Жена из России
Шрифт:
А если мать ошиблась...
Он воспользовался ее замешательством, решительно схватил за руку и повел назад, к дому. Маша хотела вырвать пальцы, но Вовка держал крепко, да и ее сопротивление было минутным, продиктованным привычным страхом, а не настоящим нежеланием идти.
Ошиблась...
– стучало в висках. Мама ошиблась... С каждым может случиться...
На лестнице Вовка уронил ключи и засмеялся. Пошарив в полутьме, он перемазался в грязи, нашел связку и открыл дверь. Захлопнув ее, бросил ключи на подзеркальник и взял в ладони Машино лицо, мгновенно разрисовавшееся черными полосами.
– У тебя грязные
– прошептала Маша.
– Чистюля...
– пробормотал Вовка.
– Вот чего я терпеть не могу в женщинах: они способны даже в самый неподходящий момент найти то, что необходимо срочно вымыть! Особенно у себя. Кто пойдет полоскаться первым?
– Я, - сказала Маня и сняла куртку.
В ванной, постояв под горячим душем, Маша долго, пристально рассматривала себя в зеркале. Она вообще любила это занятие. Глаза - чересчур маленькие... И раскосые. В детстве отец называл ее китаезой... Рост - слишком большой... Нос - курносый... Волосы... Ну, с этим вроде все в порядке... Но скулы... Получается очень уж круглая морда... Масленичный блин... Несмотря на худобу... Странно... Нужно отрезать челку, будет лучше...
– Мышонок!
– постучал в дверь Вовка.
– Ты скоро? Довольно тебе там извращаться. До дырок протрешься! Твоя страсть к чистоте превращается в издевательство надо мной. Кроме того, я тоже хочу поплескаться. Жадоба! Воды ей для меня жалко! Пожалей грязного немытого Вовку!
– Сейчас...
– пробормотала Маша.
Ее зажал холодный страх, и она пыталась уговорить его пойти на милость. В конце концов, все эти предположения об их кровном родстве могут оказаться полной бредятиной и ерундой. Ну, как можно утверждать, от кого у тебя ребенок, если... Если у тебя два мужа... Ну, два мужика... Только кто вообще когда-нибудь станет выяснять эту истину? Докапываться до правды?.. Эти подробности сейчас нужны и важны лишь одному человеку на свете - Маше... А других они просто отталкивают за ненадобностью, детали им ни к чему... Так стоит ли мучить себя глупостями?..
Но еще больше Маня боялась того, что сейчас произойдет, вот-вот случится между ними... Того, что всегда хотела, о чем мечтала много лет, не смея самой себе в этом признаться.
Над ней неизменно слишком тяжко довлели распоряжения и догматы старших. Нарушить проповеди и постулаты бабушки и матери Маша была не в силах. Она выросла очень привязанной к ним, несмотря ни на что, очень от них зависящей, к ним прислушивающейся, законопослушной. Да и вообще не в ее характере - разрушать авторитеты, ниспровергать каноны, выдвигать свое мнение... Ей куда легче и проще принять на веру мнение других, чем лезть в непонятные дебри и непроходимые заросли.
Но заповеди и наставления родных давным-давно пришли в тяжелое противоречие с ее собственными желаниями. Маша разрывалась между необходимостью следовать правилам семьи и собственными чувствами. Сегодня, кажется, настал момент, когда она сдалась самой себе...
Она наспех вытерлась, набросила на себя халат, который сунул ей Володя, и открыла дверь...
В гостиной тихо звучало пианино. Маша вошла и остановилась на пороге. Вовка поднял голову, внимательно оглядел Маню и улыбнулся. Какой он милый, этот его темный зуб...
– Я давно тебя не слышала...
– сказала Маша.
– Побанькалась, наконец,
и хочешь послушать? Что же тебе сыграть...Он стал наигрывать какую-то простую, до боли знакомую мелодию. И тихо замурлыкал, не сводя с нее темных узких глаз:
Губы окаянные
Думы потаенные,
Бестолковая любовь
Головка забубенная!..
Маша почувствовала, как щеки обварило кипятком...
– Смени пластинку...
– попросила она.
– Ради вас что угодно! Мы знаем и другие хиты!
Хитро блеснули темные глаза.
И только ты молчала,
Молчала, молчала
И головой качала
Любви печальной в такт,
А после говорила:
"Поставьте все сначала,
Мы все начнем сначала,
Любимый мой... Итак..."
– Похоже, у тебя только одна тематика...
– пробормотала Маша.
– На сегодняшний вечер - да! И у тебя тоже! Та же самая! Просто ты предпочитаешь держать ее до поры до времени при себе. А Вовка очень откровенный!
Маша вздохнула. Да уж... Что правда, то правда...
– Я быстро!
– сказал Володя и опустил крышку пианино.
– Ополоснусь теплой водичкой - и сразу назад! Веди себя без меня хорошо. Никаким мужикам не звони. Петь и плясать не возбраняется, но потише: у меня помешанные на тишине соседи. Кроме того, вот за этой стенкой живет Мум. Мне почему-то кажется, тебе вряд ли захочется его видеть... Хотя кто тебя знает... И сядь куда-нибудь: твои шансы еще подрасти теперь равны нулю.
Он снова пристально оглядел Машу и вышел.
Маня присела на краешек тахты. Теперь страх туго запеленал ее всю, с ног до головы, не позволяя ни шевелиться, ни думать... Осталась одна-единственная мысль: я боюсь!.. Сердце набирало скорость, как самолет на взлете.
Потом Маня все-таки вспомнила о доме и торопливо, дрожащими пальцами, набрала номер матери. Антошка в последнее время жил у любимой бабушки.
– Мама, я приеду утром...
– пробормотала Маша.
– Все в порядке, не волнуйся... Просто так получилось... Уже поздно ехать назад...
– Хорошо...
– недовольно отозвалась мать.
– А... ты где?
– Это неважно, - ответила Маня, повесила трубку и вдруг в ужасе вспомнила: у Инны Иванны стоял определитель номера...
Совсем недавно отец, то есть... ну, в общем, тот, которого она считала... да все равно папа!.. купил новый аппаратик по просьбе бывшей жены, измученной анонимными звонками по ночам.
– Ты выключай телефон, - советовала Маша.
– Как это выключай?
– возмущалась каждый раз Инна Иванна.
– А вдруг что-то неожиданное? Вдруг что-то случится с Антошкой, с тобой, с отцом? Нет уж, я лучше буду мучиться, но жить с включенным!
Да ладно, обойдется, попыталась успокоить себя Маша. Возможно, загородный номер не обозначился... И разве мать помнит его? Она ведь уверяла, что давно не виделась с... этим... якобы Маниным отцом... Да и вообще он умер... Так что ничего страшного... А если мать все-таки спросит, почему Маша оказалась ночью в квартире своего отца?..
Внезапно в комнате погас свет, и две теплые большие жестковатые ладони стиснули Машкины щеки. Вовка всегда любил брать в руки ее лицо и заглядывать в глаза. Но сейчас темно...