Женщина, которая все делала не так.
Шрифт:
Сидела молча, и даже музыку слушать не хотелось. Нет, не жалко ей ни Ванечку, ни Веру! В душе какое-то возмущение, не примирение, непонятность: зачем тюрьма, почему несвобода, эти жуткие условия существования?! Какие-то девушки на набережной размахивали руками, прыгали, что-то кричали, жестикулировали, очевидно, своим возлюбленным, находящимся за этими стенами. Мимо на большой скорости проносились авто.
Напротив Оли остановился мужчина с большой спортивной сумкой, стал ловить такси. Но поток машин равнодушно мчался мимо, и не верилось, что кто-то притормозит и остановится. Мужчина поглядывал на Олю, Оля на него. Наконец, он подошел и попросил отвезти его на Васильевский
Мужчина с тяжелой сумкой устроился на заднем сиденье, и сразу спросил: «Триста хватит?»
«Хватит» - ответила Оля, не сознавая много это или мало, взяла протянутые три сотни, и тронулась с места. Снова у Финляндского стояли в пробке. У Тучкова моста не работал светофор, машины ехали как попало, каждый считал себя на главной дороге, Оля с трудом вырулила, и по встречной полосе проскочила вперед, потом ловко перестроилась в правый ряд, вот и Васильевский. Мужчина оценил ее маневр, и спросил, давно ли она за рулем? Понемногу разговорились.
– Вы из «крестов»? У вас что, не приняли передачу?
– Нет, просто паспорт забыл, рассеянный стал.
Оказалось, что в тюрьме у него сидит сын, уже в третий раз. Вооруженное ограбление магазина. До этого сидел просто за воровство. А причина – наркотики. «Странно. Принято считать, что наркомания – это болезнь, так почему же мальчишек не лечат, а сразу садят?» - рассуждала Оля.
– Там они и переламываются, и наказание отбывают, только не учит их тюрьма ничему, почти все повторно попадают. Мы как только ни лечили нашего, за «детокс» отдали две тысячи, долларов, конечно, не рублей. На полгода хватило. Уже и на работу устроился, казалось, все нормально будет. Но пошел с друзьями по ночным клубам, а там эту наркоту чуть ли не бесплатно раздают. И все по новой!
– У моей подруги такое же несчастье.
Но мужчина, с виду такой безучастный, вялый, вдруг разговорился, и казалось, не слышал ее, продолжал.
– Мне кажется, наше государство специально наших детей на наркоту садит. Сколько денег с этого имеют! Первый раз – когда садят на наркотики, второй раз – когда они же и лечат от них. Третий раз – когда тюрьма, адвокаты, передачи. Мы с женой через все уже прошли. Думаете, у меня машины не было?
Не поверите, на Гранд Чероке ездил! Все ушло! Жена инвалидом стала.
Мужчина хотел еще что-то сказать, но как будто опомнился и резко замолчал.
В Гавани Оле было все мило, знакомо, она несколько лет здесь снимала комнату, когда еще училась в институте. Хотелось прокатиться по родным местам, но мужчина быстро вышел из подъезда, и они сразу же отправились назад. Тучков мост заменила на Биржевой, но по времени не выиграла ничего, те же пробки, стояние и ожидание. Время шло, бензин сгорал, а они ни с места! Наверное, стоило бы попросить за эту поездку рублей пятьсот, ни как не меньше, но Оля понимала нестандартность ситуации, и даже наоборот, подумывала, не вернуть ли ей деньги назад этому сломленному горем мужчине. Все же не вернула, лишь пожелала не терять надежды на лучшее и не падать духом.
Вера уже ждала ее. От усталости она даже говорить не могла. Села в машину с безучастным лицом, так что Оле стало страшно за нее. «Может, ко мне?» - спросила осторожно. «Нет, завтра рано на работу».
Приехали на Большую Зеленина. Молча поднялись на третий этаж.
– Вера, адвокат есть у Вани?
– Есть,
но я уже знаю, что адвокаты ничего не решают, они только деньги берут да записки от родственников носят. Максимум, могут облегчить условия содержания, например, в хорошую камеру поместить или в больничку, но все за отдельную плату, а у меня таких денег нет.– Сколько надо? У меня есть на книжке, Вера, честно, дам сколько нужно. А отдашь когда сможешь. А не сможешь, так забудем об этих деньгах.
– Спасибо, Оля, но не надо. Сказать тебе честно? Даже себе страшно в этом признаться, но тебе скажу. Не верю я, что он изменится к лучшему. Я сейчас живу, как в аду, а выйдет он, не уверена, что будет лучше. Я боюсь его, Оля!
– Должен измениться! Не будет принимать наркоту, и станет нашим прежним добрым Ванечкой! Вот увидишь! Только не убивайся ты так! На тебя же невозможно смотреть!
– Оль, самой что ли на наркоту подсесть? – пошутила Вера, и даже улыбнулась.
Домой Оля вернулась за полночь. Хотелось скорее принять горячую ванную, смыть с себя этот страшный и унылый день, пропитанный запахом горя, душевной боли, запахом тюрьмы! Скорее надеть свежую рубашечку, и - в Интернет, к ее чистому красивому мальчику, к ее солнечному малышу!
№ 12
Оля стояла перед зеркалом, с грустью глядя на свое отражение. До встречи оставался целый час, а ехать до Елизаровской всего ничего, но она была полностью готова. Белопенная кружевная блузка, черные узкие брючки, сверкающий стразами ремень, белые сапожки, золотистые волосы по плечам, нежно-персиковый загар. Но что-то не то. А что именно, Оля понять не могла. Не было ни радости, ни тревоги, только легкое волнение, а еще странное ощущение, словно она стоит на пороге какого-то нового этапа в ее жизни. Правильно ли она делает, что едет на эту встречу?
Все последние дни у них с Сашей не получалось нормального общения. Какие-то претензии, непонимание, обвинение друг друга то в холодности, то в излишней эмоциональности вымотали Олю вконец. Она настояла на разговоре по телефону, и добилась своего, они созвонились. И стало привычкой перед сном желать друг другу спокойной ночи, а утром было приятно услышать родной и сонный голос «С добрым утром!» Но все же основным посредником между ними оставался Интернет, и самой странной и необычной из всех виртуальных встреч, была вчерашняя, как раз накануне выхода в реал, после которой Оля ясно поняла, что ничего хорошего ее не ждет, но и назад дороги уже не было.
Саша пришел в инет с опозданием и сразу начал жаловаться на плохое самочувствие.
– Голова раскалывается, болит горло и общая депрессия.
– С чего бы? Ты же не занимаешься тяжелым физическим трудом и до сессии еще далеко. Может, опять гашиш? накурился?
– Ага, дурной гашиш, прощай, Париж!! Нет, просто мне поручили продать несколько дорогих мужских костюмов, и я набегался с ними. Продал, но задешево.
– Что еще за костюмы? Они ворованные? Кто тебя заставил их продавать? Ты опять меня удивляешь и пугаешь.
– В последнее время ты стала очень пуглива. Три костюма в упаковке дали мне кавказцы, с которыми я когда-то работал. У них целая партия этих костюмов.
– Ради бога, не связывайся с кавказцами! Этого еще не хватало!
– Что плохого они тебе сделали, это очень щедрые, гостеприимные и вежливые люди, чего не скажешь о нашей публике.
– Да, щедрые и гостеприимные. Они тебе и гашиш могут по доброте со скидкой продать. Боюсь, ты можешь попасть в историю.
– Я влипаю с тобой в историю,