Жена самурая

Он открыл глаза, все еще чувствуя присутствие матери.

Но ее нигде не было. И даже в темном углу больше не плясали тени.

Но Такеши был не один; он кожей ощущал это. Он повернул голову, вглядываясь в полумрак за решеткой.

И увидел ребенка. Девочку лет восьми.

Это его не сильно удивило. Бывало, мальчишкой он также бегал посмотреть на пленников отца.

— Кто ты? — прокаркал он.

— Меня зовут Хоши*, — ответила девочка безо всякого страха.

«Внучка Нобу», — затуманенным сознанием припомнил Такеши.

— И как же дед позволил тебе прийти сюда?

Он с трудом ворочал языком; казалось, к нему подвесили тяжелый камень.

— Он не знает.

Кажется, девочка скривилась. Такеши не мог ее винить: он очень хорошо представлял, как выглядит.

Как выглядят рубцы на его груди.

— Это сделал мой дядя? — спросила девочка серьезно, склонив голову набок.

Такеши кивнул. Она только вздохнула в ответ.

Он не плакал.

Ему восемь, и отец наказывал его за провинность. Рука у него была тяжелой.

Отбросив палку, Кенджи взял его за подбородок и заставил поднять голову. Когда он увидел сухие щеки сына, на его лице мелькнуло нечто, смутно напомнившее одобрение.

— Ты должен научиться не замечать боль, — сказал он медленно. — Тебе будет больно столько раз, что ты собьешься со счета.

— Да, Кенджи-сан.

— Твоя боль рано или поздно прекратится, а позор за проявленную однажды слабость останется с тобой навсегда. Ты должен помнить, что живешь ради того, чтобы однажды умереть. И сделать это достойно.

Пошатываясь, Такеши бродил кругами по своей клетке. Его начал одолевать жар, и он знал единственное средство его побороть — непрестанное движение. Каждый шаг сопровождался болью в груди. Такеши потерялся во времени и не сделал ни одной отметки на стене с того момента, как вернулся от Нанаши. Он не знал, сколько дней прошло, и как долго длилось заражение крови.

Ему казалось, по его венам на груди вместо крови течет гной — так сильно было тянущее, жгущее чувство. Он вскрыл бы свои нарывы, если бы смог найти в клетке хоть один острый предмет, хоть что-то, чем можно было поддеть затянувшую порезы кожицу. Хотя, пожалуй, острым предметом он бы воспользовался, чтобы вспороть живот, а не возиться с ранами на груди.

Он остановился, услышав шум, и произнес:

— Все же пришла.

По звуку шагов он узнал ребенка. Хоши Тайра. Узнал и качнул головой, представив, что сделал бы с солдатами своего клана, позволь они девочке свободно навещать пленника.

— Я принесла вам лепешку, — сказала она и просунула сквозь грязные прутья решетки небольшой сверток.

Такеши, прихрамывая, подошел и поднял его с земли. Он принюхался, пытаясь учуять яд. Но лепешка пахла мукой, и он искоса взглянул на девочку, лицо которой скрывал полумрак.

— Ты знаешь, кто я? — спросил он, удивленный ее поступком.

— Такеши Минамото, — без запинки ответила она, слегка понизив голос.

— Мой клан воюет с твоим, а ты носишь мне лепешки.

— Я заметила, что все ваши засохли.

Не сдержавшись, Такеши хмыкнул. Девочка вдруг напомнила ему жену. Он представил Наоми тайком подкармливающей его пленников, и подумал, что это было бы очень в ее духе.

— Снаружи утро или вечер?

— Утро. И дождь идет.

Такеши прикрыл глаза и прислонился затылком к холодному камню стены. Дождь. Он представил, как стоит сейчас под холодными, освежающими каплями…

Хоши ушла также быстро, как и в тот раз, словно боялась оставаться с ним наедине, несмотря на разделявшую их решетку.

И Такеши не мог ее в том винить.

А принесенная ею лепешка оказалась удивительно вкусной.

* Хоши — звезда

* колыбельная в одном из найденных в Интернете переводе

Глава 21. Дела военные

— Я бы хотел увидеть сына вновь, — произнес Кенджи, когда пыль из-под копыт лошадей, что увезли Наоми в родовое поместье, осела на дорогу, — чтобы сказать ему, что я ошибался, когда возражал против этого брака.

— Вы возражали? — стоявший рядом Фухито повернулся к нему, насколько это позволила наложенная на его плечо повязка.

— Почти запретил. Хотел для Такеши союза с Асакура.

— Наоми-сан хорошо держится, — после короткого раздумья заключил Фухито.

— Вот и я не ожидал такого от дочери Такао Токугава, — Кенджи поджал разбитые губы и двинулся вперед, к давно оседланному жеребцу.

Ему пришлось воспользоваться помощью Фухито, чтобы сесть верхом: с неподвижной правой рукой в одиночку ему было не управиться. Кенджи сжал поводья, потянул слегка на себя, и конь под ним принялся беспокойно перебирать ногами.

— Выдвигаемся, — коротко приказал мужчина, оглядев собравшихся во дворе солдат.

Он тронулся с места первым, следом за ним — Фухито, а затем потянулись воины. Когда почти все они выехали за ворота, два последних слаженным движением подняли руки, и в воздух взлетели горящие, пропитанные маслом стрелы.

Кенджи был уже далеко, когда в поместье занялся пожар, когда огонь с приятным слуху треском принялся пожирать тростниковые татами, мебель и стены. Когда его высокие столбы взметнулись ввысь, а воздух вокруг стал черным от горького дыма, разлетавшегося далеко-далеко. Когда его заметили в Эдо и забили тревогу, когда к медленно тлевшему поместью прибыли солдаты императора и люди Тайра, когда пошедший ночью дождь с шипением потушил алые угли.

Они не могли скакать во весь опор, поскольку с ними было много раненых, но Кенджи все равно гнал, торопясь. Скоро пройдут первые, критичные сутки, и самое время было им начинать действовать. Вместе с Нарамаро он отправил в поместье приказ собирать солдат и выдвигаться к границам земель Минамото. Призывы о поддержке разлетелись также по монастырям и кланам, еще не занявшим открыто чью-либо сторону.

При других обстоятельствах Кенджи побрезговал бы обращаться к ним. Но в этот раз ему был нужен каждый: каждый человек, каждый меч.

Они заметили погоню к исходу второго дня. Впрочем, их преследователи и не таились.

— Мы не поведем их в земли твоего клана, — сказал Кенджи, отведя от глаз раскрытую ладонь.

Фухито прищурился: с крутого холма они оглядывали окрестности, и недалеко на севере он видел вздымавшееся от копыт лошадей облако пыли. Судя по его размерам, преследователей было не меньше сотни.

Он не был согласен с решением Кенджи-самы и считал, что лучше бы им было поспешить к границам Фудзивара, но вслух возразить не посмел.