Женщина со шрамом
Шрифт:
— Да я ее брошу.
— А следующую, и другую — после следующей? Ты еще даже не начал понимать, Пьер. Я не предлагаю тебе секс как награду за хорошее поведение. Мне не нужны объяснения, извинения, обещания. Это конец.
И это действительно был конец. На целых шесть месяцев он совершенно исчез из ее жизни. Кейт твердила себе, что начинает привыкать к его отсутствию, но это было нелегко. Ей не хватало большего, чем взаимная удовлетворенность их физической близостью. Смеха, вина, выпиваемого вместе в любимых прибрежных пабах, общения, свободного от напряжения и неловкости, еды у нее дома, приготовленной вдвоем, всего того, что высвободило в ней радостную веру в жизнь, какой она никогда раньше не испытывала.
Ей хотелось говорить с ним о будущем. У нее больше не было никого, кому она могла бы довериться. Следующее расследование вполне могло оказаться ее последним делом. Совершенно очевидно, что Особая следственная группа не сможет дольше существовать в ее теперешнем виде. До сих пор коммандеру Дэлглишу удавалось препятствовать планам чиновников рационализировать не вписывающийся в принятую систему подбор кадров, очертить ее функции
Кейт и Бентон отвечали на все вопросы молчанием. Это не требовало самодисциплины. Они и в самом деле ничего не знали, но были убеждены, что, как только А.Д. сделает свой выбор, они будут среди первых, кому он сообщит об этом. Через несколько месяцев начальник Кейт, с которым она работает с тех самых пор, как стала сержантом-детективом, женится на своей Эмме. После всех этих лет совместной работы он и она не будут больше единой частью одной и той же группы. Кейт получит долгожданное повышение — звание старшего детектива-инспектора, скорее всего уже через несколько недель, и может надеяться подняться по служебной лестнице еще выше. Вполне вероятно, что будущее сулит ей одиночество, но даже если так, у нее есть ее работа — единственная, какую она хотела, та самая, которая дала ей все, что она теперь имеет. А Кейт знала лучше многих других, что есть судьбы гораздо более тяжкие, чем одиночество.
Звонок раздался в десять пятьдесят. Кейт не нужно было являться на службу до тринадцати тридцати, так что она собиралась выйти из дома, чтобы заняться каждодневными делами, которые вечно отнимали у нее часы из свободной половины дня: сходить в супермаркет за едой, к часовщику за починенными часами, сдать в чистку кое-какие вещи. Звонил ее специальный мобильный телефон, так что она знала, чей голос услышит. Кейт слушала внимательно. Как она и ожидала, это было дело об убийстве. Жертва, журналист-расследователь Рода Грэдвин, обнаружена мертвой в своей постели в семь тридцать утра, по всей видимости, задушена, после операции в частной клинике в Дорсете. А.Д. назвал адрес: Шеверелл-Манор в Сток-Шеверелле. Никаких объяснений, почему задействована именно их группа, но скорее всего тут вмешался Номер Десять. Они должны поехать на машине — либо на ее, либо на машине Бентона, и их цель — прибыть туда всем вместе.
— Хорошо, сэр. Я сейчас же позвоню Бентону, и мы встретимся у него дома. Думаю, мы возьмем его машину. Моя должна пройти техосмотр. Следственный чемоданчик при мне, и я знаю, что у Бентона он тоже под рукой.
— Прекрасно. Я должен явиться в Ярд, Кейт, так что я встречусь с вами в Шепардз-Буше, надеюсь, как раз когда вы туда подъедете. Остальные детали, насколько они мне известны, сообщу, когда мы встретимся.
Закончив разговор, Кейт позвонила Бентону и за двадцать минут переоделась в брюки и пиджак из твида — она надевала их, когда расследование приходилось вести в сельской местности. Дорожная сумка с вещами, которые могли ей понадобиться, всегда стояла наготове, заранее упакованная. Быстро проверив окна, розетки и штепсели, Кейт подхватила следственный чемоданчик, повернула ключи в двух сейфовых замках и отправилась в путь.
3
Звонок Кейт застал сержанта Френсиса Бентона-Смита в тот момент, когда он делал покупки на фермерском рынке в Ноттинг-Хилле. День его был заранее тщательно спланирован, и сержант пребывал в отличном настроении человека, предвкушающего вполне заслуженный отдых, предвещающий скорее удовольствие от большой затраты энергии, чем покой. Френсис обещал приготовить ленч для своих родителей у них дома, в Южном Кенсингтоне, потом собирался провести предвечернее время в постели с Беверли у себя, в Шепардз-Буше, и закончить это идеальное совмещение сыновнего долга и наслаждений, отправившись с Беверли посмотреть новый фильм в фешенебельном кинотеатре «Керзон», в Мейфэре. Этот день должен был стать для него еще и личным праздником по поводу его недавнего восстановления в статусе бойфренда Беверли. Этот широко распространенный термин слегка раздражал Бентона, но ему казалось неуместным называть Беверли своей любовницей — это слово, по его мнению, предполагало более сильную привязанность.
Беверли говорила, что она — актер, настаивая, что ее никак не следует называть актрисой, и делала карьеру на телевидении. Она с самого начала дала понять, каковы ее приоритеты. Она любила варьировать бойфрендов, но была столь же нетерпима к неразборчивым связям, как самый фундаменталистский проповедник. Ее сексуальная жизнь строилась на принципе регламентированной временем последовательности связей, каждый раз только с одним партнером; лишь немногие из этой цепочки могли рассчитывать дольше чем на полгода, о чем она заботливо предупредила Бентона. Вопреки изяществу ее аккуратной, упругой фигурки Беверли любила поесть, и он понимал, что значительную долю его привлекательности в ее глазах составляла еда — либо в
тщательно выбранных ресторанах, что он с трудом мог себе позволить, либо (что она явно предпочитала) приготовленная дома им самим. Сегодняшний ленч в доме его родителей, на который была приглашена Беверли, он отчасти запланировал с целью напомнить ей, чего она была долгое время лишена.Бентон встретился с ее родителями лишь однажды и был поражен, что эта весьма упитанная пара, консервативная, хорошо одетая и физически ничем не примечательная, могла произвести на свет столь экзотическое дитя. Ему нравилось смотреть на Беверли, на ее бледное овальное лицо, темные волосы, подстриженные челкой над чуть раскосыми глазами, придававшими ей какую-то восточную привлекательность. Она родилась в семье столь же привилегированной, что и его собственная, и, несмотря на все усилия, так и не сумела стереть следы полученного ею хорошего воспитания и приличного общего образования. Но она презирала мещанские ценности, и принадлежность к среднему классу была отвергнута ради служения ее искусству. Так что ее речь и ее внешность стали речью и внешностью Эбби — сбившейся с пути дочери хозяина сельского паба из телевизионного «мыла», действие которого происходит в одной из деревушек Суффолка. Когда Бентон впервые встретился с Беверли, ее актерское будущее казалось блестящим. Планировались роман с церковным органистом, беременность, нелегальный аборт и всеобщая драка в деревне. Но зрители начали жаловаться, что деревенская идиллия становится похожей на сериал «Жители Ист-Энда», [15] и теперь прошел слух, что Эбби собирается вернуть себе доброе имя. Предполагалось даже, что она станет верной супругой и добродетельной матерью. Беверли жаловалась, что это катастрофа. Ее агент уже нащупывает возможности с выгодой использовать ее скандальную известность, пока о ней еще помнят. Френсис — Бентоном его называли только коллеги в Столполе — не сомневался, что ленч в доме родителей пройдет успешно. Со свойственной им любознательностью его мать и отец стремились как можно больше узнать о загадочных мирах, в которые сами не имели доступа, а Беверли будет счастлива предоставить им вдохновенное изложение самого последнего сюжета, возможно, даже с диалогом.
15
Ист-Энд — большой промышленный и портовый, рабочий район Лондона к востоку от Сити.
Он понимал, что его собственная внешность могла так же вводить в заблуждение, как и внешность Беверли. Его отец — англичанин, мать — индийка, а сам он унаследовал ее смуглую красоту, но не унаследовал глубочайшей привязанности к ее родной стране, которую мать нисколько не утратила и которую искренне разделял его отец. Родители поженились, когда ей было восемнадцать, а ему на двенадцать лет больше. Они были страстно влюблены друг в друга и сохранили эту любовь до сих пор, а их поездки в Индию стали для них кульминационным моментом каждого года. В детстве Френсис ездил вместе с ними, но всегда чувствовал себя чужаком, вечно не в своей тарелке, неспособным участвовать в жизни мира, к которому его отец так легко адаптировался: в Индии отец казался счастливее и беззаботнее, чем в Англии. А еще Френсис с раннего детства чувствовал, что любовь его родителей друг к другу настолько всепоглощающа, что не впускает к себе никого третьего, даже если этот третий — их единственный сын. Он знал — его любят, но в присутствии отца, вышедшего на пенсию директора школы, всегда ощущал себя скорее как многообещающий и высоко ценимый ученик шестого класса, а не его собственный сын. Их доброжелательное невмешательство в его жизнь обескураживало. В шестнадцать лет, выслушивая жалобы одного из школьных друзей на родителей — про их нелепые требования возвращаться домой до полуночи, про предостережения о наркотиках, пьянстве и СПИДе, про их настояния, что выполнение домашних заданий важнее, чем развлечения, про их вечное нытье насчет его прически, одежды и состояния его комнаты, которая в конце-то концов считается его личной комнатой, — Френсис чувствовал, что терпимость его родителей граничит с отсутствием интереса, очень близким к эмоциональному равнодушию. А это вовсе не похоже на то, каким должно быть родительское отношение к ребенку.
Реакция отца на его выбор профессии была, как он подозревал, вполне для отца привычной и не раз использованной. «При выборе профессии следует учитывать только две важные вещи: работа должна содействовать счастью и благополучию других и приносить удовлетворение тебе самому. Полицейская служба удовлетворяет первому требованию и, я надеюсь, выполнит и второе». Френсису чуть было не пришлось сдерживаться, чтобы не сказать в ответ: «Благодарю вас, сэр». Но он знал, что любит мать и отца, и порой признавал про себя, что существующая между ними дистанция зависит не целиком от них одних и что сам он слишком редко их навешает. Сегодняшний ленч станет некоторым искуплением небрежения сыновней заботой.
Звонок спецмобильника раздался в десять пятьдесят пять, когда Бентон на рынке пополнял свой набор органических овощей, выращенных без химических удобрений. Звонила Кейт.
— У нас новое дело. Очевидное убийство пациентки в частной клинике в Сток-Шеверелле, в Дорсете. Прямо в Маноре.
— Все-таки какое-то разнообразие, мэм. А почему ОСГ? Почему не Дорсетское полицейское управление?
В ее голосе зазвучало нетерпение. Не время болтовней заниматься.
— Бог его знает. Они, как всегда, уклончивы, но я так понимаю, что это как-то связано с Номером Десять. Сообщу вам всю известную мне информацию по дороге. Я предлагаю взять вашу машину, а коммандер Дэлглиш хочет, чтобы мы приехали в Манор одновременно. Он поедет на своем «яге». Я постараюсь добраться к вам поскорее, но это — как получится. Оставлю свою машину у вас в гараже, а А.Д. тоже к вам подъедет. Я так понимаю, что ваш следственный чемоданчик у вас? И возьмите с собой фотоаппарат. Он нам пригодится. Вы сейчас где?