
Но со мной почему-то никогда не мирились. Тихо ненавидели. И не трогали.
Странно, что я за весь день ни разу не столкнулась с Соколовским. Обычно он мне проходу не даёт, сам, как чёрт из табакерки вылезает.
Утром я с ним не разговаривала. Первая сбежала в ванную и была во всеоружии, когда мажор проснулся. Да и он сам, как оказалось, не особо доброжелателен по утрам. Такое ощущение, что он на автомате выполнял необходимые ему функции: умылся, собрался, позавтракал, довёз меня до дома, как и обещал. Я забрала учебники, и мы поехали в универ.
Всё. Даже не прощались.
Может, он сразу же после этого домой свалил отсыпаться? Я же его разбудила среди ночи… Хотя нет, Полина же упоминала, что видела его и Крицкую на паре вместе.
Мысль о нашем поцелуе заставляет смутиться. А то, что после ночи, проведённой со мной, он сразу же обжимался с Леной — разозлиться. Лицо начинает пылать, и я прикладываю к щекам прохладные ладони.
Так, Арина, хватит думать о его губах и о том, что в его объятиях очень даже хорошо спится! Не хватало, чтобы ты пополнила ряды его воздыхательниц!
Автобус подъезжает вовремя. Я втыкаю наушники в уши и всю дорогу слушаю незамысловатые инструменталки, разгружающие мозг. Сентябрь незаметно подходит к концу, но погода всё ещё радует тёплыми деньками, как сегодняшний. Поэтому я с энтузиазмом подставляю лицо лучам солнца. Греюсь. И радуюсь тому, что у меня, кажется, появилась подруга.
Внутренний двор у моего
подъезда вызывает неприятные воспоминания. Ничего не могу с собой поделать, ёжусь. Меня всю передёргивает, и я быстрым шагом иду к домофону. Достаю ключи, чтобы приложить чип и открыть дверь.Но ключи выпадают из рук и с характерным грохотом приземляются на землю, потому что за спиной раздаётся внезапное:
— Почему не позвонила? Я же вчера обещал забрать тебя после пар.
— Соколовский! — От пережитого испуга разворачиваюсь и со всего маха бью его по груди. — Сколько можно вот так вот подкрадываться? Меня точно инфаркт тяпнет! Ой, не могу… — Закрываю глаза и прислоняюсь лбом к ледяной двери.
Сердце колотится, пытаясь пробить дыру в груди, а легкие не успевают насыщать ткани кислородом. Ноги подкашиваются, и я разворачиваюсь, чтобы прислониться спиной к стене у подъездной двери.
— Я не виноват, что ты постоянно витаешь в облаках. На вопрос отвечай. — Требует мажор.
Выглядит он помято: под глазами мешки, а белок в них красный от расширившихся сосудов. Лицо какое-то осунувшееся.
— Я не помню, чтобы ты обещал меня довезти вчера. — Говорю, отдышавшись. — И вообще, если ты забыл, мой телефон приказал долго жить.
— А. Точно. — Заторможенно произносит Глеб, на секунду поднимая глаза к небу.
Вспоминает события вчерашнего вечера, наверное.
— Ехал бы ты домой. Поспал, как следует. — Выдаю, неожиданно для самой себя.
Даже Соколовский впечатляется.
— Беспокоишься обо мне? — Недоверчиво выгибает бровь брюнет.
— Нет, — иронично, — ты своим видом прохожих пугаешь. Выглядишь, как свежий зомби.
— Осторожнее, а то покусаю, — нахально ухмыляется этот гад и впечатывает руку в стену возле моей головы.
— Оставь свои трюки для Крицкой, — ныряю под его руку и прикладываю чип к домофону, — Глебасик. — Зачем-то добавляю ядовитое.
Домофон радостно пиликает. Я открываю дверь и быстро скрываюсь за ней. Но Соколовский успевает подставить ногу в узкий проём, чтобы та не закрылась, и заходит следом за мной.
Я кошусь по сторонам, надеясь, что нас никто не увидит. Во дворике на скамейках я мельком заметила пару бабушек из нашего подъезда, но радует одно — Никифоровны среди них нет. Так что сплетня до неё дойдёт не сразу.
Но это не отменяет того факта, что она всё-таки дойдёт. И тогда…
Я не хочу думать, что «тогда», поэтому молча поднимаюсь по лестнице на седьмой этаж.
— И часто у вас тут лифты не работают? — Голос мажора эхом разносится по лестничным клеткам.
Я разворачиваюсь и шикаю на него.
— Потише. Мне итак проблем из-за тебя хватает. — Поджимаю губы, чтобы не ляпнуть ничего лишнего.
Как бы мне ни хотелось обвинить Глеба в том, что из-за него Афанасия Никифоровна нажаловалась маме, что ко мне по ночам парни шастают, я не могу это сделать. Он спас меня тогда. И кем я после этого буду, если начну предъявлять за это?
Если бы не он… Кто знает, чем бы всё закончилось для меня в тот день.
— Кстати, причём тут Крицкая? — Не унимается Соколовский, хоть и говорит полушёпотом.