Женский взгляд

– Нет, такой способности у меня нет ни в открытых, ни в будущих, пока неактивных. Было бы неплохо врачу такую иметь, - ухмыляется.
– Говоришь, врач скорой помощи? Не может быть, чтобы мы не пересеклись за полгода ни разу. Как его звали?

– Не знаю, я не видела ни характеристик, ни внешности из-за маски. Какие-то способности у тебя все же есть?
– мне очень интересно его расспросить, и ему не отвертеться.

– Да, повышенная регенерация, если палец сломаю - срастется за сутки.

Кажется, я присвистнула.

– Невидимость. Думаю, ты имела возможность наблюдать эту способность в действии,- киваю, соглашаясь, - И еще ускорение. Первоначально это казалось чем-то невероятным, волшебным. Но, на самом деле, ничего особенного, откат у способностей сутки. И мутит после ускорения так, будто мотало на аттракционе для взрослых минут пятнадцать - не самые приятные ощущения. Да, и как показывает практика, необходимость в них возникает не часто. Но, конечно, когда стоит вопрос жизни и смерти, выбирать не приходится.

– Обалдеть! Я что, тоже так смогу? Что-то мне заранее страшно, - я не до конца понимаю, как это работает, а неизвестность всегда пугает. Разум мечется, не зная: ликовать или отдаться панике.

– Твой уровень настолько мал, я даже не знаю, что тебе на это сказать. В среднем у людей уровень социальной значимости - десятый. Все, кто перешагнули этот рубеж, считаются выше остальных, как бы сверхлюди. Таких очень мало среди молодых, ведь большинство добиваются чего-то и зарабатывают уважение к старости, либо работая с людьми. Рождение детей тоже влияет на твою значимость.

– Когда у тебя появился интерфейс - то сразу были эти способности?
– мне не дает покоя перспектива стать супер-женщиной.

– Нет, что ты! Для становления Хиро, то есть героем, Система требует прокачки основных навыков. Для того или иного бонуса на выбор. То есть я получил то, чего хотел, что выбрал для себя сам. У тебя, так как ты женщина, могут быть совершенно иные варианты, да и выбор только за тобой.

– Круто...
– я в такой растерянности, даже не задумывалась о подобных возможностях Системы.

– Тот парень, на скорой, о чем вы с ним говорили?
– Лев возвращается к теме "аварии". Похоже, заинтересовался не на шутку.

– Я нашу встречу помню урывками, только его слова об инфополе: ощущение, что он выжег их у меня на подкорке, - не вижу смысла что-то скрывать ото Льва, он открыл мне куда больше.

– Интересно, у меня было иначе. Шел по улице, сделал шаг и очутился в белой комнате, точнее в каком-то равномерно светящемся пространстве. Я, как раз, наоборот, нечетко помню, что происходило. Меня окружали какие-то люди, а может и не люди. Они копались в моем сознании, рассказывали о вселенском инфополе, о тысячах людей избранных Системой, - медленно перечисляет Лев, будто вспоминая, - Еще говорили об этапах отбора, в котором мы все должны принять участие. Если, конечно, станем этого достойны. Насколько я понял, нам дан интерфейс сроком на один год, а что будет дальше - не знает никто. Ты первая, кого я встретил, с интерфейсом. Это удивительно.

– Да уж, - ошарашенно отвечаю на автомате. А у самой паника:

"Сроком на один год? Всего-то? Столько всего нужно успеть! Все-таки у меня отберут интерфейс. Я не хочу!", - хочется выть от безысходности.

– Лев, а ты уверен, что интерфейс исчезнет?
– спрашиваю жалобно.

– Как я могу быть в чем-то уверен? Я сделал такие выводы, потому что лицензия у меня продлена на год. Ты что, не смотрела у себя в закладке "О программе"?

– Нет, - даже признаться стыдно, - столько всего навалилось, я еще не успела до конца интерфейс изучить.

– Кулема. Ну, посмотри сейчас, что написано?

Открываю интерфейс, смотрю закладку: все что сказал Лев - правда. Читаю описание и впадаю в шок. Системный текст гласит:

Augmented Reality! Platform. Home Edition

Версия 7.2.

Copyright 2101-2117 "Первая Марсианская компания"

Авторские права защищены.

Зарегистрирована на Евгению Михайловну Колесникову.

S/N C4R-7702D-2102770.

Годовая однопользовательская лицензия.

Премиальный аккаунт.

Дата активации: 27.04.2017 12:00.

Дата окончания: 27.04.2018 11:59.

– У меня то же самое, - удушающая волна страха накатывает так, что никакой коньяк не спасет.
– Первая Марсианская компания? Серьезно?

– Мы не одни во вселенной, об этом даже по телевизору говорили, - глаза Льва смеются, - Или так быстро привыкла к интерфейсу и не хочется с ним расставаться? К хорошему быстро привыкаешь.

Беру бутылку и разливаю коньяк. Мне нужно срочно выпить - слишком много свалилось на мою бедную голову. Руки трясутся, горлышко бутылки дребезжит о стекло и несколько капель попадает на стол. Понаблюдав за моими мучениями, Лев, деликатно оттеснив меня, наполняет бокалы выверенными движениями. Беру свой и, стуча о край зубами, опрокидываю в себя. Горячий поток спускается по пищеводу, согревая и расслабляя.

– Ну что ты так дрожишь? От нас ничего не зависит, точнее не зависит отведенный нам срок. Но только мы сами решаем, действовать нам или сидеть сложа руки. Ты, я смотрю, без интерфейса особо не утруждалась благими делами, так? Но ведь теперь все изменилось, неужели, даже если сейчас твои показатели погаснут, ты сможешь с таким же безразличием смотреть на нуждающихся в твоей помощи людей? Увидишь, что можешь помочь и пройдешь мимо, заведомо зная, как влияют благие дела на твое сознание?

Сижу, понурившись. Мне все еще страшно, но слова Льва вселяют надежду. Киваю, соглашаясь, так и продолжая смотреть в пол.

– У меня сегодня на операционном столе пациент умер, - неожиданно заканчивает он свою бравую тираду.

Я встрепенулась, ошарашенно смотрю на Льва.

– О, Господи!
– не знаю, что говорят в таких случаях, ведь он не родственник, и я не знаю, была ли это врачебная ошибка, винит ли он себя, - Мне так жаль.

– Рак, четвертая стадия. Он был обречен. Я, по возможности, всегда старался оперировать именно самых сложных больных, не боялся браться за запущенные случаи, безнадежные. Никто из врачей не хочет "мараться" и расширять свое "кладбище". А мое подсознание мне и без всякого интерфейса говорило: "Ты должен!" - иди и сделай. И, ты знаешь, шел и делал. Да, многие умерли, к сожалению, я не Господь, но многие и выкарабкались. В них не верил никто, даже родственники уже начинали оплакивать. Но сколько бы ни умирало людей у меня на столе, каждый раз я чувствую вину и боль утраты. Какие бы плохие они к тому моменту уже ни были. Никто ни разу не заикнулся, ни коллеги, ни родственники, ни словом, ни взглядом, что я плохо старался или что я виноват. А совесть-то она вот где, - кладет руку на сердце, - ее не обманешь.

Сижу, как громом пораженная, слушая его. Такой исповеди я не ожидала. Какой великий человек. Я даже не задумывалась о том, каково это - нести такое ярмо. Заново дарить умирающему жизнь, или хотя бы надежду, чтобы он существовал не болью, умоляя о смерти, а верой. По мне - так лучше уснуть на операционном столе и не проснуться, чем чахнуть, изо дня в день мучаясь и видя лишь боль в глазах родных.

А Лев все говорит:

– Наверняка с теми людьми, кто выжил всем назло, репутация у меня была прокачана, что надо - усмехается.
– А вот с родственниками, особенно исцелившихся пациентов, я всегда контактов избегал. Мне казалось, что то, что я делаю - очевидные вещи. Это мой долг, я не могу иначе. Просто не смогу самому себе в глаза смотреть, если отступлюсь, струшу. А все их благодарности и заискивания - не мог выносить, стеснялся принимать похвалу, она меня даже злила. Эти насильно всовываемые конверты и бутылки. Я тебе потом шкаф на работе покажу с коньяками. Я их не пью, но коллекционирую. Этот, - ткнул он пальцем в бутылку, - двадцатилетней выдержки, из какой-то коллекции. Стоит тысяч пятьдесят..