Женский роман
Шрифт:
— Правда, что ли? — охнула мать, не веря своим ушам, и схватилась за пышную грудь, под которой билось большое и нежное ее сердце.
— Правда, — бормотнула девушка. — Я не стану вас печалить.
Мамаша вскочила со стула и бросилась к ней, схватив за локоть и развернув лицом к себе.
— Одумалась? — охнула она. — Золотая моя! Ты одумалась?! Я ведь знала, что моя Дейна самая разумная, самая послушная, самая лучшая дочка из всех! Что ж, твой пират тебе больше не мил, счастье мое?
— Я стану сеньорой Кальво, мама, вам этого мало? — устало спросила Дейна.
— Главное, счастье мое, чтобы и тебе этого было достаточно! А мать твоя счастлива
С этими словами мамаша Жасинта бросилась на задний двор. А Дейна вернулась к столам и лавкам.
С того рокового часа, когда Дейна смирилась с решением матери, дни по-прежнему бежали за днями. Было решено, что свадьбу сыграют в «Какаду и антилопе», а свадебный торт испечет сеньора Катарина. Сеньор Кальво безуспешно сражался с мамашей Жасинтой за каждый сантим. Хосе Бертино колесил по всему Исла-Дезесператос в поручениях, которые давала ему сеньора Руива. Дейна покорно примеряла покрывало из фламандского кружева и показывалась матери в юбке, как у испанской инфанты.
И только донна Йоханна горестно вздыхала, когда ей раз за разом приходилось ушивать платье в талии.
8. Норвежское кино
В конце рабочего дня во вторник в дверь постучали. И, не дожидаясь ответа, на пороге класса № 316 возник Максим Олегович Вересов собственной персоной. Традиционно спокойный, одетый в деловой темно-синий костюм и бордовую рубашку с галстуком в тон. Дорогая сердцу небритость была по-прежнему при нем.
— Добрый вечер, Марина Николаевна! — поздоровался он.
Мара подняла глаза от методички, которую читала перед этим, и едва удержала себя на стуле — хотелось вскочить и броситься к нему.
— Ааа… Это вы, — проговорила она. — Давно вас не было. Я уж озадачилась, куда вы пропали. На прошлой неделе видела вас чаще, чем вашего сына, а теперь хоть прогулы ставь.
Вересов в ответ расплылся в улыбке.
— Правда? Уж простите, в воскресенье я решил, что вы категорически желаете отдохнуть от моей персоны. А вот вчера я слишком поздно вернулся из Ровно. И даже мой звонок был бы крайне неуместным, не говоря уж о визите.
С трудом сдержавшись от того, чтобы поинтересоваться, что он делал в Ровно, Мара почувствовала, что уши начинают предательски краснеть. И, надеясь, что голос звучит бесстрастно, спросила:
— Понятно. А сегодня вы по какому вопросу? Связались с Натальей Анатольевной? Или потеряли номер?
— С Натальей Анатольевной мы связались. Все в порядке, спасибо. А пришел я пригласить вас в кино. В кино со мной пойдете?
— Куда пригласить? — удивилась Мара.
— В кино, — повторил Макс.
— А на что?
— На норвежское кино, — невозмутимо уточнил Вересов.
О норвежском кино Мара знала только то, что его могут снимать норвежцы. И то не факт. Но очень серьезно кивнула головой и сказала:
— В кино так в кино. Но из-за вас я рискую завтра сорвать урок.
— Мне должно стать стыдно? — бровь вопросительно взлетела вверх.
— А вам бывает стыдно?
Макс на мгновение задумался.
— Наверное, бывает. Иначе я получаюсь каким-то совершенно беспринципным нахалом. Но пока во всем, что касается вас, мне совершенно не стыдно.
— Я не знаю, чувствовать мне себя польщенной или оскорбиться, — засмеялась Мара, закрывая методичку. Потом беззаботно
сунула ее в стол. И встала. Сегодня ее внешний вид отличался от обычного. С утра она, отговорившись от самой себя банальным «захотелось», надела платье. Платье было шерстяное, серое, строгое, с глухим горлом и белым острым воротничком. Но выше колена. Немножко. Надевала его она редко, потому что предпочитала все-таки брюки. Но в шкафу висело, периодически выгуливалось. Иногда, когда она бывала в настроении, даже оживляла его жемчужным гарнитуром из ожерелья и сережек, купленным на выпускной. Сегодня был тот самый случай. И она тайно радовалась, что ее «настроение» совпало с визитом Вересова. Потому что подобным настроением она и была обязана тем, что с утра еще решила — если он не объявится во вторник, то она не снимет брюки до конца учебного года.— Между прочим, вы и есть нахал, — вдруг сказала Мара, оказавшись возле Вересова уже в пальто и берете.
— Как скажете, — кивнул Макс и открыл перед ней дверь, подавляя в себе жуткое желание сдернуть с нее берет.
А уже в машине, поглядывая на ее коленки, заметные между полами пальто, заявил:
— Сеанс в полдесятого. Ужинать едем?
Мара улыбнулась уголками губ и бросила сумку на заднее сидение. Потом деловито пристегнулась и ответила:
— То, что вы — стратег, я еще в пятницу поняла. Едем.
Они ужинали в лаунж-ресторане, где Вересову нравилось бывать, и где его знали. Говорили о чем-то незначительном. Макс с полусерьезным видом болтал о кинематографе, современном и пятидесятилетней давности, Мара рассказывала о том, что кино любит преимущественно итальянское, старое, и немного французское, признавшись, что ничего не понимает в норвежцах. Со стороны Максу они скорее напоминали давно женатых супругов, случайно встретившихся в конце дня и непонятно по какой причине решивших провести вместе вечер. Посмеявшись про себя, подумал о том, что безоговорочно согласен на первую часть, но в отношении второй заявил бы протест.
По давней привычке оценив платье Мары с точки зрения, как поскорее снять, Вересов и эту мысль отбросил за ненадобностью. Не сейчас, и даже не сегодня. Мара — не его клиентка/коллега/администратор гостиницы, с которой можно нескучно провести вечер, переходящий в ночь, а наутро не вспомнить, как звали ту, рядом с которой проснулся, если не уехал домой посреди ночи.
И Макс позволил себе испытывать странное умиротворение. Он снова и снова рассматривал ее лицо, словно видел его впервые. Или старался разглядеть то, что мог пропустить. Он снова и снова останавливался на ее глазах, когда Мара поднимала их на него. И, кажется, впервые и совершенно отчетливо понимал, что больше всего на свете хочет, чтобы эти глаза смотрели на него как можно чаще. Это было совершенно незнакомое ему желание. Собственно говоря, он никогда не стремился иметь постоянные обязательства. Случившийся случайно давно забытый брак он принял без жалоб, но развод счел подарком судьбы.
Когда неделю назад Максим сидел на родительском собрании в школе, глядя на классную руководительницу сына, он еще не осознавал, что именно эту маленькую, деловую и ужасно строгую девчонку он хочет видеть рядом с собой долго. Очень долго. Всегда.
Было в ней что-то такое, что заставляло биться быстрее его сердце и волноваться о том, как она провела свой день.
Максим продолжал что-то говорить и слушать, когда у столика возник официант.
— Желаете что-то еще?
— Кофе, — машинально ответил Вересов и перевел взгляд на Мару.