Жемчужница

Он знал, что дерзит сейчас и чем это может быть чревато. Знал, с кем говорит и о чем. Знал, что Алана бы этого не одобрила.

Но сейчас он ненавидел всех ее покойных братьев и сестер за то, что из-за них ее отец не видел ее саму. Да, ведьму, да, сильную и своенравную. Но — свою дочь, которая все эти долгие столетия пыталась справиться в одиночку со своей болью.

Однако Мариан даже не подумал огрызаться в ответ или пытаться как-либо наказать его. Только хмыкнул убито и уронил голову на ладони.

И вдруг снял маску, потирая лицо руками.

За маской обнаружился огромный, безобразящий гладкое лицо белыми буграми шрам, который не скрыла бы ни одна татуировка, ритуальная она или нет.

— Не пойми меня неправильно, я люблю Алану, — произнес Мариан тихо. — Но ей действительно не повезло остаться в живых. В океане у неё мало прав, — пояснил он, — её боятся. Её не любят. Её сделают, как вы это называете, — здесь до Тики донесся еще один хмык, — козлом отпущения в любой ситуации, которая выйдет из-под контроля. И так уже было однажды. Поэтому я так говорю.

Тики поражённо моргнул, вспоминая, как Лави рассказывал ему, что на Алану устроили охоту в начале войны, буквально целой гурьбой напав на неё, и это… это признание Мариана, оно вдруг расставило почти всё на свои места. Оно помогло осознать, что девушке и правда лучше на суше, в окружении семьи, под защитой самого Микка, чтобы больше не нужно было доказывать кому-то что-то посредством силы. Оно помогло понять, что морской царь на самом деле любил свою дочь — пусть и такой странной любовью, что жалел о том, что она выжила.

Но этого всё равно не было достаточно для того, чтобы увидеть всю картину целиком.

— То есть… — обескураженно выдохнул Тики, — Вы не просто так её заперли?

Мариан взглянул на него как на идиота и скривил в недовольстве губы.

— Конечно, — отозвался он и спустя несколько секунд задумчивого молчания, которое Микк не нашёл сил прервать, продолжил: — Причин было много, но… — мужчина сглотнул и нахмурился, будто заставляя себя сказать что-то. Сказать то, что он словно бы никому не рассказывал. Тики не понимал смысл такого доверия. Хотя, если подумать, вряд ли Мариан пил с кем-то в компании до этого. — Тогда, когда я наконец нашёл её, она… она… она… — он запнулся, сглатывая, и замер. И Микк понял, о чём мужчина хотел сказать. «Она стала ведьмой». Она убила людей, она видела смерть своей семьи, она неузнаваемо изменилась, она пережила шок. И ей нужна была помощь. Но… — У меня не было выбора кроме того, как запереть её, — никто ей не помог. Тики усмехнулся, ощущая, как внутри у него всё противно закислило, и глотнул вина, обжигая пищевод алкоголем. — Это было ради безопасности всех: и её собственной, и самого народа.

Потому что Алана могла выйти из себя и убить всех? Потому что люди могли обозлиться и убить её? Потому что ты, бесхребетный царь, который узнал, что у него погибла вся семья, не был в силах помочь единственной оставшейся дочери, которой требовалась твоя поддержка?

— Это из-за вас она сошла с ума. Из-за вас она стала такой, — холодно припечатал Тики, чувствуя, как в груди поднимается злость.

И вот тут царь как будто очнулся. Вскинулся, прищурился угрожающе — и поджал губы, опасно приближаясь к лицу мужчины.

— Да что ты об этом знаешь, м-мальчик? — почти яростно процедил он, как-то по-ребячески выпячивая нижнюю губу и гримасничая. Однако Тики не испугался — то ли в голову ударил алкоголь, то ли это было от осознания того, что на самом деле Мариан, он… не такое уж божество.

Да, древний, да, невозможно сильный. Но — все равно проблемный донельзя.

— Она сама говорила об этом, — выдохнул Микк с горькой усмешкой, — да и… это видно, — признался он. — Она расплакалась, когда узнала, кто мы, рада была даже таким дальним родичам. А как она была бы рада собственному отцу, — здесь хмыкать пришла его очередь, — не оставь он ее с этим горем в одиночестве — даже судить не берусь.

Мариан смотрел не мигая и как будто даже не думал отстраняться. Изучал и изучал его лицо, задумчивый и недовольный, как будто решал, прав ли Микк, и если прав, что с этим делать… и как переубедить его.

— Может, она тебе и кажется хрупкой, драчливой, непоседливой и так далее, мальчик, — наконец медленно начал он, снова используя это пренебрежительное слово, как будто хотел унизить Тики, показать ему его место, — но она просчитывает большинство своих шагов так, чтобы они были выгодны. Даже этот побег, подумать только! — царь хохотнул и хлопнул себя по колену. — Она выжидала так долго, что умудрилась меня убедить, что никогда никуда не сбежит.

Тики в ответ на это только рукой махнул. Кажется, этого человека никак было уже с его точки зрения не сдвинуть.

И, на самом деле, это только больше сближало его с Аланой — своенравной, упрямой, стоящей на своём, и Микк не мог не согласиться, что та и правда просчитывала многие свои шаги: чего только, и правда, стоит эта выходка с побегом! Она ведь с самого первого своего дня на корабле точно знала, что ей нужно было, и при этом никому своей цели и не сказала — и она явно знала, что больному императору, лекарство от чьей болезни пришлось искать так далеко, её слёзы не помогут. И это было ты не так обидно, если бы девушка не унизила его сегодня своим желанием драться со всеми подряд.

Стойте, но если Мариан поднял эту тему, то неужели он всё это видел? Именно об этом поражённый этой мыслью Тики у мужчины и спросил, и тот, пожав плечами, кивнул.

— Конечно, — хмыкнул он так, словно ужасно гордился тем, что Алана смогла уложить на лопатки его сильнейшего управителя. И как тритоны вообще потом могли жить с осознанием того, что их пришпорила девушка? — Говард совершал очередную глупость в отношении моей дочери, как я мог не присутствовать? — ехидно поинтересовался мужчина, закатив глаз, и Тики непонимающе нахмурился.

Да что за отношения вообще были в этой ненормальной семейке? Отец и дочь, между которыми застыл океан боли и потерянного времени.

— И Вы их не остановили?

Мариан фыркнул, словно этот вопрос вообще не имел никакого смысла.

— А зачем? — пожал он плечами. — Моя дочь решила поставить на место заносчивого управителя. И я её полностью поддерживаю в этом: это внутрицарские проблемы, с которыми могла справиться только безумная ведьма, на которую побоятся поднять руку в здравом уме, — легко разъяснил царь, беря в руки ещё одну бутыль.

Тики вновь ощутил, как из лёгких выкачали весь кислород.

Неужели он снова всё не так понял? О дракон, неужели вся его обида была на пустом месте? Неужели Алана и не желала… его принижать?

— Вы говорите о своей дочери! — все же прикрикнул Тики, пытаясь собраться с мыслями, потому что… кажется, он снова повёл себя как последний идиот и ни в чём не разобрался.

Мариан длинно прыснул с таким видом, словно не понимал, о чём речь, и пригубил вино.

— Я говорю правду, мальчик, — усмехнулся он. — Она ненормальная ведьма и бешеная зубатка, и я люблю её, — мужчина одарил его оценивающим насмешливо-беззлобным взглядом. — И ты тоже, как видно.