Женщины его жизни

– И все же это так.

– Снобизм не имеет пределов, – засмеялся Бруно. – Но меня ты не заставишь спать на полу.

В глазах Маари загорелось желание.

– Я и не думала, что ты пришел сюда спать, – заметила она.

– Именно поэтому мне и нужно более или менее удобное ложе. – Их взгляды встретились, руки потянулись друг к другу.

– На подушках даже лучше, – сказала она. – Вот увидишь. Сперва проверь, потом поверь.

Она поднялась с кошачьей грацией и скрылась в ванной. Вскоре послышались звуки воды, льющейся из душа. Затем она появилась, великолепная в своей наготе, черная и сверкающая, как августовская ночь. Бруно чувствовал себя смущенным и скованным, как во время первого любовного свидания с Люсиллой. Маари была ни на кого не похожа, ее редкостная красота ослепляла, как блеск сокровищ.

– Это все еще я, – ободряюще кивнула она.

Ему вспомнилась «Венера после купания», статуэтка черного дерева, выделявшаяся среди других предметов искусства на этажерке в одном из салонов на вилле Сан-Лоренцо, такая хрупкая на вид, что ее, казалось, могло переломить одно дуновение, и такая прочная, что никакой ураган ей был не страшен.

– Ты прекрасна, – прошептал Бруно. Он был взволнован и неловок, как в первый раз.

– Ты тоже. Я хочу тебя.

Она приблизилась к нему и начала его раздевать.

ЗУЛУССКАЯ СВАДЬБА

Бруно снилось, что он плывет по раскаленному воздуху навстречу темному облаку, сулящему желанную прохладу, но солнце, заливавшее комнату, светило ему прямо в лицо, и он проснулся. Яркие лучи слепили его, он невольно зажмурился и, заслонившись рукой от солнца, попытался освоиться в непривычной обстановке. По мере того как глаза привыкали к свету, перед его взором начали проступать пастельные тона обоев и элегантное убранство мансарды Маари.

От гибкого тела Маари, погруженной в сон, исходило успокаивающее тепло, оно золотилось в солнечных лучах. Бруно взглянул на нее с восхищением и всей грудью вдохнул ее тонкий, пьянящий аромат.

На сердце у него было легко, он ни о чем не сожалел. Он был молод, хорош собой, богат, успех улыбнулся ему во второй раз, а главное, он был влюблен.

Он потянул вниз штору, чтобы защитить сон Маари, но, обернувшись, увидел, что она проснулась и смотрит на него прекрасными янтарными глазами.

– Вот видишь, – нежно засмеялась она, – в любви можно обойтись и без постели.

– А я-то думал, что знаю все. – Он поцеловал ее в губы и ощутил ответное тепло и дрожь желания.

– Иди сюда, – сказал он, притянув ее к себе.

Они долго и нежно любили друг друга под горячими лучами солнца, шепча глупые, ничего не значащие слова, какими всегда обмениваются влюбленные. Их дыхание смешивалось, тела сплетались, потом, утолив желание, они замерли, утомленные и счастливые.

Они вместе встали под душ, чувствуя, как мощной поток воды вселяет бодрость в их расслабленные тела.

– Возьми вот это, – сказала Маари, протянув ему купальный халат. – Я приготовлю завтрак.

Бруно слышал, как она возится на кухне, а по всему дому растекается аромат свежего кофе. Сам он тем временем взялся за телефон. Любовь любовью, но жизнь диктовала свои законы, и с ними нельзя было не считаться. С делами следовало покончить безотлагательно.

Он набрал номер своей парижской квартиры на площади Фюрстенберг.

– Это Бруно, – сказал он крестному, снявшему трубку на том конце.

– Ты хоть понимаешь, что ты натворил? – набросился на него Кало. Последовали проклятья на сицилийском диалекте, произнесенные с ворчливой нежностью и выражавшие скорее облегчение, чем досаду.

– Говори яснее. – Бруно вытащил сигарету из пачки и зажег ее. Из кухни доносился приглушенный звон посуды, Бруно с наслаждением предвкушал предстоящий завтрак.

– Тут внизу полно журналистов, – объяснил великан. – Звонят по телефону, ломятся в дверь.

– Наша популярность растет. – Бруно старался обратить все в шутку.

– Даже дядя Джордж звонил из Вашингтона. Юсеф пришел, хочет поговорить с тобой.

– Скажи ему, чтобы подождал, – продолжал Бруно в том же беспечном тоне. – Умение ждать – отличительная черта арабов.

– Тебя искал банкир, – продолжал Кало. – Альфонс де Мартиньи считает, что ты должен ему кое-что объяснить.

– Это самое меньшее, что я ему должен, – нахмурился Бруно. Появилась Маари, неся на деревянном подносе кофе, масло, мед и поджаренный хлеб. Легкое белое льняное платье подчеркивало гибкость ее тела. – Я позвоню ему, – сказал он в трубку, одновременно улыбнувшись Маари и посылая ей воздушный поцелуй.

– Ты видел газеты? – спросил Кало.

– Нет, еще не видел, – помедлив, ответил Бруно.

– Они устроили жуткую свистопляску, – предупредил крестный.

– Такой рекламы я не искал, – Бруно изо всех сил пытался успокоить его.

– Что ж, по-твоему, я заварил эту кашу? – возмутился Кало.

– А может, ты завидуешь, – съехидничал Бруно. – Уж признайся, ты бы не прочь увидеть свою физиономию в газете.

– Бруно, дело обстоит серьезнее, чем ты думаешь.

Маари была полностью поглощена своим занятием: можно было подумать, что, намазывая ломти поджаренного хлеба маслом и медом, она совершает священный обряд, необходимый для выживания рода человеческого.

– Ты же сам меня учил, – напомнил Бруно крестному, – что несерьезных дел вообще не бывает.

Мальчик был упрям как мул, и Кало подумал, что спорить бесполезно.

– Где ты? – спросил он.

– Это не важно.

Аромат кофе, меда и поджаренного хлеба – все это благоухание первого завтрака, смешиваясь с запахом духов Маари, кружило ему голову.

– А что же, по-твоему, важно? – вскричал Кало, потеряв терпение.

– Послушай меня внимательно, крестный, – спокойно заговорил Бруно, – я не вернусь домой. Ты же понимаешь, это было бы безумием.

– Но нам надо увидеться!

– Увидимся сегодня вечером в ресторане на Лионском вокзале. – Ему очень нравилось это старинное, похожее на бонбоньерку заведение времен Первой всемирной выставки.

– Значит, ты ничего не понял, сынок, – вздохнул Кало. – Мы в осаде. Стоит мне нос показать из дому, они кинутся за мной, как свора гончих.

Бруно начал пить кофе и сразу почувствовал себя лучше.

– Они французы, – беспечно заметил он. – Когда придет время ужинать, они снимут осаду. И потом, не мне тебя учить, как уходить от слежки.

– Ладно, – согласился Кало, принимая вызов. Его гордость была задета.

– Прихвати с собой Юсефа.

– А как быть с банкиром? – Голос Кало звучал встревоженно.

– У него есть на то веские причины, – признал Бруно. – Но не беспокойся, я этим займусь, – он уже собирался повесить трубку.

– И последнее. – Кало удалось задержать его внимание. – Ты хоть знаешь, кто эта черная красотка, которую ты целуешь на первых страницах всех газет?

– Знаю, что она чудо, – Бруно лениво потянулся.