Жена самурая

Наоми видела ее третий или четвертый раз со дня свадебной церемонии с Мамору, хотя прошло уже больше двух месяцев. Они избегали друг друга с тщательностью, достойной лучшего применения. Мачеху же Наоми не видела с того дня ни разу.

Когда неподалеку прозвучало громкое ржание, и меж деревьев мелькнула знакомая тень, толпа самураев поредела. На открытом пространстве перед главным домом поместья показался Такеши верхом на Молниеносном. Он придержал коленями жеребца и спрыгнул на землю, передав поводья подскочившему слуге.

Самураи склонились перед ним, и Наоми наконец смогла разглядеть то, что скрывали их широкие спины. Кто-то затеял тренировочную схватку сразу с тремя противниками, и мужчины собрались, чтобы понаблюдать за ней.

Такеши подошел к ним, обменялся парой слов, и до ушей Наоми донесся смех.

— Я уже стар, Мамору, для ваших забав, — Минамото покачал головой и заложил пальцы за ремень, к которому крепились ножны с катаной. Он увидел в проеме Наоми, и его взгляд потеплел.

— Вы наговариваете на себя, Такеши-сама, — Мамору, а именно он вызвался в одиночку сражаться против троих, тряхнул головой. — Мы все видели вас в битве.

— Не сегодня, нет, — ухмыльнувшись, Такеши зашагал сквозь расступившуюся толпу к дому. — Мы выдвинемся на закате, — добавил он, прежде чем взошел на крыльцо.

Сегодня они с Наоми отправятся в Эдо, где, как и полтора года назад, соберутся представители почти каждого клана со всей Японии. Император официально объявит о создании наследуемого сёгуната и о том, что первым сёгуном станет Татибана Нарамаро. В противостоянии, растянувшемся на долгие годы, будет на некоторое время поставлена точка.

Теперь, когда все по-настоящему утихло, Такеши задумывался порой, как долго продлится эта тишина? Прошлое говорило, что не больше пары лет.

Войдя в комнату, он застал Наоми, склонившуюся над столом рядом с Томоэ. Она накрывала ладонью руку девочки с кистью для туши и помогала ей вырисовывать на бумаге сложный узор. Услышав его шаги, обе одновременно подняли головы. Наоми улыбнулась ему, окинула быстрым взглядом и, не найдя скрытых под одеждой повязок и ран, успокоилась. Она подошла к нему и, заглянув в глаза, смахнула с плеча невидимые крошки.

— С возвращением. Как поездка?

— Бессмысленно, — Такеши махнул рукой. — Здравствуй, Томоэ, — он шагнул в сторону, чтобы лучше видеть девочку.

— Здравствуй… те, — запнувшись, выговорила малышка и смущенно потупилась.

Если Наоми она с легкостью начала звать мамой, едва минуло немного времени после того, как из ее жизни исчезла Акико, то с Такеши все было гораздо сложнее. Высокий, незнакомый мужчина ее пугал, и она не знала ни как говорить с ним, ни как себя вести.

— Мама, — позвала она испуганно и с облегчением спряталась в подоле ее кимоно.

Спиной Наоми ощутила проницательный взгляд мужа и резко вздернула подбородок.

— Я хочу выехать на закате, — заговорил Такеши с ее затылком, с усмешкой замечая, как покраснели острые кончики ее ушей и шея, открытая для взглядов благодаря высоко убранным волосам.

Ему не нравилось то, что Томоэ звала ее матерью. Девочка не принадлежит их клану, и чем скорее она поймет это и смирится, тем ей же будет лучше. Наоми об этом знала и даже вроде бы с ним соглашалась, но пока не находила в себе сил делать Томоэ замечания.

— Я попросила слуг согреть для тебя воды, — когда она повернулась к нему, ее голос звучал ровно. Левой ладонью она рассеянно поглаживала Томоэ по затылку. — А Хоши заснула у меня на руках.

На мгновение Такеши задержал взгляд на ее животе.

— Отдохни перед дорогой, — сказал он и вышел из комнаты.

***

Наоми помнила их прошлую дорогу в Эдо на прием к Императору, словно это было вчера. Она закрывала глаза и вновь чувствовала все то, что чувствовала тогда — тревога и страх, трепет предвкушения, обида на Такеши, волнение и любопытство.

Она помнила, как Такеши рассказал ей об исчезновении Кенджи-самы и как поцеловал. Она помнила тоску в его взгляде и свое отчаяние, помнила подаренные сен-боны, и как сад перед императорским дворцом утопал в светло-розовых, нежных лепестках цветущей вишни. Тогда с ними еще был Фухито-сан. И Кенджи-сама. И Кацуо-сан, спасший ее ценой своей жизни.

Она глубоко задумалась, погрузившись в тяжелые воспоминания, и не услышала, как к ней со спины подошел Такеши. Она ускользнула на открытую террасу, окружавшую императорский дворец, когда мужчины уединились в дальних комнатах, чтобы обсудить дела.

Прохладный вечерний воздух остудил волнение и унял тревогу, которая сопровождала ее весь долгий день и никак не желала уходить. Наоми знала, что переживала напрасно, но одна лишь необходимость находиться в императорском дворце нещадно на нее давила.

Заметив наконец мужа, она вздрогнула от неожиданности и досадливо цыкнула.

— Я искал тебя, — заговорил Такеши, одернув хаори, надетое поверх кимоно с пятью вышитыми камонами клана Минамото — на плечах, груди и спине. Это был самый формальный из всех возможных вариант ношения кимоно, призванный подчеркнуть статус встречи в императорском дворце. — И слуги сказали, что ты здесь уже почти час.

— Почти час? — рассеянно переспросила Наоми и потянулась разгладить невидимые складки на темно-синем шелке кимоно. — Я не заметила, как прошло время… — она нервно переплела в замок тонкие пальцы, и ее взволнованность не могла укрыться от Такеши.

Он же рассматривал заколки, гребни и шпильки, что когда-то принадлежали его матери. Теперь они украшали церемониальную прическу его жены.

Почувствовав его взгляд, Наоми поднесла руки к волосам, уложенным в форме сердца, и пригладила их, еще туже затянув шнурок на низко собранном конском хвосте.

— Мне здесь неуютно, — поделилась она очевидной для мужа вещью. — И я знаю, что напрасно тревожусь, — она невесело улыбнулась.

Такеши накрыл ладонью ее плечо и слегка сжал.

— Как бы то ни было, ты не должна так надолго уходить. Пойдут ненужные разговоры. Они уже начались.

Наоми отвела в сторону взгляд.

— Так странно, правда? Меньше двух лет прошло, а все так изменилось, — заговорила она, словно не слышала недовольства в голосе мужа.

— Наоми… — Такеши хмыкнул. — Идем, — он медленно поднял руку и прохладными, шершавыми пальцами едва ощутимо погладил ее по щеке, чтобы не смазать тонкий слой белой пудры.