Женитьба Лоти

Мы, взявшись за руки, снова вышли на главную улицу, такую, бывало, людную и оживленную. Но в тот вечер не было ни песен, ни цветочных венков, выставленных на продажу… После нашего отплытия, казалось, дух печали поселился на Таити…

VII

Французский губернатор давал прием. Мы подошли к его дому. Через раскрытые окна можно было заглянуть в освещенный зал. Там собрались мои товарищи с «Рендира» и весь таитянский двор: королева, принцессы и фрейлины… Я думаю, среди гостей не раз звучала фраза: «А где же Гарри Грант?» И Ариитеа, должно быть, отвечала, обворожительно улыбаясь:

– Наверное, он с моей новой служанкой Рараху. Она с нетерпением ожидала его.

Да, Лоти был со своей возлюбленной Рараху, и до остального ему не было дела…

Меня заметила и узнала маленькая девочка, сидевшая у кого-то из взрослых на коленях. Заметила и слабым голоском произнесла:

– Иа ора на, Лоти!

Это была обожаемая внучка королевы, Помаре V.

Она протянула мне в окно худенькую ручку, и я поцеловал ее. Госта не обратили на нас никакого внимания.

Мы с Рараху пошли бродить дальше. У нас ведь больше не стало своего гнезда. На малышке тоже лежала тень всеобщей грусти, ночи и тишины…

После полуночи ей предстояло вернуться во дворец – этого требовали служебные обязанности. Мы тихонько отворили калитку и вошли в сад, опасливо озираясь: не хотелось попадаться на глаза Ариифате, мужу королевы, – ночами он частенько бродил по веранде.

В огромном саду при слабом свете ночных звезд одиноко белел дворец Помаре, точно такой, каким я его представлял в детстве по рассказам брата. Вокруг все было тихо. Рараху, убедившись в безопасности, попрощалась со мной и поднялась на большую веранду.

Я вернулся на берег и на шлюпке добрался до своего корабля. На борту в этот вечер мне все казалось скучным и унылым.

А между тем стояла чудная таитянская ночь, ничуть не хуже других ночей; так же блистали южные звезды…

VIII

На другой день Рараху оставила службу у Ариитеи; та и не противилась.

Мы вернулись в наш опустевший домик под пальмами. Заброшенный сад одичал еще больше, его заполонили сорные травы и гуаявы, а барвинки ухитрились вырасти и зацвести даже в спальне. С грустной радостью мы принялись обживать прежнее жилище. Рараху даже притащила с собой верного своего дружка, старого кота, и тот узнал это место.

…Все вернулось на круги своя…

IX

Я намучился в дороге с птицами, купленными для маленькой принцессы. Сначала их было тридцать, но к концу плавания осталось не более двух десятков. И те очень плохо перенесли дорогу; из зябликов, коноплянок, щеглов они превратились в жалкие бесцветные созданья. Но большие черные глаза больной принцессы засветились живейшей радостью, она с благодарностью приняла подарок.

Птицы ощипанные, хилые… Но, главное, пели они превосходно. И девочка восхищенно их слушала.

X

Папеэте, 28 ноября 1873

Семь утра – лучшее время в тропических странах. В этот дивный час я ждал в королевском саду назначенной встречи с Таимахой.

Даже Рараху поведение Таимахи казалось каким-то странным. После моего отъезда они почти не виделись, но, если при редких встречах речь заходила о детях Руери, Таимаха уклончиво отвечала на все расспросы.

В условленный час появилась Таимаха и, улыбаясь, села подле меня. Я впервые при дневном свете увидел женщину, которая год назад накануне отъезда предстала передо мной неким видением.

– Я пришла одна, Лоти, – сказала она, предупреждая мои вопросы, – вождь отказался привезти сюда моего сына Таамари, так как мальчик боится морского плавания. Атарио тоже нет на Таити; старая Паучиха отправила его на остров Раиатеа: ее сестре тоже захотелось иметь ребенка.

Опять я натолкнулся на непреодолимое упрямство и странные причуды полинезийского характера.

Таимаха продолжала таинственно улыбаться. Стало ясно, что никакими упреками, уговорами, мольбами не тронуть женского сердца. Даже заступничество и гнев королевы мне бы не помогли сломить упорство вдовы брата. Но я не мог смириться с тем, что навсегда покину Таити, не повидав племянников.

Подумав, я предложил ей:

– Таимаха, давай вместе съездим в твоей матери, навестим Таамари!

А мне было так жаль уходящего времени в Папеэте, так не хотелось терять последние часы любви и неземного блаженства.

XI

Папеэте, 29 ноября

Снова песни и пляски, шум и безумство упа-упы; снова толпа таитянок перед дворцом Помаре – последний большой праздник при свете звезд, как когда-то…

Я сидел на веранде и держал исхудавшую ручку Рараху в своей руке; ее голова, как никогда, была обильно украшена цветами и листьями. Рядом с нами сидела Таимаха и рассказывала о своей жизни с Руери. У нее случались периоды, когда она с особым чувством, с безграничной нежностью предавалась лирическим воспоминаниям; искренне плакала, вдруг узнав старенькое синее парео – милый знак прошлого; брат некогда привез его домой, а я взял этот кусок ткани в дальнее плавание в Океанию.

Мы с Таимахой уже договорились поехать на Моореа – оставалось только несколько не зависящих от нас обстоятельств, из-за которых поездка откладывалась.

XII

Рано утром мы вышли к морю, чтобы отправиться на Моореа.

Вождь Татари возвращался к себе на остров; по просьбе Помаре он согласился взять с собою меня с Таимахой. С нами ехали еще два молодых человека из его деревни и две девочки с кошками на поводках. Случайно получилось так, что мы сели в шлюпку напротив заброшенного дома Руери.

Путешествие устроилось с невероятным трудом: адмирал никак не мог взять в толк, что за блажь гонит меня на Моореа, а так как «Рендир» зашел в Папеэте ненадолго, то он два дня не давал разрешения на поездку. Осложняло ситуацию и то, что господствующие в это время ветры затруднили сообщение между Таити и Моореа; неизвестно, смогу ли я вовремя вернуться.

Шлюпку Татари спустили на воду; пассажиры забросили в нее скромный багаж и принялись весело прощаться с провожающими.

В последнюю минуту Таимаха вдруг передумала – наотрез отказалась ехать со мной; прислонясь к стене дома Руери, она закрыла лицо руками и заплакала.

Я уговаривал ее ехать, Татари утешал, но мы не могли ничего поделать с внезапно заупрямившейся женщиной. Пришлось отправиться без нее.

XIII

Мы шли на веслах не менее четырех часов. Дул сильный ветер, океан волновался, шлюпка зачерпнула воды.

Кошки промокли и сначала душераздирающе вопили, но потом примолкли, улеглись рядом со своими хозяйками и не подавали признаков жизни.

Мы, тоже вымокнув до нитки, наконец пристали, но совсем не там, где собирались, – в какой-то бухте у деревни Папетоаи – чудное девственное местечко. Там мы и вытащили шлюпку на коралловый пляж.