Жених для ящерицы

Дима пошел на уступку, что само по себе вызывало подозрение:

– Хорошо, я сам выберу тебе водителя.

Дверь открылась, впуская какого-то хмыря.

Хмырь показался знакомым, я всмотрелась в сморщенную физиономию и фыркнула. Это был Петр Петухов – брат отца, мой дядя.

– Здравствуй, Витольда Юрьевна, – дядя мял в руке потрепанного вида кепку и прижимал ее к груди, – я в газете прочитал, что тебе нужен водитель, а у меня сорок лет безаварийного стажа. Да ты, наверное, помнишь?

В этом все Петуховы – думать о себе как о самом приятном подарке в жизни других. Я не помнила, но огорчать родственника не стала.

– Дядя Петя, – проворковала я, – оставь документы у секретаря, если твоя кандидатура подойдет, тебе позвонят.

– Понял, – помрачнел дядя Петя и с видом оскорбленного достоинства сдал назад, в приемную. Наверное, уже воображал себя за рулем моего джипа.

– Нет, – заявил Димка, как только дверь за дядей Петей закрылась, – ни в коем случае. Я не могу ему доверить свою жену. У него же возраст, реакция ни к черту.

– Витольда Юрьевна. – Лидочка снова стояла на пороге.

– Да?

– Там еще двое.

– Давай их сюда, – махнула я.

– Обоих?

– Нет, по одному.

Лидочка шмыгнула за дверь, в кабинете возник парень.

Я вздохнула: это был сын дяди Пети, мой двоюродный брат Костя – мелкий, вертлявый, острый, как ерш, и задиристый, как непуганый щенок.

– Витольда, привет. – Высокий, резкий голос братца заставил меня скривиться. – Слушай, давай ты без всяких конкурсов своим дашь работу, а? Ну чё мы, не сговоримся, что ли? Не, ну правда? Это ж нормально, когда свои все в кучу собираются.

– Это мой двоюродный брат Константин, – объяснила я Тихомирову.

– Константин, – Тихомиров поднялся со стула и с высоты своего двухметрового роста посмотрел на плюгавого Петухова, – здесь имеет значение не родство, а профессионализм. Понял, о чем я?

– А это кто? – Константин повернул ко мне покрасневшую от злости физиономию.

– Это мой муж, – объяснила я, – прокурор области. Водителя для меня выбирает.

– Так это ж здорово, – быстро сориентировался Костик, – договоримся, брат!

Тихомиров пошел пятнами от предложения родственника.

– Константин, оставь документы секретарю, по результатам собеседования тебе позвонят, – вмешалась я.

– Много их у тебя? – заволновался Димка, когда второй Петухов покинул кабинет.

– Двадцать шесть. Я тебе говорила, – увидев, как побледнел следователь, зачастила я, – ты, наверное, забыл. Это родня по отцу, у них большая семья, почти все – сыновья.

– Неужели все пришли?

– Не знаю, – пожала я плечами, – выгляни, спроси.

Тихомиров покрутил головой, поправил галстук, вздохнул и пропел:

– Don’t worry, beeeee happy.

После чего с отчаянной решимостью вышел в приемную, а я осталась ждать, за кем останется победа – за двадцатишестиголовым драконом по фамилии Петуховы или за царевичем Тихомировым.

Я успела просмотреть и подписать годовой отчет, выпить кефир, а Димы все не было.

Вернулся он через час, сердитый и взлохмаченный.

– Что, – попыталась угадать я, – разогнал?

– Разогнал, как же! Они проникли на завод, захватили все места. Оккупанты. Ты хоть видела списочный состав?

– Нет, – хмыкнула я, – не видела, это кадровичка, Людмила, постаралась. Теперь не отделаешься от них – липучие, как банные листы.

– Ничего, на всех статью можно найти, – успокоил меня Тихомиров, – надоедят – только скажи.

– А других способов нет?

– Может, и есть, только я других не знаю.

Вечером я долго не могла заснуть.

Во-первых, потому что в итоге Тихомиров зарубил всех кандидатов на место водителя – девятерых Петуховых и троих чужаков.

Во-вторых, от голода.

Врачиха (вредная тетка со склонностью к гипердиагностике) держала меня в черном теле. На каждый прием я таскала за собой Тихомирова и предъявляла как наглядное пособие.

– У нас наследственность, – подхалимски намекала я, но мои намеки пропадали втуне, врачиха устраивала некрасивую сцену, орала, что я набрала веса больше нормы.

Я крутилась в кровати (Тихомиров еще не ложился) и не могла избавиться от навязчивой, почти параноидальной мысли, что в холодильнике мерзнет курица под чесночным соусом, пропадает от одиночества свиной рулет и скучают остатки салата оливье… Меня преследовали образы и виденья разнообразной вкусной еды…

– Пропади все пропадом, творога поем, – сдалась я и пошлепала на кухню.

Тихомиров что-то писал. При моем появлении странно дернулся и спрятал за спину какую-то бумагу.

На мгновение я лишилась дара речи: на деревянной столешнице перекатывался разрезанный лимон и скромно лежали две ватные палочки. От неожиданности я поперхнулась и закашлялась.

Тихомиров быстро налил и протянул мне чашку с водой.

– А почему не хлорид кобальта? – сделав несколько глотков, прохрипела я.

– А ну его, возни много, – растерянно улыбнулся Тихомиров и прижался ко мне лицом, – люблю тебя.