Жемчужинка для Мажора
Шрифт:
Остальное уже не так важно.
Возможно, я пожалею потом, но… Сейчас я впервые хочу прислушаться к себе. Уступить чувствам и в кой-то веки отпустить разум. Ни о чём не думать.
Вместо ответа, я уже сама приникаю к его губам. Брюнет болезненно стонет, но не отталкивает меня, и я считаю это своей маленькой победой над ним.
Подхватив меня под бёдра, Соколовский усаживает мою податливую тушку на себя, перемещая нас из горизонтальной плоскости в вертикальную. Я инстинктивно скрещиваю ноги у парня за спиной. И, оказывается, так даже удобнее.
Но появляется фактор, который остужает мой
Брюнет это чувствует, но вместо слов провокационно трётся между моими раздвинутыми ногами. Вынуждает меня заёрзать. И это только усугубляет моё и без того шаткое положение.
Меня одновременно одолевают две абсолютно противоположные эмоции: ток внизу, посылает жаркие пульсирующие волны желания по всему телу, а страх перед неизвестным ледяными щупальцами вытаскивает трезвый рассудок на поверхность.
Удивительно, но Глеб очень тонко чувствует любые перемены в моём настроении. Я уже не в первый раз подмечаю этот факт. А теперь ещё раз убеждаюсь в этом.
— Дурочка, — усмешка искривляет губы парня. А голос всё такой же хриплый. — Сама не знаешь, чего хочешь.
— Знаю! — Упрямо заявляю я и тянусь к его губам, но Глеб в последний момент увеличивает расстояние между нашими лицами.
— Не знаешь. — Тише произносит он.
Я пылаю от возмущения. Или смущения. Ситуация крайне неоднозначная.
Меня… отвергли?
Страсть, которая захватила, в одну секунду оборачивается слезами. Они крупными каплями замирают в моих глазах, готовые вот-вот сорваться вниз. И, судя по ошарашенному взгляду парня, напугать эту каменную глыбу непредсказуемой даже для меня самой реакцией.
Но нас обоих прерывает громкий, внезапный пиликающий звук откуда-то из глубин квартиры.
Мы оба замираем в объятиях друг друга. Синхронно оборачиваемся в сторону вновь повторяющейся трели. И, если поначалу я думаю, что это звонит телефон Глеба, то со второго раза понимаю — это дверной звонок.
Мелодия не стихает. Тот, кто решил наведаться в гости к Соколовскому, настойчиво продолжает трезвонить. Внезапному гостю, похоже, совсем не знакомо такое чувство, как тактичность.
Брюнет не торопится ссаживать меня с себя. Но по его лицу понятно — он догадывается, кто может стоять за дверью. И не испытывает особого желания открывать её визитёру.
— Давай, притворимся, что никого нет дома? — Очень тихо шепчет парень.
Но у меня от его слов, как шестое чувство срабатывает. В груди всё сдавливает от неприятного предчувствия. Мне вдруг становится до тошноты противно от себя самой. От того, что я чуть было не переспала с Соколовским.
Чем я вообще думала?
Явно не мозгами…
— Пойди, открой. — Неловко слезаю с брюнета и отползаю к краю кровати. Глеб меня не удерживает. Лишь недовольно провожает взглядом. — Мало ли…
Ничего не ответив, Соколовский поджимает губы и встаёт с кровати. Приглаживает растрёпанные чёрные волосы на макушке и выходит из спальни. Плотно прикрывает за собой дверь, оставляя меня одну.
И эта деталь настораживает ещё больше. Подкармливает мои подозрения относительно визитёра.
Он не хочет, чтобы я что-то увидела или услышала?
Нервная дрожь
сотрясает тело, когда я на цыпочках крадусь к двери. Прислоняюсь к ней ухом, ощущая себя невоспитанным ребёнком, который суёт свой нос, куда нужно и куда нет. И уже в следующую секунду слышу женский голос.Гостья возмущает и шипит:
— Почему я не могу войти, Глеб? Что за игры? Пары пропустил, на звонки не отвечаешь!
— Ты мне что, мамочка, контролировать меня и следить за моей жизнью? — Грубо отвечает ей Соколовский. Судя по голосу, на его лице иронично-высокомерная маска.
— Я твоя девушка! — Ахает гостья, и я узнаю пришедшую по интонации.
Елена Крицкая. Брюнетка, которая угрожала мне и Полине в уборной, и настоятельно рекомендовала держаться от Соколовского подальше.
Но, вопреки ситуации, ужасает меня другая мысль.
Пары! Мы проспали пары! У меня вообще всё из головы вылетело после вчерашних событий! А Глеб продлил амнезию своей внезапной выходкой…
Гадство!
Прикусив губу, я бросаюсь к стеклянному столику напротив панорамного окна, на котором бесхозно лежит яблочный смартфон мажора. Нажимаю на экран, и у меня волосы дыбом встают, когда часы показывают полтретьего дня.
Я пропустила все три пары… О, нет… Нет-нет-нет!
Положив чужой телефон обратно на столик, падаю в огромное кресло рядом. На то, чтобы осознать масштаб последствий, хватает пары минут. Меня больше не волнует гостья и бабник Соколовский. Да и самому Глебу, похоже, уже не скрыть ничего и не отмазаться, если он вообще собирался это делать, потому что Крицкая вошла в раж и закатила истерику на всю квартиру. И, вероятно, подъезд тоже зацепила.
— Кто она? Чего молчишь?! Я же всё равно узнаю кто! Да я на ней живого места не оставлю! — Раздаются истерические вопли за дверью спальни. — Где эта шлюха? Здесь?
— Не забывайся! — Угрожающе басит брюнет. — Я тебе ничего не обещал. Лучше по-хорошему покинь мою квартиру.
— Ты пожалеешь об этом Соколовский! — Кричит брюнетка. Не нужно видеть её лицо, чтобы понять — девушка в гневе. — Я так просто это не ос… — Входная дверь с грохотом захлопывается, и я больше не слышу ничего.
Какое-то время в квартире стоит полная тишина.
А я… я уже ничему не удивляюсь и никак не реагирую на это. Слишком много неприятных событий за последние две недели. Слишком много потрясений. Поэтому просто подбираю ноги, сворачиваясь в кресле поудобнее, обхватываю их руками и кладу подбородок на колени. Мой безразличный взгляд устремляется в панорамное окно.
В такой позе меня и находит Глеб. Он не тратит время на нелепые объяснения и оправдания. Они никому из нас не нужны. Кто мы друг другу, по сути? Бывшие одноклассники? Заклятые враги? Временные сожители из-за того, что мажор решил поиграть в добряка?
— Прости за это. — Выдаёт, в конце концов.
Парень не приближается, и я ему за это благодарна. Меньше всего на свете мне бы сейчас хотелось отбиваться от Соколовского.
— Тебе не за что просить прощения. Это твоя жизнь. Твоя девушка. — Тихо отвечаю я, не отрывая взгляда от красивого вида на элитные многоэтажки с зеркальными окнами. — И лучше бы тебе с ней объясниться, пока это недоразумение не вылилось в нечто плохое и не стало слишком поздно.