Женька - раз, Женька - два...

Женька свернула с дорожки и через заросли акации пробралась к самой беседке. Там, в зеленой стене, была проделана лазейка, и она собиралась проникнуть через неё внутрь. Женька представила лица родителей, когда она «свалится им на голову», и хихикнула. Вдруг она услышала голос матери, прерывающийся, гневный:

— Я ненавижу эту женщину, ненавижу!.. До чего дошло: унижаешься, обманываешь!.. Врешь, как мальчишка!

— Люся, перестань! — отец говорил тихо и виновато.

— Кто тебе этот мальчик?! Этот Женя Сергеев? Он чужой тебе, понимаешь, чужой!

— Он мой сын…

— Что ты знаешь о нем? Откуда он?.. Подумаешь, фотография! Мало ли, где мальчишка её взял! — голос матери больше не дрожал, стал неприятным и резким. — Выдумал себе отца и в доказательство фотографию, первую попавшуюся, ребятишкам показывает. И сам поверил в свою фантазию…

— Он мой сын! — повторил отец.

— А мудрая твоя Лиля, — мать почти кричала, — подыгрывает ему, подарки возит из экспедиции, собак, белок разных. Вместо того, чтобы правду ребенку рассказать!

— Какую правду?! — голос отца тоже стал резким. — Какую?! Что я — негодяй и подлец?.. Бросил сына до его рождения? Обманул его мать?.. Что ни разу не написал, не узнал, хотя должен был, должен!..

— Хороших не бросают!

— Замолчи, прошу!

Женьке стало страшно: она никогда не слышала, чтобы мать и отец так разговаривали. Она не могла понять, с чего это вдруг папа называет Женьку-раз сыном?..

Снова заговорила мама, на этот раз жалобно и горько:

— Женюшка так привязана к тебе… Не может дождаться тебя из рейса… А ваши музыкальные вечера, лыжи, лес?.. Как представлю, что всему может придти конец, сердце останавливается!

Женька заморгала часто-часто, на глаза навернулись слезы.

— Перестань! — голос отца прозвучал устало. Запахло дымом: он закурил. — Людмила, уезжай! Дети не должны видеть тебя в таком состоянии.

— Я одна не поеду.

— Хорошо, поедем вместе, — отец говорил терпеливо, так, как разговаривал обычно с ней, Женькой, когда она капризничала.

Девочка услышала, как простучали каблучки матери по деревянному полу беседки, а потом мягко зашелестела трава.

Она выскочила из укрытия.

— Мама! Мама! Подождите, я — с вами!

Людмила Петровна вздрогнула, испуганно взглянула на мужа. Женька подбежала и, заглядывая то одному, то другому в глаза, заговорила, захлебываясь словами от бега и волнения:

— Ну, папочка! Ну, мамочка! Ну, пожалуйста! Я поеду с вами! Я не останусь! Я поеду!

— Что еще за фокусы? — нахмурился Евгений Иванович.

Женька стояла, опустив голову, медленно закручивая в трубочку и распуская подол платья.

— Доченька, что случилось? До конца сезона всего неделя, — Людмила Петровна освободила платье из рук дочери и слегка притянула её к себе.

Женька вдруг обняла её за шею, прижалась и прошептала, едва размыкая губы:

— Я слышала… Я знаю… Не оставляйте меня, я не хочу!..

Людмила Петровна молчала, и девочка, почувствовав в этом молчании растерянность матери, снова начала просить, обращаясь теперь только к ней.

— Мы не отпустим его, не отдадим! Вот увидишь! Мы вместе… Он хороший, самый лучший! Папа любит нас!

— Что ты, родная моя, успокойся! Никто не собирается его отнимать!

— Хватит, — шагнул к ним Евгений Иванович. Он решительно отставил дочь в сторону. — Ты останешься здесь столько, сколько нужно. Поняла?.. Людмила, пошли!

— Мама! — Женька рванулась к матери, но, словно споткнувшись о взгляд отца, остановилась. Она поняла, что просить бесполезно, что её оставляют, и оставляет отец, и что он, может быть, уже не любит её, Женьку, и уезжает сейчас навсегда… Девочка закрылась локтем и заревела.

— Доченька, папа улетает. Мы приедем завтра, — попыталась успокоить Людмила Петровна. — Все будет хорошо, поверь!

Женька вдруг сорвалась с места и, крича: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!» побежала назад.

— Евгений, её нужно взять с собой. Она что-нибудь натворит, вот увидишь.

— Да, пожалуй… Но мне, в самом деле, нужно в аэропорт.

— Тогда поезжай один, а я заберу Женьку.

— Только обещай ничего не предпринимать без меня!

— Боишься? — усмехнулась Людмила Петровна.

— Обещай!

— Я думала, ты доверяешь мне больше…

6.

Женька-раз увидел её издали. Девочка бежала, размазывая по лицу слезы. «Опять подралась, наверное, за подмогой бежит», — он торопливо захлопнул книжку.

— Кто тебя?

— Кто тебя-а, — передразнила Женька. — А ты не знаешь? Тихоня очкастый! У-у, ненавижу!

— Ты что, ты что?..

— Ничто! Думаешь, не знаю? Думаешь, я такая дурочка? Ишь, какой! «Будем дружить, будем дружить…», а сам папу моего отнять хочешь?! Только — вот тебе! — и под носом мальчугана покрутилась крепко сложенная фига. — Не отдам папу! Не отдам!.. И твоей противной Лильке не отдам!.. Чего захотели…

Женька-раз стоял, ничего не понимая. Такой он никогда её не видел. Девочка плакала и наскакивала на него и даже топала ногами. Потом вдруг затихла, лицо её сморщилось, и она сказала почти своим обычным голосом:

— Я все знаю. Мы с тобой родные брат и сестра. И папа у нас один, только мамы разные. И не ври, что ничего не знаешь! У тебя фотография есть… Это вы все меня обманывали, а сами знали…

Женька села на траву и уткнулась лицом в колени.

— Я люблю папу, и всегда была с ним! А ты не жил с нами ни разу!

Мальчик стоял бледный, испуганный. Что это она городит? Почему это папа у них один?.. Что ли, Евгений Иванович — его папа?.. А кто же тогда посылает подарки из тайги? Белка, например, и сейчас живет себе, поживает…

Женька-два внезапно поднялась и тонким срывающимся голосом крикнула ему в лицо:

— Мать твоя плохая! Она виновата, что папа с вами не захотел! Хороших не бросают! — повторила она слова Людмилы Петровны.

Мальчик вздрогнул, как от удара.

— Не смей! Не смей так говорить про мою маму! — в его лице было столько решительности, что она испугалась, но не отступила.

— Ударь! Ударь!

— Я женщин не бью, — вскинувшиеся, было, кулаки опустились. — Но если ты еще раз посмеешь…