Жених для ящерицы

Степка морщился, потирая ушибленный локоть – задел о скамейку при падении.

– Ты решила остаться с ним? – ледяным тоном поинтересовался Тихомиров. Под враждебным взглядом Тихомирова я силилась поднять Степана, тянула его с земли, а Степка и не думал мне помогать.

– Дим, ему нужна помощь!

– Если ты сейчас же не отойдешь от него, между нами все кончено, – услышала я.

– Что ты несешь, Дима?! – Поддерживая Переверзева, я крутила головой, пытаясь поймать взгляд Тихомирова, но следователь упрямо не сводил глаз со своих туфель.

– Ты услышала меня? – Голос Дмитрия звенел металлом.

– Дим, ну зачем ты так? – выговорила я, прилагая героические усилия, чтобы не разреветься. Губы подергивались, глаза налились слезами, изображение расплылось.

– Ярославна горько плачет на стене в Путивле, – бросил Тихомиров, круто развернулся и покинул сад.

Калитка грохнула с такой силой, что окна на веранде едва не выбило ударной волной.

– Скатертью дорожка, – просипел Степан, хватая меня.

– Убери руки! – прорыдала я.

Переверзев, скалясь, вскочил, отступил к забору, перемахнул его и приземлился на своей территории – чистый кот. Мартовский.

Рысакова была великолепна: платье в стиле шестидесятых, с кокеткой под грудью шестого размера, прическа и макияж в стиле Брижит Бардо – во всем чувствовалась Веркина акулья хватка. У Стефано не было шансов. Мне показалось, макаронник начал это понимать – уж больно затравленным был его взгляд.

Официально Верка отбывала в Турин в командировку.

Жуков и Француз оставались руководить ОАО «Стефановера» на время отсутствия Рысаковой.

На будущих полях для гольфа кипела работа, шла раскорчевка, гудела техника.

– Мальчики, не ссорьтесь, – наставляла партнеров Рысакова, – вернусь – головы поотрываю, если накосячите.

– Брось, все будет о’кей, – заверил Жуков Верку.

– Смотрите у меня.

– А ты вернешься? – с подозрением глядя на Веркин багаж, спросила я.

– Не сомневайся.

Однако сомнения на Веркин счет были не только у меня.

У стойки регистрации объявился Геннадий Павлович.

Гена находился в состоянии аффекта. Пьяный до безобразия, Палыч нетвердой походкой направился к супруге, но, не дойдя пару шагов, споткнулся о собственную ногу и растянулся на мраморном полу терминала.

– Недоумок, – процедила Рысакова.

Из кармана Палыча выскользнул и поехал по мрамору складной нож. Вокруг террориста моментально образовалась пустота, в которой несчастная фигура Палыча ничего, кроме жалости, не вызывала. Палыч подтянул колени к животу и сунул ладошки под небритую щеку.

Стражи порядка, взявшиеся из ниоткуда, ловко защелкнули на Гене наручники (тренировались на трупах, должно быть), подобрали холодное оружие и утянули нашего управляющего из зоны регистрации под руки. Безжизненные ноги Палыча в сандалиях, надетых на застиранные носки, волочились по мраморным плиткам.

Стефано в оцепенении провожал взглядом фигуры в форме, пока те не исчезли из виду. Настроение было испорчено.

– Звоните, – предупредила на прощание Верка, – докладывайте обстановку. Я на связи, если что-то пойдет не так – плюну на все и сразу вернусь.

Стефано и Верка пошли на посадку, а я с Жуковым и Французом – в опорный пункт милиции, за Палычем.

* * *

Не успела Верка покинуть воздушное пространство России, как все пошло «не так».

Прокуратура в лице следователя Д.С. Тихомирова заинтересовалась совместным российско-итальянским предприятием, а конкретно – двадцатью га земли, стремительно выведенными из сельскохозяйственного оборота.

– Явился этот шакал, потребовал учредительные документы, договор продажи земли между муниципалитетом и ОАО, справку о состоянии счетов и печать. Сказал, будет проверять правомочность сделки. Тихий и ласковый, обнимает по-братски за плечи, а сам так и норовит ужалить. – На Арсении лица не было, когда он ворвался в лабораторию.

– Жуков, это же рейдерский наезд! Ты же мастер в таких делах! – вспомнила я.

– Так я и не дал ничего. Сказал, что руководство отсутствует, крутился как уж на сковородке, но ничего не дал этому твоему…

– Тихомирову? – Я внутренне подобралась.

– Ну да. Мстительным оказался, как Усама бен Ладен.

Без сомнений, Тихомиров мстил, только не за то дело, а за другое… или за оба дела сразу.

– Арсений, ты хочешь сказать, Тихомиров фанатик?

– А ты не видишь?

– Фанатик справедливости?

– Тихомиров – фанат Витольды Юрьевны Петуховой, а не справедливости!

Мы со следователем не виделись больше двух недель, с того момента, как он обозвал меня Ярославной.

И вот теперь Тихомиров взялся за ОАО «Стефановера».

Было это случайностью или Дмитрий Сергеевич копал под меня с того момента, когда коллектив отозвал иск к Жукову и Французу, – сложно сказать. Но факт оставался фактом: теперь надо было ехать к следователю и…

Ехать не хотелось.

Триш сидел на стуле, как культовое животное обернув вокруг лап хвост, не сводил с подруги зеленых, как у Тихомирова, глаз и совершенно непонятно на что-то надеялся – Дашка так полировала куриные позвонки, что после нее Тришу делать было нечего.

– Дашка, я не знаю, чего он хочет, – безостановочно повторяла я.

На самом деле этими словами я признавала собственное фиаско, полный, абсолютный крах девичьих надежд, грез и ожиданий – эти рудименты обнаружились на дне души и требовали незамедлительного и беспощадного искоренения.

– Угадай с трех раз.

Не знаю, зачем я жаловалась Дарье – она не в состоянии была относиться серьезно к моим проблемам, потому что все проблемы, в ее представлении, связаны с семьей, а раз у меня таковой не имеется, то и проблем не может быть.

– Тогда почему он ушел?

– Чего непонятного? Тихомиров решил, что у него, как пятнадцать лет назад, нет шансов.

– А спросить у меня он не мог?

– О чем спрашивать, если ты кидаешься за Степкой со слезами? «Ах, пустите меня, ах, ему, бедненькому, больно», – изобразила Дарья. – Кому не ясно: старая любовь не ржавеет и все такое…

– Тупица. Он – не ты, – поспешила я внести ясность, увидев, как выкатились Дашкины глаза.

Мы с Дарьей заседали уже два часа, у подруги истощился запас шпилек, критики и руководящих указаний в мой адрес, а мне легче не становилось.