Жена моего брата

— Да! Нет. Подождите…

Закрываю лицо руками. Какой-то бред!

— С моим ребёнком вс"e будет хорошо?

— Скорее всего. Если ты продолжишь терапию прогестероном.

— Значит, я продолжу.

— Но, я обязана предупредить, что риск патологий не исключен. Но на таком сроке, в твоей ситуации и не слишком высок. Так что больше не рискуй.

Меня окатывает кипятком от обиды и почему-то стыда! Словно, я действительно выпила эти чертовы препараты, чтобы убить своего ребенка! Но я же ничего не пила!

— Мамочка… — закрываю лицо руками. — Ну, этого не может быть. Я не пила таблетки! Насколько анализы точные? Возможна ли ошибка?

— Чисто гипотетически — да. Но крайне маловероятна. Подумай над тем, что я предложила тебе. Насчет психолога.

Мне хочется послать е"e к черту!

Выходя строго смотрит на возвращающегося в палату Демида.

Боги! Она же думает, что он и есть муж-тиран! Мне очень за него неприятно сейчас. Что о нем так несправедливо думают. Не менее неприятно, чем за себя. Оба без вины виноватые оказались!

В его руках два бумажных стакана и пакет. Пахнет кофе. Протягивает один мне. Наверное, мне не стоит пить кофе. Но на автомате делаю глоток. Там не кофе. Горячий молочный коктейль. Он, не сводя с меня внимательных глаз, делает глоток из своего стакана.

— Что сказал врач?

Отрицательно кручу головой. Я не готова рассказывать, в чем меня только что обвинили.

— Беременность спасли.

— Я рад.

— Правда? — заглядываю в его глаза.

И мне кажется, он сейчас как тогда признается, что на самом деле — нет.

— Правда.

Ставит пакет передо мной. Наверху теплые носки, ниже — бель"e, теплый палантин, телефон, книжка, которую я читала в комнате. Достаёт оттуда носки. И, сев на стул, очень аккуратно, практически не касаясь, натягивает их на мои мерзнущие ступни.

Завороженно замерев, позволяю ему это. Сжимает мои пальцы через носочки. И глядя в глаза медленно тянет к себе. Ставит мои ноги пятками себе на бедра, прижимая мои ступни к прессу, обтянутому тонким белым свитером.

— Что Вы делаете?…

— Грею.

Хлопая глазами смотрю, как его пальцы рисуют по моим подушечкам на подошве. Это так приятно, что мне становится очень неловко.

— Вам, наверное, нужно делами заниматься, а Вы здесь…

— Наверное, нужно… — хмурится он.

— Поезжайте. Я уже… могу одна здесь.

Кроме уколов мне ничего не грозит и страх отступает.

— Прогоняешь? — отпускает мои ноги.

В растерянных чувствах подскакиваю с кровати, и замираю, глядя в окно.

— Я Вас не понимаю, Демид, — признаюсь я.

Неожиданно обнимает сзади, поверх моих плеч. Я теряю ориентацию от его горячего крепкого тела, прижатого к моей спине.

— Ну что тут понимать?! — болезненно и с надрывом шепчет мне в волосы. — Что?!

Я, оглушенная этим откровением, не дышу. Не смею шевельнуться, оттолкнуть, вырваться. И плыву в его горячем дыхании куда-то за границу своих самых смелых фантазий о нём.

Подушечками пальцев веду по его костяшкам, проверяя реальность происходящего.

— Я люблю тебя… — открыто… чуть грубовато и лаконично, по-мужски и одновременно очень ранимо.

Мне кажется, колени мои откажут сейчас, и я рухну. По коже мурашки… Они проникаю в меня глубоко, топчась по всем внутренним органам.

Он сжимает меня крепче. Почти неощутимый поцелуй в макушку, там, где заплетена коса. Очень откровенно втягивает мой запах за ушком, заставляя меня сжаться от слишком интимных ощущений.

— Вечером вернусь.

Уходит.

Вот тебе и Демон…

Глава 33. Условия

Это психоз, Черкасов, психоз! Я понимаю, но тем не менее, распечатываю тест. И в который раз уже делаю его снова. Результат отрицательный. Я — здоров, я чувствую. Но…

Мне хочется перемотать время. И сразу же очутиться, в точке, когда меня официально признают здоровым. Потому что барьер сломан. Как не касаться дальше, я не понимаю.

Прикосновения — это не заразно! В сотый раз убеждаю себя. А если я хочу больше, чем прикосновения? Не гони, Черкасов. Девочка беременна. Надо подождать. Или ты думаешь, придешь, она на шею тебе бросится? Типа, ну раз любишь, тогда конечно — я вся твоя!

Нет, не бросится. Может, хоть бояться перестанет. Но я верю, что при моем упорстве все получится. Что-то такое есть между нами. Сразу же случилось и никуда не исчезало все это время. Это как… родство! Неизменная вещь. Она моя семья. Не потому что жена брата. А вопреки этому. Родной человек и единственная женщина.

— Макс, у оранжереи останови.

Выбираю для неё цветы, которые можно пронести в больницу. Врач советовал без запаха.

— Эустома. В салатовых тонах. Очень нежно… — предлагает мне флорист.

— Да, — соглашаюсь я.

— Открытка нужна?

— Нет.

Хочу подарить сам. Мне жизненно важно увидеть в её глазах что-нибудь «личное». Не по поводу моей помощи ей, а по поводу того, что между нами вне этой помощи.

Отвлекаюсь на телефонный звонок. Это охрана из больницы.

— Слушаю.

— Демид Альбертович, у Златы Романовны посетитель.

— Я же сказал никого не пропускать кроме персонала!

— Ваш отец.

— Мм.

Зависаю в недоумении. Чего ему от неё надо? Я же отзвонился, сказал, что всё уже в порядке.

— Злата Романовна велела пропустить. Мы не сочли возможным препятствовать.

— Окей, всё нормально. Сейчас подъеду.

С отцом пересекаюсь уже на крыльце больницы. Мы молча застываем глаза в глаза. Он переводит взгляд на букет в моей руке. Хмурится.

— Ты потерял голову, сын.

— Моя голова на месте.

— Ты разрушаешь семью брата.

— Я ремонтирую свою, отец. И если Родион вытащил из моей конструкции главную деталь, чтобы собрать свою конструкцию, то я считаю себя в праве вернуть обратно то, что принадлежит мне.

— Она — жена твоего брата. Она носит его ребенка. Что ты делаешь? Зачем? Эта история ударит по нашей репутации.

— Не сильнее, чем подмена документов.

— А все это вместе — уничтожит её! Тормози, Демид, — темнеет отец. — Злата — достойная девушка. Не разрушай хотя бы её репутацию. Ещё не хватало, чтобы окружающие сомневались — кто из моих сыновей настоящий отец ребенка!