Жена по обмену

— Как здорово сказали, — замечает Мина. — Как будто и не вы вовсе. Мне показалось, что в вас, сати Тамани, вселилась сама Великая Матерь и говорила вашими устами.

— Ничего подобного, — быстренько возражаю, — Я это я, а все странности спишем на магический сон.

— Как скажете, сати Тамани, — кланяется Мина. — Чем хотите заняться до ужина?

Вспоминаю о подаренных Бэлом тканях. Прошу у Мины нитки и иголки. Служанка удивленно таращится и переспрашивает:

— Зачем вам такие древности, у вас же есть Лингер. Еще ваша прабабка им пользовалась.

Теперь удивляюсь я, но не решаюсь уточнить. Велю принести мне Лингер, хотя понятия не имею что это и с чем едят.

— Вот, давно им никто не пользовался, — сообщает Мина через пяток минут.

Предо мной швейная машинка, удивительно похожая на ту, что осталась у меня дома. Только вот ножной педали нет. Хотя подставка имеется.

— Напомни, как ей пользоваться? — прошу служанку.

Оказывается, Лингер приводится в движение простым взмахом руки. Даже особых усилий прилагать не надо — маги позаботились, чтобы творение работала просто и бесперебойно.

— Ого, а что это вы собираетесь делать? — спрашивает Мина, заметив выкройки.

— Трусы, — многозначительно произношу в ответ. — Надоело, знаешь ли, шастать с голым задом. Подай-ка мне вон те ножницы.

Мина выполняет просьбу и продолжает таращиться на выкройку.

— Таких откровенных панталон нет у самой отъявленной куртизанки, — замечает так, будто пересмотрела все труселя «ночных бабочек» Аланты. — Такие маленькие, и прозрачные… Они же не закрывают, а скорее открывают.

Это она еще не видела мою задумку насчет лифчика. Грудь у Тамани высокая, упругая, цвета свежих сливок. И все же непривычно без бюстгальтера. Пусть у меня не получится пуш-ап (да он Тамани и не нужен), но все лучше, чем ночнушка в пол.

— Куда же вы собираетесь отправиться в таком наряде? — сияет, как начищенная кастрюля, Мина. — Все равно же никто, кроме меня, не увидит. Или в приданое положите?

Стоило представить, что стою в тонком батистовом белье перед Хэлом, и кровь предательски приливает к бархатистым щекам. Юная грудь напрягается, точно чувствуя жадный мужской взгляд.

— Никому я это показывать не собираюсь, — бурчу под нос. — Для себя шью, чтобы чувствовать комфорт и уверенность.

И почему мне представился Хэл? Бэл бы наверняка лучше оценил бельишко. Да и Виллин ничего, это для меня он молод, а для Тамани — в самый раз.

«Куда-то тебя не туда понесло, Тамара Анатольевна, — ругаю себя. — Нам о возвращении думать надо, а не о том, как бы щегольнуть новым телом перед местными красавчиками».

Шью до глубокой ночи. Довольна творением, как ребенок подарком на Рождество. Ловкие пальчики Тамани либо имеют опыт кройки и шитья, либо легко обучаются. Как бы то ни было, бельишко вышло что надо.

Надеваю обновку и, счастливая, заваливаюсь спать.

Утром выбираю самое легкое, яркое платье из всех, что висят шкафу. Ярко-желтое, цвета одуванчиков и пижмы. Легкое и нежное, как весенняя свежесть. Стоит крутануться на месте, и пышная юбка вздымается, становится похожей на солнце.

— Не слишком ли откровенно? — беспокоится Мина. — Когда вы, сати, вертитесь, становятся видны щиколотки.

Смеюсь в голос. Ну и Мина, ну и затейница. Видела бы она старшеклассниц в нашей школе. Подумаешь, щиколотки. Вот когда грудь из декольте вываливается, а из-под джинсов торчат стринги — это да, откровенно.

— Подожди, вот я себе еще бикини сошью, — окончательно ввергаю служанку в шок.

Замираю. Раскидываю мозгами.

Впервые назвала тело Тамани своим. И даже решила его эксплуатировать. Можно ли? Нужно ли это делать? Не боком ли выйдет подобное вмешательство в чужую жизнь?

— А, ладно! — машу рукой. — Будь что будет.

Всовываю маленькие узкие ступни в роскошные туфельки, расшитые драгоценными камнями. Почти как у Мины, только новые и с круглыми носами. Чем-то они напоминают балетки.

— К этому платью лучше подойдут туфельки с каблучком и золочеными пряжками, — замечает Мина и тут же испуганно шарахается в сторону. — Простите, не хотела спорить с вами, сати Тамани…

— Ничего, я не обидчивая, — замечаю серьезным тоном. — Видно, не в дядюшку пошла. А с каблуками нельзя. Там, куда мы сегодня отправимся, лучше иметь удобную обувь. Дабы не потерять равновесие.

«И снова не свалиться со скалы, — добавляю про себя. — По крайней мере, до того, пока сама не решусь на этот отчаянный шаг».

— А куда мы отправимся? — интересуется Мина.

Весело смеюсь. Хватаю ее за руку и тяну к двери.

— Потом скажу. А ты мне покажешь дорогу. Потому как сама я ее не помню.

В обеденном зале нас не дождались. Дядя и Алия уже заканчивают завтрак. Вроде бы принадлежат к высшему сословию Алатны, а бардак на столе — точно свиньи угощались. Сестренка ест бекон руками, дядя чистит вареные яйца и раскидывает скорлупу по тарелке с кашей.

— Что здесь происходит? — спрашиваю строго.

Окидываю стол презрительным взглядом. Проданные к столу фрукты надкусаны и брошены, хлеб поломан. Видела бы это моя мама — надавала затрещин и Михо, и его дочурке.

— Ты опоздала, — бросает, как кость собаке, Михо. — Завтрак уже закончен. Теперь тебе придется ждать обеда, чтобы наесться.

Демонстративно встает из-за стола, утирает рот кружевной салфеткой и бросает ее поверх тарелки.

Меня охватывает ярость. С самого утра настроение испортили!

Упираю руки в бока и «наезжаю» на дядю со всей требовательностью, на которую способна:

— Напомните-ка мне, маэстро Ферино, кому принадлежит сей особняк?

Глаза дяди начинают бегать, как мячик на теннисном корте: туда-сюда, туда-сюда. Руки нервно треплют манжеты рубашки.

— Клану Ферино, — он все же находится с ответом.

— Конкретнее! — бросаю я.

— Мне, вашему законному опекуну и покровителю, — краснеет с досады Михо.

Алия поднимается из-за стола, подходит к отцу и выливает на меня ушат помоев:

— Ты зачем приперлась на завтрак в бальном платье? Совсем ополоумела?! Дядя, да прогони ты ее уже, чего она разговорилась?

Дядя молчит, как рыба об лед. Ехидно прищуривается. Сразу видно, доволен тем, как меня перекосило от замечания его дочурки.

— Заткнись! — ору на Алию и указываю ей на выход. — Шагом марш отсюда и не возвращайся, пока не переговорю с твоим родителем.

Уж чего-чего, а осаждать нагловато-хамоватых деток — моя стезя. Или я не учитель начальных классов в самом неблагоустроенном районе Костромы.