Женатый мужчина
Шрифт:
— Не знаю, где ты только набираешься своих правых взглядов, — проворчал он.
Клэр покраснела.
— Ну ладно, до будущего года еще есть время. Так или иначе, Том склонен записаться в Даунсайд.
— Это ты его записываешь. Я не имею к этому никакого отношения.
— Не беспокойся. Всю ответственность я беру на себя.
— Это не поможет мне пройти в парламент.
— К тому времени ты уже будешь там. В конце концов, все лейбористские лидеры посылают своих детей в частные школы.
— Хочешь кофе? — спросил Джон, тоже поднимаясь и направляясь к плите.
— Не откажусь! — улыбнулась Клэр.
День, не в пример вчерашнему, выдался дождливым
— Почему мы никого не приглашаем к себе в выходные?
— Но ведь мы обычно уезжаем, — удивилась, — Клэр.
— Надо было и сейчас уехать.
— Ты же сам сказал, что не хочешь. Из-за Бирмингема.
Он вздохнул: — Да.
— Ты бы и там скучал. Он снова вздохнул:
— Пожалуй.
— Тебе надо придумать себе какое-нибудь хобби. Он нащупал языком застрявшие в зубах волокна мяса.
— Например?
— Ну, хотя бы столярничал, что ли. Нам нужны книжные полки.
Он только хмыкнул.
— Я подарю тебе на рождество электропилу.
— Можно просто купить приставку к электродрели.
— Тогда я подарю тебе приставку.
Потом они ужинали, потому что так было заведено, и к еще не переварившемуся в их желудках ростбифу добавился омлет. В десять они легли спать: Джону надо было встать в шесть утра, чтобы поспеть на бирмингемский поезд.
Глава одиннадцатая
Обсуждение запроса на лицензию было назначено на десять часов утра, и к четырем часам дня Джон уже был свободен. Ему не удалось убедить бирмингемский муниципалитет, что казино при новом отеле в районе Эджбастона [28]пошло бы городу на пользу, поэтому к себе в отель «Палас» Джон вернулся слегка расстроенным, как бывало всегда, когда он проигрывал дело. Он подошел к дежурной и спросил, не звонила ли ему жена. Нет, не звонила.
— Я жду, что она приедет, — сказал Джон, — и хочу поменять номер на двухместный.
Надутая прыщеватая особа вздохнула и принялась изучать лежавшую перед ней таблицу.
— Могу предложить пятьсот двадцать шестой, — пробурчала она.
— Мне хотелось бы самый лучший номер. Она равнодушно посмотрела на него.
— Люксов у нас нет, — протянула она с полупонятным для него бирмингемским выговором. — Есть номера с ванной или без, вот и вся разница.
— Тогда с ванной.
— В пятьсот двадцать шестом есть ванная.
— Хорошо. А кровать двуспальная?
Она снова окинула его равнодушным взглядом:
— Вам нужна двуспальная?
— Да. Если можно. Мы так привыкли.
— В пятьсот двадцать шестом две односпальные. — Дежурная уткнулась в свою таблицу. И вздохнула: — Могу предложить четыреста тридцать второй.
— А там двуспальная?
— Да. И ванна есть.
— Тогда четыреста тридцать второй.
Она поглядела ему в глаза, и у Джона мелькнула мысль, что она, возможно, догадывается, зачем он затеял разговор о двуспальной кровати. Но нет, лицо ее по-прежнему оставалось абсолютно равнодушным. Она дала ему карточку с номером комнаты, и появившийся бой подхватил его чемоданчик. Джон и сам бы отнес чемоданчик, но могло показаться, что он скупится на чаевые; они вместе с боем поднялись в лифте, долго шли по коридору, пока не остановились у номера 432. Бой открыл дверь, включил свет и задернул портьеры. Джон сунул ему двадцать пенсов и наконец-то остался один.
Номер был самым заурядным, ничего особенного.
Попахивало мастикой для полов и сигаретным дымом. Джон прошел в ванную — она была выгорожена из прежней спальни и поэтому без окна. На унитазе красовалась бумажная полоска: cordon sanitaire — «продезинфицировано», без которой, говорят, ни один американец не войдет в санузел, а стакан на умывальнике был упакован в целлофан. Все выглядело чистым и гигиеничным. Джон вымыл лицо и руки.Его не беспокоило, что у дежурной не оказалось для него никаких известий. Джилли могла вообще не получить письма, однако в голову ему лезли другие объяснения. Если она получила письмо, но не может приехать, то позвонит сюда вечером, чтобы наверняка застать его и не передавать извинения через дежурную; если же она приедет, а он на это надеялся, то, может быть, захочет порадовать его сюрпризом…
Он уселся в кресло и снял туфли. Они были влажными и раздражали его целый день. Помассировав пальцы ног, он почувствовал, что носки тоже влажные, и подумал, отчего бы это — туфли прохудились или ноги вспотели? Сунул руку вовнутрь, поискал, нет ли в туфлях дырки, рука противно пахла мокрой кожей.
Он сменил носки и пошел в ванную вымыть руки. Обуви на смену он не взял, поэтому растянулся на кровати и уже стал было засыпать, но вдруг подумал, что если Джилли захочет сделать сюрприз, то может нагрянуть сюда в любую минуту; вспомнив, как сам много лет назад был шокирован, когда увидел Гордона в одних носках, он заставил себя подняться с постели, расправил покрывало, сунул ноги во влажные туфли и снова сел в кресло.
Он начал клевать носом. Чтобы встряхнуться и не поддаться искушению помчаться на Нью-стрит-стейшн и вернуться первым же поездом в Лондон, который вернул бы его к привычному домашнему уюту, Джон попробовал представить себе Джилли Масколл, ее голые ноги и грудь, однако, сколько он ни старался, скучный гостиничный интерьер не окрылял его фантазии, поэтому Джон решил выпить в холле для бодрости чаю.
Там было полно бизнесменов, коммивояжеров, пивших джин и виски. Джон попросил чаю и поджаренного хлеба с маслом. Выпив чай и полистав вечернюю газету, он поднялся, подошел к дежурной и снова поинтересовался, нет ли сообщения. Нет, ничего не было.
Он поднялся к себе и включил телевизор. Когда он зашел в ванную, ему почудился звонок, он кинулся к телефону, схватил трубку, но услышал протяжный гудок. Телефон звонил в фильме, который шел по телевизору. Потом телефонистка с коммутатора спросила, какой ему нужен номер, и он назвал лондонский номер Джилли. Абонент не отвечает.
К девяти он перестал надеяться и захотел есть. Письмо просто не дошло до Норфолка — странно, как он этого раньше не сообразил. Расстроенный, он спустился на лифте вниз. Джон постеснялся спросить, нет ли для него известий, но задержался возле дежурной в расчете обратить на себя ее внимание — вдруг Джилли звонила, пока он спускался. Дежурная поймала его взгляд, но не улыбнулась и не подозвала Джона, так что ему ничего не оставалось, как направиться к выходу.
Дождь кончился, но тротуары были еще мокрые. Он постоял у одного ресторана, у другого, изучая вывешенные меню, однако сидеть в одиночку в ресторане он вообще не любил, а теперь еще опасался, что официант или люди за соседними столиками по одному его унылому виду угадают всю смехотворность положения, в котором он оказался. Не хватало еще иронических и сочувственных взглядов. Вместо того чтобы вернуться в отель, пообедать там в ресторане или заказать обед в номер, он съел в закусочной «Уимпи» котлету с сыром в обжаренной булочке и выпил стакан кофе.