Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер
Шрифт:
Среди поборников женской эмансипации находились и такие горячие головы, которые ставили женский вопрос во главу угла. А. И. Герцен вспоминал о В. И. Кельсиеве, который, приехав в 1859 г. в Лондон, "пуще всего" хотел писать именно о нем. "Пишите прежде,- говорил ему Герцен,- об освобождении крестьян с землей. Это первый вопрос, стоящий на дороге"16.
Своеобразным знамением времени стала крылатая фраза Д. И. Писарева: "Женщина ни в чем не виновата",-которая прозвучала в 1801 г. в его статье "Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова". В этой статье, в частности, говорилось: "Мужчина гнетет женщину и клевещет на нее... Мужчина, постоянно развращающий женщину гнетом своего крепкого кулака, в то же время постоянно обвиняет ее в ее умственной неразвитости,
Пора, мне кажется, сказать решительно и откровенно: женщина ни в чем не виновата. Она постоянно является страдалицей, жертвой или, по крайней мере, страдательным лицом"17.
Сейчас нам кажется смешным и наивным с такой страстностью писать о необходимости уважения к женщине, о том, что она такой же человек, как мужчина, и имеет равные с ним права на труд, на образование, на общественную деятельность. Но в середине прошлого столетия такие слова для одних звучали как откровение, а другими воспринимались как революционное потрясение основ общества. Находились такие люди, которые серьезно считали, что загнанного на каторгу М. Л. Михайлова бог покарал за то, что он "хотел снять узду с женщин"18.
А. И. Герцен писал: "Чернышевский, Михайлов и их друзья первые в России звали не только труженика, съедаемого капиталом, по и труженицу, съедаемую семьей, к иной жизни. Они звали женщину к освобождению работой от вечной опеки, от унизительного несовершеннолетия, от жизни на содержании, и в этом-одна из величайших заслуг их"19.
Идеи равноправия, всеобщего образования, необходимости труда для женщин привилегированных классов, буквально висевшие в воздухе и материализованные на страницах передовых журналов, вызывали горячее сочувствие и отклик думающих представительниц прекрасного пола. Они воспринимали идеи Чернышевского, Добролюбова, Писарева о том, что в женщине имеются "задатки будущего богатого развитая, будущей плодотворной, любвеобильной деятельности" (Писарев), что необходимо лишь создать условия для развития этих задатков. И начинали действовать.
"Здесь идут от идеи..."
Она была без кринолина - обязательной принадлежности тогдашнего женского костюма, с обстриженными в скобку, как у мужиков, волосами, в темном шерстяном платье. Маленького роста, некрасивая, войдя впервые и дом, крикнула резким громким голосом: "Что здесь-баб принимают?" Во время спора она вскакивала с места, неистово кричала на весь дом и изо всей силы стучала кулаками о стол или стул - что подворачивалось под руку, при этом, но петушиному наскакивала на своего противника и так близко придвигалась к его лицу, что разбирал страх: еще минута и она пустит в ход кулаки...20
Не правда ли, приходит на память "передовая женщина" Авдотья Ннкитишна или Евдоксия Кукшина? Но это не персонаж из романа "Отцы и дети", придуманный И. С. Тургеневым. Это вполне реальное лицо - Е. А. Макулова, переводчица одной из петербургских редакции известная нигилистка с княжеским титулом, находившаяся под надзором полиции. Одним словом, женщина из породы новых людей.
Еще задолго до публикации романа "Что делать?" Н. Г. Чернышевского, в начале 50-х годов XIX в., в России появились новые люди. Если для первой четверти того столетия новый человек - дворянский революционер, декабрист, то для середины века - демократ, разночинец, выходец из семьи священника или мелкого чиновника, получивший образование. Избавляясь от родительской опеки или, хуже того, домашнего ига, новые люди толпами хлынули в обе столицы, чтобы разрушать старые основы, идеалы и утверждать свои, новые. Среды них было немало женщин.
Появление людей, занятых полезной общественной деятельностью, помогающих обездоленным, в условиях российской жизни действительно было явлением новым и весьма характерным. В столицах и провинции честных, хороших людей к началу 60-х годов оказалось так много, что Чернышевский назвал Лопухова, Кирсанова и Веру Павловну "обыкновенными людьми". В университетах, среди читателей
прогрессивной литературы, в школах, в больницах, в пауке они задавали тон, распространяли передовые идеи, обучили и воспитали несколько поколений. Тысячи людей из всех сословий благодаря им освободились от духовного рабства, нашли свой путь в жизни.Непримиримость к социальной несправедливости, к политическому и духовному гнету царизма, вера в грядущие великие перемены, нетерпеливое ожидание этих перемен и страстное желание работать для их ускорения, мысли о долге перед народом, стремление служить ему бескорыстно - вот что было характерно для нового человека эпохи первого демократического натиска на самодержавие. Новые люди стремились перестроить всю жизнь на новых, разумных началах. "Разумный эгоист" - термин, рождением которого мы обязаны Н. Г. Чернышевскому.
В 1850-1870-е годы общественно-демократическое движение, резко отрицавшее господствующую идеологию, мораль, бытовые нормы наведения, обозначалось также термином "нигилизм". "Нигилизм у всех на языке,-писал в 1863 г. в "Современнике" М. А. Антонович,- все о нем толкуют, как о предмете, известном и определенном, хотя никому не приходит в голову объяснить смысл этого слова и характер тех явлений, которые хотят им обозначить"21.
Действительно, при всей распространенности этого термина его крайне произвольно толковали и понимали современники, а затем и исследователи русского освободительного движения.
Нигилизму как социально-нравственному явлению были посвящены специальные монографии, изучались также происхождение и история самих слов "нигилизм", "нигилист"22. В результате коллективных усилий было установлено, что "настоящая история" термина "нигилизм" начинается "только с того момента, когда И. С. Тургенев применил его к типической психологии шестидесятника; внезапно, с чудодейственной быстротой, оно приобрело новый смысл и силу влияния"23. Хотя еще до Тургенева слово имело довольно широкое распространение и употреблялось Н. Надеждиным (1829 г.), Н. Полевым (1832 г.), В. Белинским (1836 г.), М. Катковым (1840 г.) и другими, без его романов оно никогда не приобрело бы такого огромного распространения как в России, так и за границей, какое имело в 1860-х годах и позднее.
"Тургенев создал слово "нигилист", сделавшееся ныне общепринятым и даже официальным словом,- записала внимательная наблюдательница.- Помяловский создал выражение "кисейная барышня", хотя и не пользующееся, подобно слову "нигилист", всесветской известностью, но всероссийской несомненно. Получить в 60-х годах прозвание "нигилист", "нигилистка" было почетно, "кисейная же барышня" - позорно"24. Именно так, но - только в среде людей, сочувствующих переменам или содействующих им. В обывательском же представлении, не говоря уже просто о ретроградах, образ нигилиста или тем более нигилистки - что еще хуже, страшнее,- сконструированный из таких чисто внешних признаков, как одежда, прическа, манеры поведения и т. п., выглядел пугалом.
Легко понять, чем нигилист пугал обывателя. Он (или она) - разрушитель. Он против суеверий, предрассудков, традиционных привычек. Он - враг лживых условностей. Единственный авторитет для него - разум. К тому же нигилист "усвоил себе несколько грубоватые манеры как протест против внешней полированности отцов"25.
"Все пошло в переборку", говаривали современники, начиная с основ государственного и общественного строя, религиозных воззрений вплоть до обычаев, костюма, прически. "Связанное общество до того истомилось, лежа без языка и движения, что готово было все поломать, лишь бы хватило смелости"26,-писала одна из новых женщин, Елена Андреевна Штакеншнейдер (1836-1897 гг.). Она-дочь придворного архитектора, "личность в высшей степени симпатичная, с широким литературным образованием, с тонким художественным чутьем"27, в доме которой на вечерах бывали П. Л. Лавров, М. Л. Михайлов, Шелгуновы, литературные знаменитости. Там же под руководством профессора Н. П. Федорова велись занятия для женщин по химии, читались общедоступные лекции.